8 ½ жизней
Михаил Трофименков об истории Михала Вашиньского в «Князе и диббуке»
В одной из самых интересных программ Московского кинофестиваля «Свободная мысль» покажут документальный фильм-расследование «Князь и диббук» Эльвиры Неверы и Петра Росоловского, получивший в прошлом году в Венеции гран-при конкурсной программы Venezia Classici. Авторы снимают одну за другой маски с центральной фигуры польского довоенного кино — режиссера Михала Вашиньского (1904–1965), за которыми тот скрывался многие годы. Но в итоге лишь усугубляют тайну автора единственного фильма ужасов на идиш — «Диббук» (1937)
Режиссеры — они как совы: совсем не то, чем кажутся. Особенно — мэтры золотого века кино. Лжецы, мистификаторы, краснобаи, социопаты, творя на ощупь новое искусство, обращали свои жизни в неснятые, но фильмы. Гарцевал ли Хьюстон по Мексике с молодцами Панчо Вильи? Консультировался ли Мурнау с натуральным упырем? Предложил ли Геббельс на ночном рандеву полукровке Лангу («кто еврей — в рейхе решаю я») снять «нацистский „Потемкин"», после чего гений бежал за границу, украв бриллианты спящей любовницы? Санкционировал ли Уэллс убийство жрецами вуду критика, оскорбившего негритянских актеров его «Макбета»?
Последний фильм Уэллса «Ф как фальшивка» (1975) посвящен как раз великим фальсификаторам. Художнику, подделывавшему Гогена, Модильяни и прочих Пикассо, и сочинителю «автобиографии» Говарда Хьюза. В «Князе» мелькает фото Уэллса с Вашиньским. Знай Уэллс о визави чуть больше, сделал бы и его героем «Фальшивки».
Итак, что гласила официальная биография Вашиньского.
Волоокий денди, набожный католик и ясновельможный пан снял 40 из 147 фильмов, поставленных в 1929–1939 годах в Польше. Прогрессивная критика плевалась на его комедии и мелодрамы. Там, скажем, продавца, нацепившего украденный с манекена смокинг, принимали за господина тайного советника. А гимназист представлял другу моложавую маму как свою сестру, и между ними вспыхивала страсть. Кажется, большинство из них о людях, выдающих себя за кого-то другого. Да, это избитый сценарный ход, но можно увидеть в нем и вытеснение гнетущего режиссера комплекса.
Критика заткнулась, когда вышел «Диббук», вдохновенный шедевр местечковой готики, основанный на преданиях ашкенази о злых духах, ищущих, в кого бы вселиться. Ну а потом все польские режиссеры просто погибли: в варшавском аду 1939-го и 1944-го, в гетто, лагерях, подполье. Уцелели лишь те, кто успел очутиться в СССР. В эвакуации ли, в ссылках, лагерях, откуда в 1941-м их выпустили, согласно «пакту Сикорского—Майского». Вашиньский, штатный пропагандист армии Андерса, прошагал с ней от Астрахани до Монте-Кассино. Осел в Италии, работал продюсером на голливудских блокбастерах и иконой dolce vita. Стоило кончиться празднику «сладкой жизни», как его сердце тихо разорвалось за приятным ужином в Испании: сотрапезникам показалось, что он просто нагнулся за упавшей салфеткой.
Помните его в «Босоногой графине»? Такой лысоватый, к губам прилипла сигарета: он еще играет в карты на яхте с Богартом. Не помните? Зато в лучших палаццо Рима его не забыли. Истинный джентльмен, атлет, такой элегантный. Да нет же — самый элегантный. И такой загадочный. Жил в мире грез и несравненно играл в покер.
Его шофер клянется: лучше босса на земле не было. Разве что иногда хандрил. Актер массовки из «Падения Римской империи» корректирует образ. Все знали, что «польский князь» прятался в раздевалках и пялился на парней. Но зато как набожен был. И покоится на самом аристократическом кладбище Рима.
В общем, вся жизнь под софитами. Но при этом «Князь» напоминает экранизацию ненаписанного рассказа Борхеса о человеке, которого не было. Есть в нем и что-то вроде всемирного заговора, самого странного изо всех возможных — заговора стариков. Авторы фильма Эльвира Невера и Петр Росоловский совершают почти кругосветное путешествие, показывая своим собеседникам то фото 17-летнего (выглядит он изрядно старше) Вашиньского с мамой, то его личное дело из штаба Андерса. Патрицианок, напоминающих мумии, восставшие из гробниц, чтобы излить свою любовь к князю, сменяют греющиеся на лавочке ковельские пенсионеры, ошарашившие авторов тем, что маму князя звали Циля Вакс. Доживающие в Израиле ковельчане восклицают: «Кто же не знал Мойше Вакса?! Он, что, еще жив?» Ветераны в бравых беретках посмеиваются: «Как это он нагулял в ГУЛАГе 87 кило при росте 170 с чем-то?»
Что бы они сказали, узнав, что «князь» рассказывал янки, не искушенным в лагерной теме, об Освенциме. Голливуд верил, что он ассистировал Мурнау на «Носферату». У нас пишут, что он работал в киевском театре с юными Юткевичем и Козинцевым. По другой версии — в польском театре в Белостоке. Как раз тогда, когда якобы томился в Сибири.
Галерею свидетелей, открытую женщиной, в восемь лет игравшей у Вашиньского цыганскую девочку, завершает неугомонная парикмахерша из городка Реканти. Вот она, главная тайна Вакса: он таки почти что был князем, пусть и не польским. В конце войны бравый офицер женился на княгине — судя по портрету, с которого она сурово взирает на гостей, сеньора годилась ему в бабушки. Да нет же, она его усыновила. Да нет же, просто полюбила. Как бы там ни было, завещав режиссеру горы злата и дворец в Риме, княгиня отдала богу душу. На образ изгнанника, вынужденного в антисемитской Польше отречься от себя, падает тень подозрения, о котором лучше не думать.
Вообще — был ли мальчик? Графолог, сравнив два документа, написанные «князем» в 1941 и 1958 годах, чеканит: их писали разные люди. Его что, подменили? Может, он и старушку порешил, и был суперагентом ГРУ? Ничего экстравагантного в этом не было бы. У героя фильма, кем бы он ни был, стандартная для ХХ века биография — все претензии к веку. Меня же больше всего поразило, как звали княгиню из Реканти. Мария Долорес Тарантини. Нет ли у нее внучатого племянника Квентина?
