3 марта в Лужниках прошел митинг-концерт в поддержку кандидата в президенты Владимира Путина (поэтому отчет о нем не попал даже на сайт Kremlin.ru). Специальный корреспондент “Ъ” Андрей Колесников считает, что на нем не хватало только одного человека, с которым мероприятие точно можно было бы считать состоявшимся. А другой человек, конечно, пришел.
Фото: Дмитрий Азаров, Коммерсантъ / купить фото
Мероприятие в Лужниках называлось митингом-концертом. В 2012-м примерно такой уже был, и для журналистов не остались незамеченными колонны автобусов, которые привезли участников митинга и покорно дожидались его окончания у входа на территорию стадиона.
На этот раз организаторы учли опасность обнаружения таких автобусов. То есть их не было. Были только автобусы, которые везли граждан, решивших поприсутствовать кто на митинге, а кто на концерте, от станций метро. Действительно, выход на станцию метро «Спортивная» был закрыт, и пешком в такой мороз идти было бы сильно обременительно. Впрочем, стоять и сидеть на трибунах, казалось мне,— тоже. Но, видимо, кому-то так не казалось.
Интересно, что первыми, кого я увидел у входа на «Лужники», были двое совершенно пьяных зрелых мужчин, оживленно обсуждавших, где им лучше добавить. Они при этом стояли в организованной группе, которая пришла откуда-то, судя по уже обветренным лицам, издалека (пресс-секретарь избирательного штаба Андрей Кондрашов потом, отвечая на мой вопрос, пояснил, что да, автобусов никаких нет и не будет, а штабы кандидата и в самом деле вели работу и помогали гражданам собираться на митинг-концерт — и странно, если бы штабы вообще ничего в этом смысле не делали).
Так вот, эти двое очень громко обсуждали (точнее, конечно, орали друг на друга), стоит идти или не стоит. Один обращал внимание, что раз уж столько прошли, то грех не дойти до конца, хоть на Путина раз в жизни посмотреть, а другой не был так уверен, потому что «волна-то уйдет!». Последний аргумент оказался решающим, и оба не побрели обратно к метро, нет, а пошли так скоро, словно знали, где они сейчас не ошибутся.
Справедливости ради стоит сказать, что на трибунах и около сцены я в этот день ни одного нетрезвого человека вообще не видел (не считать же некоторых музыкантов, которые без ста граммов коньяка не только на мороз, а и вообще никуда, то есть ни на какую сцену не выходят).
Да и в конце концов первый номер, который я увидел, вызвал у меня просто содрогание. На сцену вышел баянист и с ним подтанцовка — девушки в коротких, сильно выше колен платьях, чтобы получше развевались, видимо.
— Всем быть на выборах! — кричал баянист, и у девушек обнаруживались фигуры высшего пилотажа даже под эти его слова. Они, конечно, выступали на разогреве, но в итоге сами замерзли, по-моему, так, что до 18 марта их вряд ли уже можно было самих хоть чем-то разогреть. Прием с подтанцовкой под баян был, таким образом, без сомнения, одноразовым. Вышли, станцевали и пали. И знали, на что идут.
На сцену вышла группа «Руки вверх!» и погрузила меня в неповторимую атмосферу 90-х годов прошлого века с культовой песней («Крошка моя, я по тебе скучаю!»), и я думал, что надо же, в 1996 году, когда у этой группы был пик популярности и беспрецедентный чес во время предвыборной кампании Бориса Ельцина… так вот, надеялась ли группа «Руки вверх!» во главе с ее предсказуемо погрузневшим солистом, что и в 2018 году она будет собирать стадионы на таких же предвыборных мероприятиях с теми же самыми песнями? Ну да, стадион собрали, конечно, без нее, а все-таки можно было тешить себя хоть иллюзией…
— Нам нужны ваши ручки вверху! — заклинал солист потихоньку заполнявшийся стадион, не понимая, что для этого людям надо вытащить их из карманов, а рукавицы и перчатки половина, конечно, забыла дома.
— Ты больше, чем мечта, ты выше, чем звезда! С тобою навсегда! — пел солист, не читавший, что ли, конституции.
Ведущий Дмитрий Губерниев честно делал свое дело, по-моему, впрочем, забывая иногда, что он не на биатлоне, особенно когда начинал скандировать: «Рос-си-я! Рос-си-я!» Впрочем, и зрители забывали тоже. Но в конце концов это же стадион все-таки был. И стоит учитывать, что большинство (а уж особенно Дмитрий Губерниев) так и не выговорились на Олимпиаде.
На сцену вышли Валерий Гергиев, и я понял, что митинг начался — на 40 минут раньше, чем планировалось («Это нормально,— услышал я от одного из организаторов,— у артистов номера на два с половиной часа, если что, есть… Продержимся!..»). И это было, конечно, гуманно.
У большинства выступавших не было опыта участия в митингах, тем более на стотысячных стадионах, и Леонид Якубович («Нация,— объяснял он,— в трудный момент всегда объединяется вокруг сильного лидера». Но попробовал бы он назвать хоть один легкий момент…), Лео Бокерия говорили, как привыкли, тем более что все равно было слышно (звукоусиление оказалось безупречным). А вот генерал Шаманов, например, чувствовал себя, похоже, в своей стихии, а значит, на плацу: «Под руководством нашего президента будем шагать вперед!» То есть он готов был маршировать.
Стремительно обучается говорить безукоризненно тоскливые слова в поддержку президента актер Владимир Машков. Так, в этот день ему удалось произнести, что «расширять пространство свободы надо начинать с себя».
Когда выступал Николай Расторгуев, вдруг вышло солнце. Нет, это был еще не президент России.
Безукоризненным был Николай Цискаридзе. Он лишний раз напомнил, что «в области балетного искусства нам нет равных», сообщил, что «по его (Владимира Путина.— А. К.) велению был открыт филиал балетной академии во Владивостоке», и констатировал:
— Если вам небезразлична судьба балетного искусства,— голосуйте за Владимира Путина.
Судя по благодарному гулу стадиона, равнодушных к судьбе балетного искусства тут не было (а те двое, про которых такое можно было подумать, уже давно добрались до своей новой волны, и «фестиваль» накрыл их, предполагаю, с головой).
Григорий Лепс крутил микрофон на пальце, как маузер, этим и запомнился.
Никита Михалков развернул перед присутствующими полнометражную картину возможного апокалипсиса: он предложил представить хоть одного из кандидатов, кроме Владимира Путина, в роли главнокомандующего вооруженными силами ядерной державы. Никита Михалков, надо признать, бил точно в цель: я, например, представил себе Ксению Собчак…
Ольга Кормухина, Лео Бокерия… И ведь каждый из них что-то говорил или пел. С другой стороны, я понимал организаторов: за один такой митинг-концерт можно нарезать роликов до 18 марта хоть 2024 года.
Тут на сцену вывели всю «Красную машину» во главе с Владиславом Третьяком и Ильей Ковальчуком (замыкал колонну отчего-то веселившийся Никита Гусев, хотя чему, казалось бы, тут веселиться), а также фигуристок Алину Загитову и Евгению Медведеву. Могло ли их всех не быть тут в этот день? Исключено. (Бронзовых призеров Олимпиады, и тоже предсказуемо, по-моему, не позвали: это был, конечно, не их день.)
А потом уже на сцену поднялись и еще десятка два доверенных лиц, и когда в первых рядах я увидел Евгения Петросяна, то понял: да, это аншлаг.
— Встречайте,— вскричал Дмитрий Губерниев,— Владимир Путин!
Судя по этим словам, мы присутствовали скорее все же на митинге, чем на концерте.
Владимир Путин был краток и почти сразу предложил спеть российский гимн с музыкой (он объяснил, оглянувшись на хоккеистов, что все слышали, как они пели гимн, но без музыки, и предложил исправить положение). Он и сам громко пел гимн. Президент, без сомнения, знал слова и, скорее всего, подучивал их к этому дню, но все равно, кажется, в любую секунду мог сорваться на «…партию Ленина, силу народную…», и не сорвался ли?
Когда президент ушел, на сцену вышел сначала Григорий Лепс, а потом Филипп Киркоров. То есть выступавшие шли по возрастанию. Кто же будет следующим, гадал я. И это, конечно, по правилам должна была бы быть Алла Пугачева.
И вот тогда этот мероприятие, и правда, можно было бы считать состоявшимся. И тему выборов можно было бы закрыть.
Но в конце концов это был день одного человека. И Боливар не выдержал бы двоих.
Так что на сцену вышел Стас Михайлов.