В Пскове прошел Пушкинский фестиваль, существующий уже четверть века, но только в последние годы расширивший свой репертуар и впустивший в программу не только классику, но и современность. Аллу Шендерову это очень порадовало.
Фото: Андрей Кокшаров
За эти 25 лет на фестивале, основанном когда-то чтецом и пушкинистом Владимиром Рецептором, бывало всякое. И даже в последние годы, когда продюсером смотра стал руководитель театрально-концертного объединения Псковской области кинорежиссер Дмитрий Месхиев, случались события и со знаком плюс, и со знаком минус. Нынешний двадцать пятый фестиваль, арт-директором которого выступил питерский критик Андрей Пронин, длился одиннадцать дней и включал в программу не только спектакли, выставки, лекции и диалоги с публикой, но и знаменитую режиссерскую лабораторию Олега Лоевского, по правилам которой пять приглашенных режиссеров выбрали по современной пьесе и пять дней репетировали с артистами псковского театра, а потом показывали свой эскиз. Решать, станет ли он полноценным спектаклем, предоставлялось зрителям, кидавшим в специальные черные цилиндры бумажки с «за» и «против».
Самым завершенным показался эскиз ученицы Сергея Женовача Надии Кубайлат по пьесе Юлии Тупикиной «Ба». Похоже, само название фестиваля подсказало режиссеру решение: она поставила посреди сцены рояль и стилизовала героев, парочку тридцатилетних хипстеров, под завсегдатаев светского салона, нарядила успешную телепродюсершу в бальное платье, а ее приятеля во фрак и заставила щебетать текст в перерывах между фортепианными пассажами. Не щебетала на сцене только Ба в отличном исполнении Галины Шукшановой — сибирская старуха, приехавшая навестить внучку и то ли ломающая героям жизнь, то ли спасающая от фальшивого «салонного» существования.
Елизавета Бондарь показала эскиз по пьесе американца Эрика Дюфо «Гробница малыша Тутанхамона». Это новая и почти неизвестная у нас пьеса, в которой вечный сюжет — трудные отношения матери и дочери — получил неожиданное развитие: дочь кончает с собой, а мать-художница, номинированная на некую престижную премию, упорно продолжает рисовать картинки про Тутанхамона, постепенно зарисовывая грань между комиксом и реальностью.
Точным и остроумным в этой работе было оформление, предложенное самим режиссером и спасшее эскиз от излишней реалистичности. С колосников на сцену спускается белый занавес, по ходу действия оказывающийся постепенно сдвигающимся листом бумаги, к которому героиня (Наталья Петрова) испытывает почти наркотическую тягу: рисует сразу после известия о смерти дочери, во время диалога о похоронах и так далее. Но смерть проникает и в комикс, ведь маленькому Тутанхамону было всего девять, и он так хотел встретиться с умершей мамой.
Три из пяти эскизов порадовали не только хорошим режиссерским решением, но и актерской точностью и даже жадностью. На сегодня труппа псковского театра выглядит вполне боеспособной, причем отличные работы есть и у совсем молодых, и у среднего поколения, и у заслуженных «стариков».
Кроме эскизов и даже премьер, выпущенных с местными артистами приглашенными режиссерами,— так, например, на фестивале показали «Каштанку», режиссерский дебют актрисы Юлии Пересильд (как оказалось, она родом из Пскова),— в программе были и спектакли «варягов». Одна из удач — минималистичные «Мертвые души» Олега Липовецкого, поставленные в лесосибирском театре «Поиск», где всех гоголевских персонажей играют три артиста, перекидывающиеся ролями так же быстро и виртуозно, как и деталями костюмов советского образца, которыми завешена вся сцена (зрители сидят не в зале, а тут же, в двух шагах).
Но самым необычным событием фестиваля показался «Онегин-жест». «Иммерсивный спектакль в жанре социальной хореографии» — так хореограф Татьяна Гордеева и драматург Екатерина Бондаренко назвали часовое представление, в котором артистами становятся сами зрители. «Каждое наше утро — это современная хореография»,— говорит Гордеева, предлагая зрителям несколько упражнений на разогрев. Потом публику делят в соответствии с тем, кто знает наизусть «Письмо Татьяны», кто целую главу из «Онегина», а кто не знает ничего. Читать стихи не приходится — вместо этого авторы кормят участников конфетами и предлагают выполнить не всегда понятные, хотя и смешные, упражнения. Расшевелить аудиторию и заставить почувствовать себя в актерской шкуре авторам социальной хореографии явно удалось. А то, что Пушкина в этом спектакле больше не упоминают, так это, пожалуй, и к лучшему. Нам давно пора отучиться пристегивать «солнце русской поэзии» к каждому нашему жесту.