Вчера в Москве прошла Конференция научных работников — мероприятие, организованное влиятельным академическим «Клубом 1 июля» накануне весеннего собрания РАН. Ученые высказали свои претензии к ФАНО, а представитель агентства — к академии. При этом оказалось, что в своей работе они вдохновляются творчеством одного и того же писателя.
Фото: Коммерсантъ / Эмин Джафаров / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Эмин Джафаров / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Эмин Джафаров / купить фото
Конференцию открыл директор Институт физики высоких давлений Сергей Стишов. «Почти пять лет назад на Академию наук упал метеорит,— начал он с метафоры о реформе РАН.— Академия раскололась на две части, и нам пришили другую голову к телу — ФАНО». Физик пожаловался, что теперь ученых «захлестнул вал бумажек, отчетов, который уже никогда не иссякнет». Он упрекнул агентство, что то не хочет понимать специфику творческой работы ученых: «Апофеоз — введение зависимости зарплаты научного сотрудника от количества написанных им статей». Академик вспомнил молодость, и сравнение оказалось не в пользу ХХI века: «Работая в несвободной стране, в Советском Союзе, я чувствовал себя более свободным». «Мы попали в какой-то кафкианский мир, когда все находятся под следствием и с ужасом ожидают его высшей фазы,— резюмировал он.— Кто читал Кафку, тот поймет».
Как оказалось, в ФАНО тоже уважают Кафку. «Сергей Михайлович привел пример из "Процесса", а я из "Замка" приведу,— сказал ученым первый замдиректора федерального агентства Алексей Медведев.— Мы для вас трактирщики. А Минфин — это Замок, потому что вы туда не попадаете. Это язык, на котором разговаривают с нами. Мы не обоснуем 26 миллиардов дополнительных ассигнований, если не поймем эту логику».
Господин Медведев заявил, что ФАНО удалось выстроить «конструктивное взаимодействие» с академией и «тому есть огромное количество положительных примеров». В качестве одного из достижений он назвал смену директорского корпуса институтов — при участии ФАНО пришли молодые руководители, «которые зададут новую повестку». Удалось не допустить падения числа научных публикаций, продолжал господин Медведев, а ведь в начале реформы были такие опасения. Да, из-за «падающего бюджета» не удалось провести модернизацию инфраструктуры. Но, как минимум, полноценную инвентаризацию все-таки провели. В итоге Алексей Медведев призвал «направить накал страстей в этом зале в позитивное русло».
«Как нам работать, когда вы не даете работать своими административными воздействиями?» — донеслось из зала. Дождавшись, пока стихнут аплодисменты, господин Медведев вежливо предположил, что «это был риторический вопрос». И тут же получил конкретный: «Какой смысл в снижении возраста директоров?» «Главной целью является повысить эффективность…» — начал чиновник, но его перебили вопросом «Что такое эффективность?». В зале поднялся шум, и замглавы ФАНО не выдержал. «Знаете, тот метеорит, который упал на вас, связан с тем, что у академии не было позитивной повестки развития науки,— резко сказал он.— А если и была, то не в публичном пространстве».
Чиновника спас бывший кандидат в президенты РАН академик Роберт Нигматулин. «Я заметил в нашем народе такое стремление "Бей слабых"»,— перехватил он микрофон. «Кто это тут слабый?!» — возмутился зал. «Давайте все-таки смотреть глубже. Что мы уперлись в это ФАНО? — спокойно спросил академик.— Все столбовые пункты реформы были установлены законом, который подписал президент страны. ФАНО не тот орган, который должен быть главным пунктом нашей критики». «Ну, дальше страшно»,— рассмеялся Сергей Стишов.
За чиновников вступился и президент РАН Александр Сергеев: «Поймите, требования, которые диктуются сверху, ФАНО изменить не может. Оно также не может ответить, что эти требования неадекватны».
— Почему? — выдохнул зал.
— ФАНО этого сделать не может.
— Почему?
— Это дело Российской академии наук. Вот я хожу к президенту, к премьеру, к вице-премьеру,— отметил Александр Сергеев.— И говорю, что вот здесь, здесь и здесь неадекватные вещи. И я уверен, со временем их удастся изменить. Но вы поймите — руководитель федерального агентства не может прийти к премьер-министру и сказать, что то, что написано в постановлении правительства,— неправильно.
— Но почему?
Ответа на этот вопрос у физика не было.