Разрешение на право жительства в Польше для граждан Украины теперь зависит от их отношения к Степану Бандере. Как пишет польская газета Rzeczpospolita, чиновники задают желающим остаться в стране вопросы о том, как они относятся к лидеру украинских националистов. Если они отказываются отвечать или уклоняются от вопросов, им отказывают в праве на пребывание в Польше. Такую практику подтвердили в канцелярии губернатора Мазовецкого воеводства Здзислава Сиперы. Ранее польский парламент принял поправки к закону об Институте национальной памяти. Новый документ запрещает пропаганду «бандеровской идеологии» и предусматривает штраф или три года заключения за подобные действия. Ведущий Петр Косенко обсудил ситуацию с обозревателем отдела внешней политики газеты «Коммерсантъ» Максимом Юсиным.
Фото: Сафрон Голиков, Коммерсантъ / купить фото
— Что означает это решение? Не очень понятно, насколько оно гласное или нет, но, тем не менее, оно явно выбивается за рамки классических принципов, которые существуют в Евросоюзе.
— Выбивается, согласен. Более того, выбивается из той философии украино-польских отношений, к которой мы привыкли за последние годы, а, может, даже и десятилетие, — что Польша — главный лоббист Украины в Евросоюзе и в Европе в целом, который закрывает глаза на все отклонения Киева от демократии в ее классическом понимании.
Теперь получается, что Польша оказывает очень жесткое идеологическое давление на украинцев, которые хотят туда переехать.
В общем, это, конечно, очередной, крайне неприятный сигнал для киевских властей, показывающий, что с Польшей им еще долго надо будет пытаться выстроить отношения и вернуться хотя бы к тому уровню, на котором отношения были при Кучме, Ющенко или Януковиче. Сейчас эти отношения гораздо хуже.
— Ведь отношения между Киевом и Варшавой ухудшались в последние годы во многом из-за исторических споров вокруг событий Второй мировой войны, в частности, Волынской резни. Сейчас на повестке также конфликт еще и Польши с Евросоюзом относительно вопросов участия поляков в геноциде евреев во время Второй мировой войны. Нет ощущения, что Варшава определенным образом начинает дистанцироваться от единой линии Брюсселя, и, соответственно, это сказывается на отношениях с Киевом?
— Она давным-давно дистанцировалась от единой линии Брюсселя по многим параметрам. А что касается Киева, то от Брюсселя Киев далеко, а от Варшавы совсем близко. Это историческая зона влияния, как там теперь считают, поэтому здесь они к Брюсселю уж точно не будут прислушиваться, тем более, к Парижу или Берлину, и уж подавно к Москве.
— Насколько это противостояние между Киевом и Варшавой скажется на отношениях Варшавы и Москвы?
— Никак не скажется. Польша как была, так и останется нашим главным геополитическим оппонентом и соперником в Европе еще на много десятилетия вперед.
И никакие их тактические, а, может, и стратегические споры с украинцами никак не улучшат отношения между Москвой и Варшавой, к сожалению.
— А возможна экстраполяция этого опыта, который сейчас поляки используют в отношении украинцев в контексте Степана Бандеры, на отношение к русским?
— Думаю, нет, это совсем другая история.
— То есть польские власти не начнут, например, спрашивать русских, как они относятся к событиям в Катыни?
— Могут начать, конечно. Но, на самом деле, все равно на уровне эмоциональных межчеловеческих отношений между нами и поляками нет таких раздражителей, как между украинцами и поляками. Речь идет о событиях на Волыни, всего, что касается УПА, Бандеры, и так далее. Потому что там действительно десятки тысяч убитых, за которых никто не покаялся.
Мне, например, совершенно не стыдно сказать без всякого давления о том, что сталинский режим совершил чудовищные преступления, уничтожив тысячи польских военнопленных. Точно так же, как этот режим уничтожил миллионы моих соотечественников. Мне абсолютно это несложно, и это не будет для меня каким-то там испытанием.
— Но в девяностые годы Россия признала это преступление.
— В том-то и дело.