Гитлер и Сталин: новый взгляд из архива

В календаре сошлись две даты: 85 лет со дня прихода к власти Гитлера и 65 лет со времени смерти Сталина. Но это совпадение — не единственное, что сводит две исторические фигуры.

В массовом сознании пришедший к власти в Германии 85 лет тому назад Гитлер остался бесноватым фюрером. Полусумасшедшим, который «путем интриг и заговоров» (а не в результате всеобщих и многопартийных выборов) «захватил высшую исполнительную власть». А как в действительности воспринимали в Кремле вообще и Сталин лично основателя и вождя нацистской партии, рейхсканцлера германского правительства и создателя Третьего рейха и его проект?

Это одна из самых оберегаемых тайн российских архивов. Передвижные выставки «В штабах Победы» клонируют ежегодно. А огромная группа документов под шифром «Г» («Германия», «Война с Германией») из фонда N 46 описи N 3 (политбюро) как была захлопнута дверями сейфов в Особом секторе ЦК ВКП(б) семь десятилетий назад, так по сей день и остается наглухо закрытой в Президентском архиве. Тем не менее то там всплывают, то здесь обнаруживаются документы, которые позволяют если не собрать пазл большой игры «Сталин и Гитлер», то хотя бы соединить важные точки будущей картины.

Цензорские приоритеты

Начнем с конца и с главной проблемы: с Нюрнберга и с вечного и главного вопроса — человеческой цены многоходовой геополитической игры Сталина и Гитлера. Понятно, что вождь дирижировал деятельностью советской делегации на процессе главных военных преступников. И ключ к ответу на поставленный вопрос — в цензорских приоритетах Сталина. Недавно появилась возможность эти приоритеты оценить.

В сталинском личном фонде всплыл на поверхность и стал доступным любопытный документ. Это проект вступительной речи главного обвинителя от СССР на Нюрнбергском процессе, прокурора Украинской ССР Романа Руденко. Чем примечателен этот машинописный текст на 79 страницах? Тем, что наглядно показывает то, что Руденко собирался сказать, и то, что сказать ему не дали (если сравнить с окончательным вариантом текста). Не дал лично Сталин. Своей правкой и комментариями на полях. Основной массив правки текста касается двух позиций, о них и поговорим.

Прежде всего Сталин ставил под сомнение главный объективный итог большевистско-нацистских отношений: катастрофическую цену Победы, выраженную в человеческих жизнях.

Руденко, например, пишет: «Гитлеровскими палачами были истреблены миллионы советских людей». Сталин подчеркивает «миллионы» и ставит знак вопроса. Это о жертвах.

В другом месте Руденко напоминает суду о людях, угнанных в фашистское рабство: «Как установлено документально, из Советского Союза в немецкое рабство было угнано несколько миллионов советских граждан, сотни тысяч были угнаны в немецкое рабство из Польши, Чехословакии и Югославии». Сталину опять не нравятся эти «миллионы» в применении к советским гражданам. Он подчеркивает и саркастически спрашивает автора: «Сколько же?»

Кремль вмешивался в президентские выборы в США

О мучениках из нацистских фабрик смерти: «Уже назывались здесь лагеря Майданек и Освенцим с газовыми камерами, где было убито свыше 5,5 млн ни в чем не повинных людей». Сталин подчеркивает цифру и (уже предсказуемо) ставит знак вопроса. Пять с половиной миллионов? Убито? В газовых камерах? Похоже, искренне поражается таким «эффективным» геноцидом...

Далее (по тексту) недовольство кремлевского цензора печальной арифметикой продолжается. В частности, Верховному главнокомандующему не нравится констатация того, что «в гитлеровских концлагерях были замучены сотни тысяч, миллионы советских людей из гражданского населения, а также бойцов и командиров Красной Армии». Он подчеркивает «миллионы» и опять ставит знак вопроса.

Тенденция налицо: при оценке преступлений нацизма Сталин делает все, чтобы никогда не появилась на свет ни хрущевско-брежневская цифра в 20 млн, ни горбачевская в 26 млн.

При этом Руденко в речи на процессе с точностью приведет количество угнанных захватчиками 7 млн лошадей, 20 млн голов свиней, 27 млн овец и коз и 17 млн голов крупного рогатого скота. Он перечислит 239 тысяч испорченных электромоторов, 175 тысяч металлорежущих станков и т.д. К этим цифрам у Сталина претензий не будет. Удивления они у него не вызовут. Зато сколько миллионов советских людей погибло на войне, в обвинительной речи главного обвинителя от СССР мир не услышит.

Вторая тема, которая вызвала приступ редакторской аллергии Сталина,— еврейская.

Руденко: «<...> массовый угон советских граждан на подневольную работу в Германию, а также физическое истребление взрослого населения — женщин, стариков и детей, особенно русских, украинцев, белорусов, повсеместное истребление евреев».

Заметим, что речь идет об СССР. Но Сталин подчеркивает и пишет на полях: «А Польша, Чехословакия, Югославия?» Не понравилось «повсеместное истребление евреев».

Руденко пишет в проекте выступления: «Население этих стран, и в первую очередь славянских стран, особенно русские, украинцы, белорусы, евреи, подвергались беспощадным репрессиям, вплоть до физического уничтожения». Сталин опять не согласен с включением евреев в состав «населения славянских стран» и признанием их «физического уничтожения». Недовольство принимает политически корректную форму: «А поляки? Чехи? Югославы?»

Главное, впрочем, не меняется: важно, чтобы не было никакой арифметики. Без цифр. И вот уже цензорский карандаш вождя вычеркивает упоминание о том, что «только в Киеве и Днепропетровске за период их оккупации немцами было истреблено более 60 тысяч человек». Понятно, что в основном лиц еврейской национальности (к февралю 46-го уже было все подсчитано), но знать об этом широкой публике не дано. В Нюрнберге эти данные не прозвучали.

А вот что Сталин зачеркивает из предложенного Руденко обобщенного определения германского фашизма:

«Произвол, насилие, надругательство над человеком были возведены гитлеровцами в принцип. Они бросили в тюрьмы сотни тысяч людей без судебного разбирательства, подвергли их преследованию, ограблению, порабощению, пыткам и уничтожению. Они преследовали, пытали и убивали по политическим, расовым и религиозным мотивам, а зачастую и без всяких мотивов».

Почему этот пассаж удален? Ведь все верно: если убрать одно слово — «гитлеровцы» — и заменить его, скажем, на «хунту Пиночета», то получится один к одному. Но хунты в те годы не было, а Сталин был, и вот вычеркнул. Почему? Видимо, сработало политическое чутье и понимание, что замена может быть... другой.

Есть только одно объяснение, самое простое: главный цензор усмотрел в тексте Руденко намек на вредительское совпадение, распознал признаки, о которых составитель документа и не думал — клевету и поклеп на советский общественно-политический строй и его правоохранительные, компетентные органы, на суд и прокуратуру, систему исполнения наказаний. Сталин зачеркнул зловредный абзац (см. иллюстрацию). И не только этот: в итоговой речи Руденко «гитлеровская партия» упомянута один (!) раз, причем без ее официального названия (национал-социалистическая немецкая рабочая). Однократно, вскользь произнесено и слово «идеология». Не вызывает сомнений: все, что наталкивало даже на малейшие аналогии, было подчистую вымарано.

В полном согласии с этими негласным директивными указаниями, явленными правкой вождя по тексту прокурора Руденко, советская пропагандистская машина десятилетиями будет трактовать фашизм и Гитлера. И маниакально выискивать и преследовать, в том числе судебным порядком, любые сравнения.

Исследуя призывы

Документы из архива политбюро и сталинского «личного фонда» говорят о том, что правка Сталиным речи Руденко была отнюдь не спонтанной или конъюнктурной. Наоборот, она видится закономерной. Сталин шел к ней 25 лет, и это не трудно проследить.

На бирже советской политической технологии главные котировки агитации и пропаганды фиксировались дважды в год: к 1 Мая и 7 ноября — тогда публиковались призывы ЦК ВКП(б)-ЦК КПСС. К весеннему празднику тематика больше отвечала «интернациональной солидарности» и ленинско-сталинской «мирной внешней политике». В годовщину Октябрьской революции было больше лозунгов на тему строительства «социализма в одной отдельно взятой стране». Лозунги почти всегда подавались на утверждение Сталину. Многие он оставлял. Другие переписывал. Третьи зачеркивал. Что-то добавлял.

Каким хозяином страны был Ленин

Изучая сталинские правки призывов по теме «Германия-нацизм-Гитлер», нельзя не заметить: все предвоенные годы Сталин постоянно и сознательно снижал градус антигитлеровского настроя своих подчиненных, а значит, и подданных. А после подписания пакта о ненападении и договора о дружбе с Германией в 1939-м сезонная «вакцинация» против нацизма в советском обществе вообще сойдет на нет.

Уже в октябре 1933 года Сталин вычеркивает предложенный призыв «Свергать капитализм и фашистскую диктатуру!». Напомним фон: та осень была тревожная, лидер немецких коммунистов Эрнст Тельман в тюрьме, в Лейпциге идет процесс против Георгия Димитрова и группы болгарских коммунистов, обвиненных в поджоге Рейхстага.

Реакция на это Сталина? Он зачеркивает призыв: «Да здравствует т. Тельман!» В определении «пролетариата Германии» замарывает «стойко борющийся против террора и гнуснейших провокаций фашизма!». Убирает лозунг: «Фашистская клевета и провокации бессильны против растущего влияния в массах славной коммунистической партии Германии!» и не соглашается, что Димитров с товарищами «мужественно защищают дело коммунизма в фашистском застенке!». Такая правка плохо согласуется с разговорами о кремлевской солидарности, но именно так и было.

Год спустя, в октябре 1934 года, вождь зачеркивает в представленном на визирование перечне призывов предупреждение Красной Армии: «Японский империализм и германский фашизм готовят нападение на Советский Союз. Трудящиеся Советского Союза! Крепите обороноспособность нашей великой родины! Да здравствует наша славная, непобедимая Красная Армия и ее героический отряд — Краснознаменная Дальневосточная!» Напомним фон: незадолго до этого Гитлер расправился со штурмовиками во время «ночи длинных ножей». По-видимому, в Кремле удовлетворились итогами, расслабились.

После убийства Кирова и первых признаков Большого террора главные враги Сталина — троцкисты и бухаринцы. Так что к 1 мая 1935 года вождь решительно вычищает из списка праздничных лозунгов позицию N 7: «Германский фашизм, оголтелый отряд мирового империализма, несет войну, разорение и порабощение народам, лихорадочно готовит нападение на Советский Союз. Долой провокаторов и организаторов войны! На защиту Страны Советов — отечества трудящихся всего мира!»

Май 1936-го. Эрнст Тельман продолжает заживо гнить в нацистской тюрьме. Он и загнанная в глубокое подполье Компартия Германии уверены, что товарищ Сталин в Кремле думает и о них. А Сталин, похоже, уже окончательно списал со счетов вождя немецких братьев по классу и их многострадальную партию. Он подряд вычеркивает: «Революционным пролетариям Германии наш братский привет! Да здравствует героическая Коммунистическая партия Германии! Да здравствует тов. Тельман! Вырвем его из рук фашистских палачей! Свободу пленникам фашизма!» Понятно, с какой партией в Германии после этого оставалась возможность сотрудничества.

Этот «тренд» не ломают ни события в Испании, ни прочие «шероховатости», случившиеся в мировой политике, с ним и приходят к памятному 1939 году, когда СССР и Германия заключают «неожиданный» для всего мира (но не для них двоих) пакт, Договор о дружбе и о границе, созвездие дополнительных, доверительных и секретных протоколов к ним. Делят между собой Польшу. Вермахт устремляется в Западную Европу и Норвегию. Кремль готовит захват и советизацию Прибалтики, оккупацию Бессарабии и Северной Буковины...

О том, что великий перелом осени 1939 года готовился сознательно, вдумчиво и загодя, говорят сталинские черновики лозунгов к 1 Мая того года. Вождю предложили, а он зачеркнул, например, такую тираду: «Фашизм — это открытая террористическая диктатура наиболее реакционных сил капитализма, направленная против рабочих, крестьян и трудовой интеллигенции. Фашизм — это захватнические войны. Фашизм — злейший враг свободы и независимости народов мира. Мобилизуем все силы на борьбу с фашизмом!»

В декабре 1939-го у Сталина был юбилей — 60-летие со дня рождения. По этому случаю посол нацистской Германии в СССР граф фон Шуленбург присылает ему развернутый адрес (см. иллюстрацию). Этот документ прежде никогда не публиковался, на восемь десятилетий застряв в личном архиве Сталина:

«21.12.39

Глубокоуважаемый господин Сталин!

Сердечно поздравляя Вас с исполняющимся сегодня 60-летием со дня Вашего рождения, я прошу Вас принять от меня искренние пожелания всего наилучшего как для Вас лично, так и для Вашей великой страны и населяющих ее народов.

С чувством признательности и искреннего к Вам уважения вспоминая мои личные с Вами встречи, я пользуюсь случаем, чтобы подчеркнуть ту незабываемую и решающую роль, которую Вы сыграли при установлении дружественных отношений между Германией и СССР. Я твердо уверен, что дружба между нашими двумя странами будет крепнуть и развиваться на пользу народов Германии и СССР и к общему благу всего мира.

С искренним к Вам уважением.

Г. Шуленбург».

Остается добавить: после подписания пакта и до «22 июня, ровно в четыре часа» антигерманских призывов Страна Советов на официальном уровне не услышит.

Аппаратные нюансы

Многие советские дипломаты, партийные аппаратчики, журналисты этих «тонкостей» долго не понимали. Приходилось разъяснять.

Например, в 1933 году идет процесс над «поджигателями» Рейхстага. 13 сентября политбюро вот-вот примет постановление «О печати в связи с процессом о поджоге рейхстага». Там в пункт первый внесен занятный пассаж: «Газеты должны широко использовать материалы "Коричневой книги", материалы международной следственной комиссии (Ромен Роллан, Брантинг и др.), а также данные, появляющиеся в прессе за границей и разоблачающие как фашистскую инсценировку пожара Рейхстага, так и фашистскую инсценировку суда над Толглером и болгарскими коммунистами. При этом "Известия" не печатают материалов в той части, в какой они касаются лично членов германского правительства».

Постановление, правда, так и не вышло (Каганович по согласованию Сталина всю эту затею отменяет), но негласный запрет на критику «лично членов германского правительства» становится законом советской пропаганды.

Вождей Октябрьской революции Троцкого, Зиновьева, Каменева, Бухарина, Радека можно было «критиковать» и физически уничтожать. А «касаться» Гитлера (лично и с товарищами) — нет.

Когда в 1936 году Гитлер беснуется на партийном конгрессе в Нюрнберге и делает грубые антисоветские заявления, в том числе выпады против руководителей СССР, нарком иностранных дел Максим Литвинов и полпред в Берлине Яков Суриц предлагают дать отпор. Политбюро по приказу Сталина решает по-иному: «Отклонить предложение т.т. Литвинова и Сурица о посылке ноты протеста германскому правительству по поводу выступления Гитлера и других на Нюрнбергском съезде».

После такого даже не самый разумный должен понять «линию»: высокое руководство последовательно уклоняется от шагов, которые Берлином могут восприниматься как «недружественные». Наглядные иллюстрации следуют одна за другой. Ну вот, например, после прокатившихся по Германии погромов «хрустальной ночи» англичане предлагают Сталину договориться и создать коллективную систему спасения немецких евреев. Литвинов сочувственно передает просьбу англичан. Сталин отвечает 3 декабря 1938 года:

«Нужно сказать англичанам, что по Конституции мы можем предоставить право убежища лишь иностранцам, "преследуемым за защиту интересов трудящихся, или научную деятельность, или национально-освободительную борьбу", что в силу этого мы можем принять только людей науки из немецких евреев. И. Сталин. В. Молотов».

А вот еще интересная деталь — и по сути, и по дате. Сталин читает тассовский бюллетень N 9 от 9 января 1941 года: «В 1940 году в Германии вышла вторым изданием книга "Линия Зигфрида" (125 стр.). Автор книги — И. Пехлингер. Со дня перехода власти к национал-социалистам, пишет автор, первой заботой Гитлера, наряду с укреплением военной мощи, было и усиление военных укреплений на границах Германии» (см. иллюстрацию). Материал Сталину нравится. Он приказывает разослать его членам политбюро как обязательное чтение. Дает ему заголовок «Об укрепленной линии Зигфрида в Германии». При этом делает только одну редакторскую поправку, но зато какую! Вычеркивает фрагмент: «Как указывает автор, Гитлер принимал лично самое непосредственное участие в осуществлении плана по сооружению укреплений. Почти ежедневно он переговаривался по телефону со своим уполномоченным Тодтом и особенно интересовался планированием отдельных бункеров. Он набросал много рисунков и давал точные указания относительно отдельных деталей строительства».

Мотив сомнений не вызывает: можно без ущерба заменить одну фамилию другой (или другими), чтобы получить до боли знакомый советский медийный продукт: «принимал лично самое непосредственное участие», «почти ежедневно переговаривался по телефону», «давал точные указания»...

Знакомое лицо

Гитлер пришел к власти в 1933-м, и тогда же стартовал малопонимаемый многими даже сегодня «советско-германский роман». Понимания будет больше, если принять во внимание существенную деталь: Москва знала, с кем имеет дело, Гитлер не был для нее «загадкой». Российские архивы свидетельствуют, что советское руководство следило за этой фигурой в режиме реального времени, начиная с пивного путча в Мюнхене 8-9 ноября 1923 года.

В те октябрьские и ноябрьские дни советский полпред (посол) в Германии Николай Крестинский постоянно шлет отчеты в Москву наркому Литвинову, который пересылает их в Кремль. Сегодня известны копии донесений на папиросной бумаге с пометками Троцкого. Читал их и Сталин.

6 ноября Крестинский пишет Литвинову о царящем в Германии экономическом хаосе — питательной среде для любого переворота:

«В Берлине начинаются стихийные голодные беспорядки, идущие пока по погромно-националистической линии. 10-тысячная толпа в районе Канонир, Гренадирштрассе, где уличная валютная спекуляция, громили не только лавки, но и еврейские квартиры <...> Антанта предъявит ультиматум о смещении правительства, если власть захватят правые <...> Последние дни проходят под знаком ожидания активного выступления правых».

Крестинский предупреждает о неминуемой попытке переворота: «Эрхарт действует не вполне согласованно с Людендорфом. Разногласия между ними произошли на почве их отношения к банковскому (еврейскому) капиталу и к Франции. Эрхарт считает, что все евреи — германские граждане — должны быть приравнены к иностранцам с соответствующим ограничением их прав, а принадлежащий им банковский капитал конфискован. Людендорф предпочитает "сохранить связь с банковским капиталом"». И далее: «Гитлер поддерживает Эрхарта. Но у него мало оружия, и поэтому его поддержка сводится к охране тыла и связей».

9 ноября Крестинский докладывает в Москву:

«8-го вечером Кар выступил в Мюнхене на большом собрании в Бюргербройкеллер (пивной зал в Мюнхене.— "О"). К концу собрания дом и весь квартал были окружены гитлеровскими вооруженными людьми. Сам Гитлер вошел в зал с несколькими сотнями вооруженных союзников, занял место на трибуне и заявил, что баварское и имперское правительство низвергнуты и организуется правительство национальной диктатуры».

Дает и расклад по персоналиям: командующий войсками — Людендорф, Гитлер при нем политсоветником, Кар — временный верховный глава Баварии, бывший мюнхенский полицей-президент Пенер — баварский министр-президент. А вот и ключевая новость для Кремля: «В общегерманском масштабе власть низвергнутого имперского правительства берет себе Гитлер«.

Повторим дату: 9 ноября 1923 года. Кто такой Гитлер, чего добивается и на кого опирается, в Кремле знали с самого начала. И закрывали на это глаза до трагического утра в июне 1941-го.

Не потому ли человеческая цена Победы над гитлеризмом оказалась такой страшной?..

Леонид Максименков, историк