В прокат выходит «Турецкое седло» Юсупа Разыкова, фестивальная премьера которого состоялась на последнем «Кинотавре». Самым оригинальным из российских фильмов последнего времени находит его Андрей Плахов.
Скупая мимика главного героя (Валерий Маслов) отражает тем не менее целую гамму сложных эмоций
Фото: «Русский репортаж»
В то время как ломаются копья в ложном противостоянии «Нелюбви» и «Аритмии», скромное минималистское «Турецкое седло» остается наиболее адекватным документом и одновременно снайперски точной художественной аллегорией нашего времени. Если попытаться изложить ее сюжет, это описание будней «топтуна» на пенсии — отслужившего свое кагэбэшника, пристроившегося в охране торгового центра, но продолжающего по привычке вести слежку за подозрительными людьми. Эти субъекты поочередно попадают в фокус внимания главного героя, фланирующего по городским улицам, причем чаще всего интуиция его не обманывает. Потому что у каждого есть своя тайна — у девушки, подрядившейся на порносъемку, у неудачливого самоубийцы, у посетителей богемного кафе и у поселившейся этажом выше раскованной молодой пары. Постепенно мы понимаем, что этот неприкаянный герой-аскет, которого зовут Ильич и который складирует в банку скорлупу от яиц, употребленных на завтрак, не просто «человек в футляре», но живая душа, умерщвленная системой, страдающая по человеческому контакту и обретающая его в извращенной форме. Отмычкой к футляру становится музыка — волшебные звуки оперного пения, которые раздаются из квартиры сверху. Потом, почти по Ницше, в фильме происходит «рождение трагедии из духа музыки». Так что приз за музыкальное решение, присужденный «Турецкому седлу» на «Кинотавре», безусловно оправдан, хотя и недостаточен для оценки достоинств этой картины.
Самое главное из этих достоинств — присутствие эстетической загадки, которая возбуждает и чувства, и интеллект, заставляя искать разгадку и выстраивать параллели чему-то уже знакомому и освоенному — впрочем, в лучшем случае с полууспехом. Вот, например, приз на «Кинотавре» носит имя Микаэла Таривердиева, автора музыки к «Семнадцати мгновениям весны». В одном из эпизодов «Турецкого седла» ветераны-спецслужбисты хоронят своего коллегу, некоего Тихонова, у которого, кажется, «крыша поехала» и смерть которого опутана покровом тайны: фамилия, разумеется, выбрана не случайно. Вспоминается и немецкий фильм «Жизнь других», где штатный сотрудник «Штази» настолько проникается судьбами и переживаниями объектов своей прослушки, что полностью перековывается из слуги режима в идейного диссидента. Но, повторюсь, аллюзии работают только на поверхностном уровне, и скорее ближе к сути те, кто приводит в качестве референса эзотерическое «Шоссе в никуда» Дэвида Линча, где главный герой — саспенс.
Свое название фильм Разыкова получил от медицинского термина: речь о синдроме пустого турецкого седла — заболевании головного мозга, которое приводит к галлюцинациям и спутанности сознания. Этот диагноз точно характеризует состояние общества, где спутались ностальгия по имперскому прошлому, параноидальная подозрительность в отношении вездесущих врагов, органическая гомофобия — и вместе со всем этим ощущение своей потерянности и никчемности. Не случайно в век фантастических отравлений, хакерских атак, компьютерных фейков и тотальной электронной слежки Ильич работает старым дедовским способом — просто-напросто болтаясь по городу и находя едва ли не в каждом из его обитателей преступника и жертву в одном лице. Это сочетание закодировано и в нем самом, что станет ясно в ключевой момент фильма, когда сознание героя перевернется от открывшейся правды и она заполнит зияющую пустоту турецкого седла.
Эффекта столь точного попадания в ситуацию сегодняшнего дня не было бы, не найди Юсуп Разыков феноменального исполнителя на главную роль. Валерий Маслов, почти не снимавшийся до этого в кино, оказался тем магнитом, который притягивает к фильму и его персонажу. Почти лишенный мимики статичный герой, подобный грустным комикам немого кино, ухитряется передать зрителю целую гамму скрытых эмоций, причем без тени сентиментальности. «В Маслове я увидел воплощенную историческую память, эмоциональную, визуализированную, как зримый облик, образ. Трагический, угрожающий и одновременно жаждущий сострадания, понимания»,— говорит режиссер. Фильм, снятый без господдержки, с минимальным бюджетом в одном из микрорайонов Ярославля, придуман на этого артиста и вместе с ним, так что он в полной мере может считаться его соавтором.