4 апреля в Анкаре президенты России, Турции и Ирана обсуждали ситуацию в Сирии и ее будущее. Специальный корреспондент “Ъ” Андрей Колесников анализирует, как многочасовой процесс тщательного сокрытия любой информации об этих переговорах за несколько минут превратился в абсолютное торжество этой информации и как тайное все равно ведь сделается явным. И главное, почему мир должен Соединенным Штатам за участие в Сирии $7 трлн.
Никогда бы я не смог работать в пуле Реджепа Тайипа Эрдогана. Не представляется возможным. Все действия пресс-службы, во всем ориентированной по понятным причинам на тайные и явные мысли своего президента, направлены, кажется, на подавление даже идеи написать статью (репортаж, очерк, эссе) про такую встречу. Любые переговоры должны проходить без прессы, снимать встречу президентов России, Ирана и Турции не стоит даже личным операторам. На переговорах не должно быть посторонних. А на пресс-конференциях — видимо, журналистов. Комментарии официальных лиц после переговоров крайне нежелательны, а значит, их не будет.
Я уж не говорю о том, что я и безо всяких причин не смог бы работать в пуле Реджепа Тайипа Эрдогана.
Так вот, все было так и 4 апреля, в день российско-турецко-иранских переговоров. Пять часов бессмысленного ожидания в пресс-центре. Выход президентов на фотографирование, которое церемонией фотографирования, принятой в таких случаях, назвать нельзя, ибо не было никакой церемонии.
В конце концов — пресс-конференция в виде заявлений. Президент Турции сообщает, что его страна «на берегах Евфрата уничтожила более 3 тыс. террористов… в результате операции "Оливковая ветвь" от террористов (ими стали для турок прежде всего курды.— А. К.) освобождено более 4 тыс. кв. км Сирии, на освобожденную территорию вернулись более 160 тыс. сирийских беженцев из Турции!»
— Террористы организовали так называемый «Демократический союз»,— Реджеп Эрдоган, говоря на эти темы, на несколько секунд становится более разговорчивым,— и постоянно препятствуют установлению стабильности!
Он даже рассказывает о механизме размножения террористических организаций на территории Сирии:
— Организуется ДАИШ (по-нашему ИГИЛ — уже даже не запрещенная, видимо, организация, потому что запрещать, как, например, российский президент говорил журналистам, в сущности, нечего.— А. К.), потом «Демократический союз» начинает якобы бороться с ним, и в результате образуются две террористические организации!
Трудно было бы, а скорее всего, невозможно как-нибудь иначе объяснить, что Турция воюет с курдами на территории Сирии.
Но можно в том числе и так:
— Дело и в том, что у нас со многими сирийцами родственные отношения!
То есть это война за права родных людей, хотят они этого или нет.
— Те террористы,— начинает свое заявление президент Ирана Роухани,— которых поддерживают некоторые западные страны… Их финансируют эти страны и вооружают самым современным оружием! И это те террористы, которые добывали и продавали сирийскую нефть и сирийские артефакты!
То есть он хочет сказать, что это не только ИГИЛ, но и вооруженная оппозиция.
— Сегодня,— продолжает иранский президент,— такой силы, как ДАИШ, не существует. Остатки есть, но это немного!
Владимир Путин говорит о том, что боевики в Сирии готовят провокации с использованием отравляющих боевых веществ. И складывается впечатление, что ему об этом что-то слишком хорошо известно…
Да при чем тут «дело Скрипаля»?
Заявления закончены, всем спасибо, все знают с утра, что больше ничего здесь для журналистов не будет. И вдруг Реджеп Эрдоган говорит, что теперь по два вопроса от каждой стороны. И даже пресс-секретари президентов, по-моему, некоторым образом деморализованы, и даже его собственный пресс-секретарь, похоже, не думал, что такое возможно, и вообще тут такого человека в зале, по-моему, нет. И Реджеп Эрдоган сам тогда раздает вопросы, и я беру все свои предыдущие слова (и даже его) обратно.
А ведь и журналисты совершенно не готовы, обычно бывает же все наоборот: планируется пресс-конференция, которую автоматически сокращают до заявлений. И кто-то, на кого падает выбор Реджепа Эрдогана, спрашивает российского президента о чем-то, чего тот не в состоянии понять и тогда формулирует сам, переспросив два раза:
— Вы хотели спросить по экономическому возрождению Сирии?
— Да! — с облегчением выдыхает российский журналист.
— Это важнейший вопрос! — кивает Владимир Путин.— Без больших вложений не обойтись… Мы видим небольшие поставки со стороны ООН. Но этого совершенно недостаточно! В этом направлении работают только Турция, Иран и Россия!
И тут вдруг президент Турции, до сих пор величественный и даже эпический, вдруг преображается:
— Нет другой страны, которая имеет общую границу с Сирией в 900 км! Так что это было нападение (ДАИШ.— А. К.) и на нашу страну (всегда бы так болезненно любая страна переживала общую границу с другой страной, которая подверглась агрессии.— А. К.)!
После это президент Турции перешел к проблеме Восточной Гуту и сделал это как человек:
– Мы переживаем! Страдают шестилетние дети! Мы все отцы! Я являюсь президентом Турции! Надо быть не человеком! (чтобы воевать с детьми.— А. К.).
Кто-то из журналистов все-таки собирается с силами и спрашивает, как президенты в зале будут реагировать на уход из Сирии американских войск, и президент Роухани даже перебивает журналистов:
— Американцы сегодня говорят одно, завтра другое… Каждый день новое лицо говорит новые слова! Сначала объявляют, что уходят, потом — что только после того, как им компенсируют их расходы… Они, мне кажется, хотят немножко доить другие страны!
О, вот это я и называю пресс-конференцией!
— Но мой дорогой брат,— внезапно сдают нервы и у Реджепа Эрдогана,— еще не говорит о том, какие это деньги! $7 трлн! Представляете? В этот регион нужно вернуть эти деньги. Если эти деньги будут собраны, это облегчит процесс, несомненно.
Господин Путин на их фоне словно воды в рот набрал. Хотя, без сомнения, очевидно, как одинаково они все здесь относятся к миротворческим усилиям Соединенных Штатов Америки на территории Сирии.
— Спасибо за внимание, дорогие товарищи! — Отбросив уже всякие условности, произносит Реджеп Тайип Эрдоган.
Действительно, все равно уже все тайное наконец-то стало явным и с облегчением вырвалось наружу.
А вскоре и мы, журналисты, тоже.