В Минэнерго прокомментировали планы Великобритании сократить закупки российского газа: глава ведомства Александр Новак заявил, что у Соединенного Королевства, конечно, есть право менять свою энергетическую политику, но в данном случае это политически мотивированное решение, которое к тому же вредит конкуренции на рынке. О намерении снизить объемы закупок российского газа британский премьер Тереза Мэй объявила накануне, когда озвучивала список санкций против России в связи с отравлением Сергея Скрипаля. Она отдельно подчеркнула, что Москва использует энергоресурсы как инструмент давления на Европу. В этом контексте Лондон намерен обсудить с Брюсселем вопросы энергобезопасности ЕС в целом. Экономический обозреватель «Коммерсантъ FM» Константин Максимов обсудил ситуацию с директором Фонда национальной энергетической безопасности Константином Симоновым.
Фото: Toby Melville/Pool, Reuters
— Если разбираться, то много у нас Великобритания закупает газа?
— Действительно давайте разберемся и с цифрами, и с терминами.
Тереза Мэй путает два в данном случае абсолютно разных понятия: российский газ и газ «Газпрома».
В данном случае это две большие разницы. Почему?«Газпром» действительно в большинстве случаев, когда мы говорим про континентальную Европу, продает собственный газ. Но в случае с Британией «Газпром» продает не свой газ, то есть в этом плане российские поставки, то есть газ, который добывается в России, вообще-то равны нулю. Я не беру исключение — единичную поставку СПГ с Ямала знаменитую в конце года, которую перелили на другой танкер и отвезли в Бостон. Физически российский газ в Британии не продается по той просто причине, что туда просто не тянутся трубы из России. Поэтому Тереза Мэй, может быть, имела в виду, что она СПГ не будет покупать с нового завода на Ямале. Но я думаю, что она эти два понятия абсолютно перепутала. «Газпром», его дочка GMT (Gazprom Marketing and Trading), которая изначально сидела в Лондоне, потом переехала в Петербург, торгует, но она занимается спекуляцией в хорошем смысле этого слова — занимается перепродажей, но не российского газа, она продает газ, добываемый в других странах. Вот она работает на британском рынке и пытается заработать на перепродаже. И если Тереза Мэй собирается бороться с этими продажами, во-первых, это энергобезопасности Британии не поможет никак, если она считает, что Россия угрожает своими поставками российского газа. Еще раз повторяю, молекул российского газа там просто физически нет. Но если она будет бороться с этими продажами, то нанесет очень серьезный удар по модели британского рынка, который позиционируется именно как либеральный, конкурентный рынок спотовых продаж. Возникает вопрос: на каком основании, объявляя о либеральности рынка, вы убираете компанию, которая работает по британскому праву, и торгует на самом деле даже не российским газом? Я даже не совсем понимаю, какие будут основания для этого, кроме того, что действительно GMT является дочерней компанией «Газпрома», который, кстати, под санкциями не находится, между прочим.
— Тогда, может быть, это, как любят сейчас говорить, многоходовка — таким образом Тереза Мэй пытается повлиять на общий рынок сжиженного природного газа? Если мы сюда еще добавим конспирологические теории о том, что Соединенные Штаты пытаются отвоевать долю этого рынка у России, у традиционного поставщика, может быть, об этом идет речь? И не получится ли так, что следующим шагом будут очередные угрозы — теперь уже не со стороны Терезы Мэй, а со стороны, допустим, Евросоюза нападки на «Северный поток-2»?
— Если внимательно изучить биографию Терезы Мэй и опыт работы на посту премьер-министра, у меня не возникает ощущения, что она способна на какие-то долгосрочные многоходовочки, что у нее есть какая-то стратегическая линия. А если она будет ограничивать поставки российского СПГ, то, во-первых, эти поставки все равно будут носить единичный характер. Это вообще была разовая поставка, связанная с тем, что после аварии на Баумгартене цены в Европе взлетели на спотовых рынках, а Британия, собственно — одна из ключевых точек торговли на спотовом рынке. Естественно, там цены тоже поднялись, танкер эти цены приманили. Я уверен, что Тереза Мэй не в курсе про СПГ, а говорит про газпромовский газ, тем более что «Ямал СПГ» — это проект, где акционером является частная компания «Новатэк», а совладельцем является французская компания Total с крупным пакетом. Поэтому я уверен, что она даже не в курсе этих нюансов. Но если она будет действительно бороться с СПГ, то это очень тоже спорный тезис, потому что нам-то все время говорят: вы больше торгуйте СПГ, потому что это такой суперконкурентный рынок, более честный, за ним будущее. Если нас будут выгонять еще с рынка СПГ грубыми способами, тогда мы скажем: ребята, зачем вы нас в эту историю пытаетесь загнать, если вы нас так откровенно и довольно нагло дискриминируете? Но думаю, что этого не будет. Что касается идеи, что Тереза Мэй сейчас начнет возбуждать Европейский союз на тему «опять эти русские, давайте их накажем» — как раз, я думаю, это действительно та цель, которую Тереза Мэй преследует: невзирая на какие-то детали, в которых брюссельская бюрократия не слишком разбирается, использовать общую истерику, и найти один повод поговорить о том, как страшен русский газ вообще в континентальной Европе. Но тоже есть нюансы. Первый — если я не ошибаюсь, Британия должна выйти из Европейского союза, вроде как там был референдум, им надо уже условия окончательные выработать, как они уйдут с европейского рынка.
На каком основании Британия будет давать континентальной Европе советы, если избиратели Британии приняли решение помахать ЕС ручкой?
— Вроде как они хотят остаться в общем рынке.
— Нет, стоп, это не их дело, извините, как будет функционировать рынок континентальной Европы. Вообще-то Брюссель должен сказать: спасибо, конечно, вам на добром слове, но вы уже находитесь по другую сторону Европейского союза, не надо нам давать советы. Вы же понимаете прекрасно, что в Европе таких умников, как Тереза Мэй, которые все время говорят про страшный российский газ, полно — это и Польша, и страны Балтии, и значительная часть брюссельской бюрократии, которая десять лет говорит, что российский газ опасен. Но тут есть и политические реалии: политическое давление оказывается на наши поставки уже очень давно, тем не менее, несмотря на это, доля российского газа на европейском рынке растет и растет. Почему это происходит, почему у нас там 34%? Если коротко, все знают эти факты — собственная добыча в Евросоюзе падает, из-за низких цен спрос в Европе на газ восстанавливался в последние годы, включая энергетику, хотя там куча умников рассказывала, что европейская энергетика не будет больше потреблять газ, а будет вся такая солнечно-ветряная, но итог 2017 года полностью эти теории и прогнозы опровергает. Новых конкурентов у нас на этом рынке, не появляется — азербайджанского газа нет, американский газ присутствует в смешных количествах, хотя уже два года теоретически американцы торгуют своим СПГ, но на европейский рынок из-за ценовой конъюнктуры он не приходит. Еще можно несколько факторов назвать. И вот все это выливается в то, что, конечно, нам говорят, какие мы опасные и страшные, но в реальности продолжают приобретать. В том числе, кстати, и потому, что тезис о том, что мы используем газ как способ политического давления, на самом деле, спорен — всегда, когда просишь привести примеры этого давления, их в общем-то, нет, кроме истории с Украиной, и то довольно спорной.
— Мы вам отключим газ.
— И когда мы это делали?
— Никогда.
— Когда мы пытались грубо говорить: вот снимите санкции, а то мы вам газ отключим?
— Мы этого не делаем.