Из чего состоит опера
Проект Сергея Ходнева
Опера непонятна, смехотворна, абсурдна, противоестественна. В век сериалов и YouTube рассказывать зрителю о замшелых страстях и тяжеловесных перипетиях путем пения — что может быть страннее? Однако напрасно думать, что для такого вопроса возникли основания только сейчас. В новом проекте Weekend Сергей Ходнев будет рассказывать, из каких компонентов состоит опера, почему они появились и чем интересны современному слушателю
Даже в самые, как нам кажется, великолепные для нее времена опера так и ходила в странных явлениях, которые непонятно как соотносятся с жизнью. Интеллектуалы XVII, XVIII, XIX, XX веков смотрели на современную им оперную сцену и пожимали плечами: что это, зачем это? И повторяли на разные лады что-нибудь такое: "Тот, кто идет в оперу, должен оставить здравый смысл дома" (Иоганн Кристоф Готшед, 1730).
Но именно благодаря этому пожиманию плечами и недоумевающему взгляду опера — не театр кабуки, не что-то застывшее в одних и тех же эстетических формах. С ней всегда что-то происходит, и то, что нам кажется моментами ее благополучия, великолепия, массовейшей востребованности,— на самом деле периоды очередных поисков, споров, экспериментов. Собственно ей, которую Державин называл "сокращением всего зримого мира", на роду было написано отображать и концентрировать все актуальное, что было присуще западной культуре в определенный момент — оставаясь при этом не оранжерейным артхаусом, а нарядным времяпрепровождением.
С одной стороны, теперешний общеупотребительный репертуар оперных театров — торжество ретроспекции: в нем мирно и на равных правах с современными уживаются произведения столетней, двухсотлетней, трехсотлетней давности. С другой — это не музей, не "галерея старых мастеров", а вечно обновляющаяся художественная реальность: меняется интерпретация, меняется театр.
Эти изменения на поверку волнуют на удивление обширный для столь абсурдного искусства круг. Мало кто из первых встречных станет запальчиво говорить о положении дел, допустим, в современной академической музыке. Но зато многие охотно поддержат беседу о том, что в опере нынче развелось охальников, которые заставляют героев Верди и Чайковского выходить на сцену в джинсах, в тоталитарных шинелях или вовсе голышом. И все равно встреча с оперой, даже такой, продолжает восприниматься как нечто чинное, важное, бонтонное, все равно партер наряден, а ложи блещут, все равно на премьеры в капища вроде Зальцбурга или Байрейта стекаются главы государств и прочие знатные особы.
Значит, все-таки есть вполне себе постижимая структура, в которую встраиваются все новые комбинации вкусов, ожиданий, пристрастий. Как эта структура устроена, что в нее входит, когда и для чего появились ее отдельные элементы? Разобраться в устройстве оперы — задача более посильная, чем с непривычки отсидеть четырехчасовое действо, где поют, поют и поют без умолку. Зато, разобравшись, можно от этого действа испытывать более осознанное удовольствие (или неудовольствие).