9 марта 1923 года состояние здоровья Ленина резко ухудшилось, и столь же быстро обострилась борьба потенциальных наследников вождя мирового пролетариата. Сталина никто не считал фаворитом в этой аппаратно-политической гонке. Он проигрывал соперникам и как теоретик, и как оратор, и как организатор. Но имел одно важнейшее качество, которое позволило ему победить.
«Иногда,— писал Матиаш Ракоши (на фото) о встречах со Сталиным,— у меня возникало ощущение, что я пожимаю стеклянную перчатку, под которой скрывается бронированная рука»
Фото: Дмитрий Бальтерманц/ Фотоархив журнала , Дмитрий Бальтерманц/ Фотоархив журнала "Огонёк"
«К моменту ухода тов. Ленина»
Вскоре после кончины В. И. Ленина, 3 февраля 1924 года, его вдова Н. К. Крупская записала по памяти события последних месяцев его жизни начиная с того дня, когда его состояние стало крайне тяжелым:
«Последняя болезнь Владимира Ильича разразилась 9-го марта 1923 года, она выразилась в потере речи, в усилении паралича правой руки и ноги, захватила отчасти и левую сторону — Владимир Ильич долгое время не мог правильно направлять действия левой руки. Болезнь распадается на два периода. В первый период, продолжавшийся до июля, шло еще ухудшение. Этот период связан с тяжелыми физическими страданиями и тяжелыми нервными возбуждениями, в июле было желудочное заболевание с повышением температуры. С этого момента, после некоторого времени большой слабости, началось непрерывное улучшение, хотя и очень медленное, которое было прервано лишь смертью».
То, что без промедления начнется борьба за власть, прекрасно понимали все. Причем не только в Москве. 15 июля 1923 года в закрытом письме ЦК РКП(б) о внешнем и внутреннем положении страны партийным и советским руководителям на местах разъяснялся выдвинутый Великобританией СССР ультиматум министра иностранных дел лорда Дж. Керзона.
«Оно, видимо, рассчитывало на то, что после ухода тов. Ленина начнется свалка среди большевиков, большевизм распадется»
Главным требованием ноты Керзона было изменение советской политики на Востоке, угрожающей британским интересам. Кроме того, британское правительство требовало от руководства СССР отказаться от поддержки Коммунистического интернационала, ведущего подрывную работу по всему миру. В ультиматуме были и другие требования, но в закрытом письме ЦК внимание ответственных работников обращалось на то, что британский демарш напрямую связан с болезнью Ленина и его уходом из правительства:
«Английское правительство приурочило свой ультиматум к моменту ухода тов. Ленина. Оно очевидно считало этот момент наиболее удачным для себя. Оно, видимо, рассчитывало на то, что после ухода тов. Ленина начнется свалка среди большевиков, большевизм распадется, потеряет силу сопротивления и ультиматум, данный как раз в этот момент, послужит той последней каплей, которая доконает большевизм и вызовет к жизни антисоветские силы внутри страны, стало быть, создаст благоприятные условия для интервенции или в крайнем случае для изоляции Советской власти».
Товарищи на местах должны были осознать, что никакой борьбы за ленинское наследство нет и быть не может. Но само это закрытое письмо ЦК было одним из элементов разворачивающейся войны за власть.
Система закрытых писем появилась в начале 1920-х годов. В первые месяцы существования советской власти в ЦК постоянно приходили письма из губернских и уездных комитетов партии и даже отдельных партийных организаций с вопросами о том, что происходит в ЦК и Совнаркоме и что предпринимать по тому или иному вопросу. Чтобы не отвечать на каждое письмо, общеполитические вопросы описывали в рассылаемых на местах циркулярных письмах, и мало-помалу сформировалась система взаимного информирования регионов и центра.
Уездные комитеты партии отправляли закрытые письма о положении дел в губернские, а те, в свою очередь, закрытые письма о ситуации в губернии — в ЦК. В ответ приходили письма, ясно и детально описывающие отношения с различными странами и ситуацию в них, а также общие для всей страны внутренние проблемы и предлагаемые способы их решения.
Работа по написанию отдельных частей закрытых писем, за которую вначале охотно взялись высокие партийные руководители, вскоре стала надоевшей рутиной, и ее переложили на секретаря ЦК Сталина. Он же получал закрытые письма с мест и единолично решал, какой вопрос важен для обсуждения в секретариате и на Политбюро ЦК, а какой — нет. Получалось, что принятие в Москве решений, важных для того или иного региона, полностью зависело от него. А разъяснения текущей политики — закрытые письма ЦК — приходили за подписью того, кто руководил их составлением: Сталина.
Кроме того, Сталин, как и другие члены высшего руководства, получал сводки ОГПУ о положении в стране. А потому, сравнивая информацию из разных источников, имел полную картину промахов и ошибок того или иного регионального руководителя и мог обосновать необходимость его замены. В 1923 году он начал смещать выдвиженцев Л. Д. Троцкого с руководящих постов в крупных городах. Так что на местах начали понимать, от кого все зависит и на кого нужно ориентироваться.
«Своя рука владыка»
Но передача всей информационной работы в руки Сталина была далеко не единственным промахом его политических соперников.
27 июня 1923 года Политбюро решило предоставить длительный отпуск члену Политбюро Г. Е. Зиновьеву и редактору главной газеты страны «Правда» Н. И. Бухарину. Но, как оказалось, Сталин умело воспользовался их желанием отдохнуть от дел. 30 июля 1923 года Зиновьев писал члену Политбюро Л. Б. Каменеву:
«Позволь тебе сказать, что на этот раз мы совершенно всерьез глубоко возмущены. В самом деле! Мы находимся здесь на лечении не без вашего согласия. Ты — в Москве. У тебя — не малое влияние. И ты позволяешь Сталину прямо издеваться…
Национальный вопрос. Сколько мы бились, чтобы достигнуть политического соглашения по этому вопросу!
…Что же делает Сталин? Уполномоченными ЦК (инструкторами) по национальным делам он назначает... Ахундова и Ибрагимова, т. е. людей противоположной линии. Как расценят назначение Ахундова на всем Закавказье! Все скажут: зря хорошие резолюции принимать, коли исполнение их противникам оных поручать.
Спросил кого-нибудь Сталин при этих назначениях? Нас, конечно, нет. Тебя, боюсь, тоже нет. Что же получается? Своя рука владыка».
«Если партии суждено пройти через полосу (вероятно, очень короткую) единодержавия Сталина — пусть будет так»
Зиновьев возмущался, что Сталин принимает решения по международным вопросам, не согласую их с теми, кто в Политбюро отвечает за иностранные дела: с ним и Троцким. Еще больше возмутил Зиновьева и Бухарина фактический захват Сталиным контроля над «Правдой»:
«Сегодня утром,— говорилось в письме,— (это и переполнило чашу) Бухарин из частной телеграммы… узнает, что без извещения и запроса Бухарина редакционная коллегия "Правды" сменена, назначена семерка… Что это, как не издевка? Что сказал бы Сталин, если бы во время его отпуска, не известив его и не посоветовавшись с ним, мы назначили бы новый секретариат ЦК или коллегию Наркомнаца?!
Бухарин дал "Правде" побольше, чем Сталин или кто-либо из нас. Да и вообще, черт возьми, ни откуда решительно не вытекает, что Сталин может так обращаться с такими работниками, как Бухарин.
Продолжать ли примеры? Кажется, довольно.
Мы этого терпеть больше не будем.
Если партии суждено пройти через полосу (вероятно, очень короткую) единодержавия Сталина — пусть будет так. Но прикрывать все эти свинства я, по крайней мере, не намерен».
«Ленин тоже мог быть беспощадным»
«У него до конца жизни оставалось что-то от тех 20 лет, которые он провел как преследуемый зверь»
Фото: РГАКФД/Росинформ, Коммерсантъ
Но напора и умения использовать ситуацию было более чем достаточно и у остальных членов высшего руководства страны. А по многим параметрам Сталин проигрывал им вчистую. Почему же короткий период его единодержавия растянулся на три десятилетия?
Ответ на этот вопрос дал Матиаш Ракоши, коммунист, возглавлявший Венгрию в 1945–1956 годах:
«Сталина я знал с 1920 года, когда Ленин представил меня членам Политбюро, в том числе и Сталину. Сталин тогда был одним из руководителей партии, но еще не было никаких внешних признаков на ту гигантскую роль, которую он стал играть позже. У него была простая, даже провинциальная внешность. Он носил военную гимнастерку, застегнутую на все пуговицы, концы брюк всегда были засунуты в сапоги. Со мной и, как я заметил, с иностранцами он всегда говорил вежливо, спокойно, хотя иногда у меня возникало ощущение, что я пожимаю стеклянную перчатку, под которой скрывается бронированная рука. Я видел, что он умеет работать и выполнять. Когда Бела Кун (один из организаторов Венгерской компартии, член Исполкома Коминтерна, в 1921–1923 годах член Уралбюро РКП(б).— "История") вернулся больным с Урала и залез в долги, им никто не хотел заниматься. Я обратился к Зиновьеву, который отослал меня к Сталину, так как дела подобного рода относились к нему. Сталин с заметным грузинским акцентом, но на правильном русском языке спросил меня, почему эти вопросы ставит не сам Бела Кун, но затем сразу принял меры. Если я хорошо помню, то уже на другой день у Бела Кун появились работники ЦК, позаботились о его материальном обеспечении, о лечении, словом, вопрос был решен».
Ракоши писал и о решительности Сталина, переходящей временами в беспощадность:
«После 1917 года из всех руководителей он чаще всего выезжал на фронт, его посылали в самые опасные места, где требовались железная рука, стальные нервы и нередко беспощадность. Ленин тоже мог быть беспощадным... Но Ленин был к тому же исключительно тактичным человеком, умел учитывать человеческие слабости, проявлял понимание, его обезоруживающая улыбка зачастую говорила больше любого слова или аргумента. У Сталина такой такт и предупредительность почти полностью отсутствовали. У него до конца жизни оставалось что-то от сына сапожника из села Гори, что-то от тех 20 лет, которые он провел как преследуемый зверь, и от суровости гражданской войны, где часто было не до такта и не до слабостей и где подобные качества могли принести не много пользы, а, наоборот, причиняли вред. Когда я при посещении Гори увидел небольшую комнатку, в которой родился и жил Сталин, дикую бедность, которая его окружала, кое-что в характере Сталина я сразу увидел по-другому».
«Давали ему почувствовать, что он не разбирается в международных вопросах, мало знает западную культуру»
Но, чтобы руководить партией и страной, одной беспощадности было недостаточно, а Сталину явно недоставало многих умений и знаний:
«Я мог наблюдать,— вспоминал Ракоши,— что руководители, вернувшиеся из-за границы, из эмиграции, давали ему почувствовать, что он не разбирается в международных вопросах, мало знает западную культуру. В те годы, когда мировое коммунистическое движение постоянно нуждалось в совете и помощи Москвы, это было несомненным недостатком».
Как писал Ракоши, Сталин и по многим другим параметрам уступал видным большевикам:
«Тех, кого, по мнению Ленина, следовало принимать в расчет при выдвижении на пост Генерального секретаря,— Сталина, Бухарина, Пятакова, Зиновьева, Троцкого и Каменева — я хорошо знал лично, со многими из них вместе работал. У некоторых из них были качества выше, чем у Сталина. У Бухарина было очень хорошее теоретическое чутье, он очень хорошо писал, был находчивым, влиятельным оратором, очень приятен в непосредственном общении, но с полным отсутствием организаторских способностей и легко впадал в панику. Когда я его знал, он был, по словам Ленина, любимцем партии, но никто даже не думал делать его Генеральным секретарем. Троцкий тоже был хорошим оратором. Если во время парадов на Красной площади он давал волю своему голосу, его отовсюду было слышно. Он хорошо писал, обладал широкой общей эрудицией, знал Запад. Но, когда встал вопрос о преемнике Ленина, старая партийная гвардия еще не забыла, сколько раз он противопоставлял себя Ленину. У него не было контактов и с рабочими, в нем проявлялось нечто вроде спеси интеллектуала, которую сразу чувствовал простой пролетарий. Еще дальше отстоял от масс Пятаков, который, будучи несколько сгорбленным, в очках, со своей острой белой бородой скорее напоминал комнатного ученого. У Зиновьева было очень хорошее практическое чутье. Каменев был исключительно прилежен. В противовес им Сталин лучше объединял в себе все многообразные и сложные требования, которые предъявлялись Генеральному секретарю Коммунистической партии такой огромной страны, так же как чемпион мира по пятиборью может не занимать первого места в каждом отдельном соревновании, но в сумме все же превосходит своих конкурентов. Не случайно в апреле 1922 года Ленин предложил на пост Генсека именно его».
Задумайтесь, Л. И. Брежнев не обладал сталинской беспощадностью и не отличался выдающимися способностями, но на деле был таким же многоборцем, долго управлявшим страной. А если присмотреться внимательно, то это правило — обладатель средних, но разнообразных и нужных властителю способностей побеждает всегда — верно и для других многолетних правителей СССР и России.