Международное общество «Мемориал» выпустило фильм-интервью с Арсением Рогинским, исследователем истории репрессий в СССР, скончавшемся в конце прошлого года. В результате, говорят правозащитники, получился взгляд на историю страны через жизнь человека. Господин Рогинский, родившийся в лагере для заключенных, рассказывает, как он понял важность сохранения памяти и силу символического действия и в чем «Мемориал» терпит сейчас поражение. “Ъ” публикует цитаты из фильма.
Председатель правления Общества «Мемориал» Арсений Рогинский
Фото: Ирина Бужор, Коммерсантъ / купить фото
Фильм-интервью «Право на память» выходит 30 марта, в день рождения создателя международного «Мемориала» Арсения Рогинского, скончавшегося 18 декабря прошлого года. Ему сегодня исполнилось бы 72 года. Жизнь исследователя репрессий началась в лазарете Севдвинлага в Архангельской области, куда был сослан его отец-инженер по обвинению в заговоре против власти. Сам Арсений Рогинский говорит, что это событие и его работа над историей репрессий не связаны друг с другом. После освобождения семья переехала поближе к Ленинграду, но вскоре, в 1948 году, Совет министров СССР выпустил постановление о повторном аресте всех освободившихся. Отца арестовали и отправили в тюрьму Ленинграда, куда Арсений вместе с матерью ездил с передачками. Через три месяца отец умер.
— Обстоятельства его гибели довольно туманны. Я знал, что отец умер, и это произошло в Ленинграде. В 1955 году, когда мне было девять лет, мы получили две справки. Одна — о реабилитации, а вторая — о смерти от сердечного приступа. Там написано, что он умер в городе Подпорожье, где мы тогда жили. А я же знал, что не в Подпорожье, а в Ленинграде. Это было мое первое столкновение с ложью официального документа.
Арсений Рогинский поступил в Тартуский университет и стал учеником знаменитого филолога и семиотика Юрия Лотмана. Половина студентов были эстонцами, но они хорошо знали русский язык.
— Почему? Потому что они, их родители вернулись из ссылки в Сибири.
После университета Арсений Рогинский приехал в Ленинград. Тогда он вместе с друзьями стал записывать истории о репрессиях, искать документы и публиковать сборники «Память». Всего вышло пять сборников. Шестой, толщиной в тысячу страниц, выпустить не удалось, так как КГБ поставило условие: либо издатели прекращают работу, либо уже арестованному Рогинскому будет добавлен тюремный срок.
— Путь прямого протеста меня не интересовал. Я понимал, что существует черная дыра на месте советского прошлого и террора. И эту дыру надо заполнять. А чем? В архивы не попадешь, так как они закрыты на три раза. Значит, остается память отдельных людей, которых вокруг нас очень много. И их домашние архивы. Мы шли от человека к человеку через знакомых. И выяснилось, что в головах людей сохраняется масса интересного, несмотря на то, что советская власть это хотела уничтожить.
В 1981 году Арсений Рогинский был арестован и провел четыре года в северных лагерях. Реабилитирован в 1992 году. Тогда начиная с 1974 года политзаключенные проводили акцию — ежегодно 30 октября они отказывались от еды, объявляя этот день Днем политзаключенных. Арсений Рогинский хоронил одного из них, Анатолия Марченко, который оказался последним политзаключенным, погибшим в СССР — в тюрьме города Чистополь в Татарстане.
— В 1990 году я вновь оказался в чистопольской тюрьме в группе Верховного Совета РСФСР, которую тогда возглавлял Сергей Адамович Ковалев. Он только что был назначен председателем комитета Верховного Совета по правам человека, то есть, по этим советским меркам страшно важный человек. Я попросил принести дело Анатолия Марченко, и мы увидели его заявления, которые он делал каждый год 30 октября, называя его Днем политзаключенных, отказываясь в этот день от приема пищи. Наверное, тогда я впервые понял не просто символическое, а бытовое, практическое значение этого дня. 30 октября. И через год этот же комитет Верховного Совета приготовил закон о реабилитации, и одновременно с принятием закона о реабилитации жертв политрепрессий было принято постановление Верховного Совета РСФСР об установлении Дня памяти жертв политических репрессий 30 октября. И мысль о том, как символический поступок оказывается практическим, никак не могла от меня отойти.
Арсений Рогинский говорит, что он и не помышлял об общественной деятельности вплоть до лета 1988 года, когда он пришел на собрание группы молодых людей, называвшей себя «Мемориал». Они предлагали создать какой-то общий общедоступный архив, музей, библиотеку, который был бы центром изучения террора, и который бы гарантировал, что террор не повторится. В итоге уже три десятилетия «Мемориал» занимается темой памяти.
— Мы терпим поражение в главном, а главное — это сознание наших сограждан. Донести смысл террора до наших людей, чтобы они начали его понимать так же, как мы, оказалось сложно. Почему? Все сочувствуют жертвам террора. Но это похоже на то, как все ставят свечки, и внутренне тоже. Но чей этот террор? Кто его совершил? Если не понять этого, то все так и останется на этой ленточке всеобщего сочувствия.
