— Довлатов — культовая фигура в России, но на Западе его мало знают. Как вам видится зарубежная судьба картины? Ведь у нее интернациональный кастинг, польские и сербские сопродюсеры…
Фото: РИА Новости
— Дело не в Довлатове, а в самом типе кинематографа, который нас интересует. Первые варианты сценария, который мы предложили иностранным партнерам, столкнулись со сложностями в понимании, и найти международное финансирование было непросто. Даже авторское кино все больше коммерциализируется, упрощается и уплощается, и это, увы, задает критерии. У нас возникла вилка опций — упрощать для иностранцев или нет. Решили — нет. Конечно, старались сохранить внятность истории, но все же делали русскую картину, а не «международную».
— Сработало в Берлине?
— Вроде бы поняли. Я, во всяком случае, боялся, что поймут хуже. И горжусь тем, что в этом эксперименте мы все же не пошли в сторону упрощения. Конечно, фестивальная аудитория отличается от обычной, и все же меня поразило, что на занимающих, кажется, семь минут финальных титрах (благодарности всем, кто помог) семьдесят процентов зала сидело не шелохнувшись. И еще, мне кажется, фильм о судьбе художника в России попал в контекст, ведь когда мы его начинали, не было еще истории с Кириллом Серебренниковым.
— Довлатова сыграл сербский актер. Как удалось его погрузить в российский культурный климат?
— Когда говорят «кто не нюхал с детства прокисший борщ, тот не сыграет русскую душу», это преувеличение. Хороший профессиональный актер может все. И Милан Марич почувствовал себя в Берлине прямо-таки секс-символом: его здесь приняли и полюбили.
— А оператора позвали польского. Почему?
— Польские операторы иначе снимают, польская операторская школа немного другая и более живая. Мы снимали в выселенных зданиях, это не студийные павильоны, там трудно разместить свет. Лукаш невероятным способом сумел с ограниченным объемом света создать ощущение свободы в кадре, он свел на нет многие технические ограничения, которые мешали нам на предыдущих проектах.
— Но вот художника-декоратора вы все же взяли из собственной страны и даже из собственной семьи — Елену Окопную, вашу жену. Что скажете?
— Могу сказать, что я выгодно женился.
— Брак по расчету…
— А вы как думали? Описать предметный мир начала 1970-х нелегко. Как ни странно, осталось не так много фотографий, всюду ходят одни и те же. Елена Окопная со свойственной ей маниакальностью стала погружаться в этот мир. Она сканировала старые обои и делала их редизайн, сдвигала изображения — птичку налево, островок направо. Бесконечно меняла местами мебель в интерьере. Иногда я боялся, что она сойдет с ума от такой интенсивности погружения в эпоху. И подтвердилась догадка, что художником-декоратором и художником по костюмам в кино может работать человек без специального образования — если он одарен.
Реликты и аккаунты
Берлинский фестиваль продолжает показы фильмов конкурсной и параллельных программ. О том, какое место занимают в них работы российских кинематографистов, рассказывает Андрей Плахов.