Больница

Больница — довольно парадоксальное учреждение. Как правило, сегодня это комплекс зданий на окраине города. Территория больницы обязательно огорожена, и если это приличная больница, то периметр охраняется, иногда вооруженными людьми. После того как вы миновали КПП, вы оказываетесь на территории, оформленной скупым парковым образом, как военная часть. Вход в больничные корпуса затруднен, опять же на входе предполагается охрана. Это может выглядеть по-разному, но все это оттенки мрачного.

При этом перед нами одно из высочайших достижений цивилизации. Это важнейший городской институт. По смыслу, по своему положению в городе больница должна быть в центре внимания, как храм, музей или театр, но здесь происходит какое-то изменение смысла. Это учреждение, которое демонстрирует вам, что, если вам туда нужно, значит, вы отличаетесь от всех остальных и не вполне среди них уместны. Вам — в изолятор. Это так антигуманно и так устойчиво антигуманно, что здесь, вероятно, есть какой-то смысл.

Есть длинная история госпиталя как института, она, по сути, развитие филологического посыла. «Госпиталь» от латинского hostis — это «враг, чужой». Госпитали возникли по паломническим дорогам — с севера Европы к Сантьяго-де-Компостела в Испании или в Рим по Via Francigena. По-французски они назывались Hotel Dieu (так и сегодня называются старейшие французские больницы), и на месте паломнических центров в Париже, Арле, Лионе, Реймсе, Риме и т. д. выросли европейские госпитали. Конечно, это в большей степени были постоялые дворы, но отчасти и больницы. Но важно, что это места для несвоих, для чужих.

В Х веке началась эпидемия проказы (считается, что ее занесли викинги вместе с мехом), и постепенно появились лепрозории. «Гости» оказались не просто чужими, они были физически опасными (а вслед за проказой в XIV веке пришла чума). Лепрозории строились как монастыри, как правило, во имя святого Лазаря (откуда название «лазарет»). Они изолированны, часто расположены на островах, как госпиталь святого Духа в Нюрнберге, Венецианский госпиталь, Hotel de Dieu на острове Сите в Париже или Оspedale Fatebenefratelli на острове посреди Тибра в Риме. Правда, изоляция отчасти определяется идеей ухода от жизни, которая происходит изнутри монастыря, а не снаружи. Но из него не выпускают.

Сегодня кажется настолько само собой разумеющимся, что здравоохранением занимается государство, что не приходит в голову, что это может быть не так. Вообще-то не совсем понятно, из какой теории государства следует такая его обязанность. Но если принять, что больные — это чужие, тогда все становится понятно. Чужими в городе занимается власть. Здравоохранение — это не столько охрана здоровья, сколько охрана от больных.

Государственная, бюрократическая, машинная логика обращения с болезнью резко разделила госпиталь и гостиницу. До Просвещения в госпитале еще сохраняется дух странноприимного дома, после его уже трудно ощутить. Гостиница остается местом для чужих: до авангарда (когда все жилье на некоторое время стало пониматься как больница, в чем до некоторой степени заключается смысл формулы «машина для жилья») никто не заботится о том, чтобы своим убирать кровати и комнаты, кормить их и стирать им одежду, чужие же отчасти как дети, за ними нужно ухаживать. Но эту функцию берет на себя рынок, государство, за редкими исключениями, никогда не занимается гостиницами. С госпиталями происходит иначе.

Мишель Фуко описал, как устройство просвещенческой власти конструирует государственную медицину — речь идет о XVIII веке. Реально функция охраны общества от больных начала переходить от властей церковных к светскому государству, видимо, гораздо раньше и шла постепенно. Огромное значение здесь имело появление в XVII веке больших пехотных армий с большим количеством раненых и инвалидов. Это предопределило появление королевских госпиталей во Франции и Англии. Их прототипом были казармы. Но действительно именно XVIII век — это решительный прорыв.

Две идеи Фуко являются здесь наиболее принципиальными.

Во-первых, это переосмысление болезни, которая теперь полагается нарушением естественного состояния человека. Сама по себе сравнительно невинная и до известной степени полезная для лечения, эта мысль вместе с тем превращает больного в существо неестественное, противоестественное. От него нужно защищаться, и государство берет это на себя. Болезнь оказывается родом преступления. В 1784 году в Вене строится старейший в Европе сумасшедший дом Narrenturm (теперь Музей патологоанатомии), проект которого до изумления схож с идеальной тюрьмой, придуманной в то же время Иеремией Бентамом.

Вторая идея — это классификация болезней. К началу XIX века все признали, что в больницах люди умирают, заражаясь друг от друга, и поэтому больных разными болезнями не нужно держать вместе. Фуко видит здесь воздействие идеи бюрократической власти, министерств и ведомств — каждой болезнью занимается свой департамент. Так появилась принципиально иная больница — из многих корпусов, для каждого типа болезней — свой.

Работа по классификации важна, поскольку вводит в обращение с больными элемент механики. Госпиталь становится институтом сортировки бракованных объектов, и при существовавших методах лечения сортировка оказывается главным действием. Важно прежде всего определить, каким именно видом брака является данный случай. Это еще не машина лечения, но уже склад сырья для нее.

Новое, что вносит в эту историю ХХ век,— это понимание лечения как производства. Больница ХХ века — это фабрика по лечению, каждый корпус больницы оказывается своего рода цехом. Эволюция типологии больниц оказывается отражением эволюции производственных зданий. В конце XIX — начале ХХ века они разбиты на цеха и представляют собой множество отдельно стоящих зданий. Ровно так же в этот период устроены фабрики — каждый производственный процесс требует отдельного здания. Во второй половине века производство начинает строиться вокруг одной силовой установки (как на атомной станции), аналогично и в госпиталях возникло ядро госпиталя со сложной и дорогой аппаратурой, и вместо госпиталей-городков из десятков корпусов возникли многоэтажные госпитали вокруг одного ядра.

Это странная эволюция — от постоялого двора для пилигримов к монастырю, от монастыря — к казарме, от казармы — к фабрике по ремонту людей. Но, заметьте, во всех случаях это место для содержания чужих. Свои не болеют. Свои — это здоровые.

В 2010 году в Сингапуре открылся госпиталь Khoo Teck Puat. Сингапур в области медицины в Азии — это примерно то же самое, что Швейцария или Израиль в Европе,— туда ездят лечиться богатые пациенты из Китая, Малайзии, Индонезии, Вьетнама и т. д., это прибыльная индустрия страны. Этот госпиталь с пятизвездными палатами и новейшим оборудованием был визитной карточкой отрасли, решение о его строительстве принимал лично Ли Куан Ю. Я случайно оказался в Сингапуре в момент открытия, и принимавшее меня Министерство туризма специально предусмотрело посещение предмета национальной гордости.

Госпиталь, построенный бюро RMJM (Robert Matthew и Johnson Marshall), которых в тот момент российская общественность проклинала за проект Газпромскреба на Охте, был вполне себе ничего, но поразила меня не его достаточно нейтральная архитектура, а некоторые особенности функционального наполнения. В госпитале я посетил гастропаб, который в путеводителе по Сингапуру был отмечен как модное и обязательное к посещению заведение. Соседняя дверь вела в морг.

Ку Тек Пуат — крупнейший донатор госпиталя, именем которого он и назван,— был владельцем сети отелей в Сингапуре, Малайзии и Австралии, и я подумал, что, возможно, это его решение. Госпиталь, в особенности его первый этаж, больше всего напоминал лобби пятизвездного отеля — с ресторанами, сувенирными лавками, рекреациями и зимними садами. Естественно, тогда больничные функции совмещаются с общественными пространствами. Но впоследствии выяснилось, что это вовсе не индивидуальное решение Ку Тек Пуата, а стандарт современного госпиталя. В этом году открывается новый университетский госпиталь Стокгольма (Karolinska Solna University Hospital), его первый этаж — такое же открытое в город (сплошные витрины) многофункциональное общественное пространство. Если вы посмотрите свежие рекламные проспекты израильских, немецких, швейцарских клиник, то с некоторым удивлением обнаружите там не столько информацию о лечении, сколько рассказы о ресторанах, садах, бассейнах и т. д., как будто речь идет о предложении отдохнуть на курорте.

Вопрос о том, как выглядит госпиталь,— это до известной степени вопрос толерантности. Вопрос того, как в городе относятся к чужим.