Архитектор российской античности

В одном из первых российских блокбастеров, «Ночном дозоре» Тимура Бекмамбетова, в прологе силы тьмы и силы света встречаются на мосту, сложенном из огромных валунов. Этот мост — не виртуальная реальность и не декорация. Фантастическое сооружение, пролеты которого держатся без помощи раствора, находится в Тверской области, недалеко от Торжка. Это все, что осталось от поместья, построенного в конце XVIII века Николаем Александровичем Львовым, архитектором, придумавшим облик классической дворянской усадьбы.

АЛЕКСАНДР КРАВЕЦКИЙ

Авангардисты в напудренных париках

Те, кто хорошо учился в школе, относятся к XVIII веку с некоторым пренебрежением. Ведь есть древнерусская литература, которую можно читать в переводах, есть Пушкин и все, что было после него. Но трудно понять, что это за Тредиаковский или Державин, которые писали на каком-то странном русском языке. XVIII век кажется каким-то межвременьем, интересным разве что альковными приключениями императриц и ожиданием Золотого, Серебряного и прочих веков русской культуры. Хотя на самом деле в истории культуры не было времени, более творческого и более экспериментаторского, чем XVIII столетие.

Это время поражает универсализмом. Сейчас, когда нормой стала узкая специализация, нам трудно себе представить, что один человек может быть первоклассным архитектором, поэтом, геологом, переводчиком, ландшафтным дизайнером, инженером-технологом, исследователем музыки и т. д., и т. п. Мы живем в эпоху узких специалистов и всезнаек-дилетантов. Однако разделение сфер интеллектуальной деятельности — явление относительно новое.

В начале XX века поэт Валерий Брюсов жаловался на то, что ему все труднее следить за успехами современной физики. То есть каких-нибудь сто лет назад образованный гуманитарий мог разбираться в достижениях естественных наук. Сейчас же такое совершенно невозможно себе представить.

В любой популярной книжке мы прочитаем про универсализм Ломоносова, но в умении сочетать химию, географию и поэзию он не уникален. Вот как описывает круг занятий Николая Александровича Львова его двоюродный брат, ставший первым биографом архитектора: «Мастер клавикордный просит его мнения на новую механику своего инструмента. Балетмейстер говорит с ним о живописном расположении групп своих. Там господин Львов устраивает картинную галерею. Тут на чугунном заводе занимается он огненной машиной. Во многих местах возвышаются здания по его проектам. Академия ставит его в почетные свои члены. Вольное экономическое общество приглашает его к себе. Там пишет он "Путешествие на Дударову гору". Тут составляет министерскую ноту, а здесь опять устраивает какой-либо великолепный царский праздник или придумывает и рисует орден св. Владимира».

Если в сознании потомков Николай Львов прежде всего архитектор, то в глазах современников архитектура была лишь одним из его увлечений. Он не только состоял в Академии художеств, но и был членом Академии российской уже в качестве литератора.

Как и многие деятели XVIII века, Николай Львов университетов не кончал, а получил домашнее образование. Правда, во время военной службы в лейб-гвардейском Преображенском полку он посещал школу генерала А. И. Бибикова, где изучали немецкий и французский языки, музыку, литературу и, как пишут авторы его биографий, «науки». Увлекался литературой, издавал рукописный журнал, дружил с Г. Р. Державиным.

Благодаря родственным связям он получил должность курьера Коллегии иностранных дел, то есть с бумагами государственной важности путешествовал по Европе, где в свободное время знакомился с архитектурой, посещал театры. Вернувшись домой, пытался воспроизвести увиденное на сцене домашнего театра, начал сочинять пьесы.

Его профессиональные занятия архитектурой начались с участия в архитектурном конкурсе на строительство собора Св. Иосифа в Могилеве (1780). Из предложенных на конкурс проектов Екатерина II выбрала чертеж Николая Львова, не имевшего до того никакой архитектурной репутации.

На закладку собора Львов ехал в свите императрицы. А вскоре были утверждены его проекты «Почтового стана» (Главпочтамта) в Санкт-Петербурге и Невских ворот Петропавловской крепости, которые сейчас являются одним из визуальных символов северной столицы.

Палладианец

Русская культура XVIII века стремилась воспроизводить европейские образцы, поэтому для Николая Львова дипломатическая служба была возможностью непосредственно познакомиться с первоисточниками. Из своих путешествий Николай Александрович привез многостраничный дневник с описанием осмотренных памятников и мыслями по поводу европейской архитектуры разных эпох. Этот дневник очень хорошо отражает его эстетические пристрастия: никакой экзальтации, никакой готики и вообще «мрачного средневековья». Его идеал — античная простота, воспринятая через призму искусства Возрождения.

Определяющим для Львова стало увлечение идеями позднеренессансного архитектора Андреа Палладио. Из своих путешествий Львов привез «Четыре книги Палладиевой архитектуры», которые на долгие годы стали для него основным источником идей и темой архитектурных размышлений. Палладианство было тогда общеевропейской модой. Это увлечение началось в Англии благодаря энтузиазму британского посла в Венеции Г. Уоттона. Начав свое победное шествие по Европе, созданная британцами архитектурная мода быстро дошла и до России. Элементы палладианства встречаются уже у Джакомо Кваренги и Чарлза Камерона, однако наиболее последовательным русским палладианцем стал именно Николай Львов.

Благодаря Львову придуманная Палладио загородная вилла с треугольным фронтоном, колоннами и полукруглым куполом превратилась в привычную нам дворянскую усадьбу Центральной России.

Создавая русский вариант палладианских вилл, Львов, конечно же, не копировал образцы, а лишь следовал основным идеям. Ну нельзя же всерьез воспроизводить в холодном российском климате постройки, призванные защищать от палящего итальянского солнца. И в своем переводе трактата Палладио Львов специально предостерегал читателей от слепого следования рекомендациям мэтра, объясняя, что архитектор, скончавшийся 200 лет назад, не обладал пророческим даром и не мог предвидеть нужды потомков.

Ценители бересты

Классиков Львов исправлял не только на бумаге. Уже в самом первом своем творении — соборе в Могилеве — он позволил себе подобное исправление. С первого взгляда на чертежи этого несохранившегося собора видно, что он воспроизводит формы римского Пантеона. Все, наверное, помнят, что «фишкой» Пантеона является световое окно в центре купола, через которое солнечные лучи проникают в здание, образуя своеобразную световую колонну. В российском климате делать открытый свод нельзя, поскольку теплый воздух будет подниматься вверх и уходить сквозь окно, а значит, здание будет работать в режиме холодильной камеры. Поэтому Львов спроектировал в соборе два купола. Внешний, закрытый, предохранял от непогоды, сохранял тепло и благодаря 12 световым окнам обеспечивал хорошее освещение, а внутренний купол имел открытое окно, через которое можно было увидеть небо, нарисованное на внешнем своде, и 12 ниш с видом на хорошо освещенные изображения 12 апостолов, помещенные на внешнем куполе. При этом окон внешнего купола, из которых свет падал на изображения, зритель не видел. В своем комментарии к проекту Львов указывал, что через его окна «ни дождь, ни снег идти не смогут».

Дворянская усадьба

В результате перенесения палладианской виллы на Среднерусскую возвышенность дом русского барина стал похож на кинематографическую декорацию к фильму в жанре фэнтези. Ножки столов приобрели форму колонн или львиных лап, светильники воспроизводили античные курильницы, а кровати напоминали саркофаги. Погребальная тематика кажется тем более странной, что дворянская культура XVIII века была вполне бодрой и жизнеутверждающей. Так что строители дворянских усадеб воспринимали саркофаги и росписи погребальных камер как прикольные художественные штучки.

Однако игры в стилистику прошлого и попытки возрождения гармонии Золотого века не носили следов дурновкусия. Ведь за всем этим стояли выверенные и рациональные идеи.

Классицистическая архитектура очень проста и геометрична, а если чем и раздражает, так это излишней рациональностью. Своеобразная «Икея» XVIII века, создающая простое и удобное для нахождения в нем пространство.

Только вместо восточных гравюр в рамках от скандинавских дизайнеров классицизм предлагает узнаваемые элементы античной архитектуры в обработке ренессансных мастеров.

Львов строил много и в разных местах. Москва, Петербург, Торжок и окрестности. Он придумывал не дома, а усадьбы — сложные комплексы, объединяющие дом, пейзажный парк и хозяйственные постройки, создавал пространство, предназначенное для проведения карнавалов, фейерверков и костюмированных балов.

Вот, например, усадьба Знаменское-Раёк в Тверской губернии. Вроде бы все элементы привычны и узнаваемы. Только дом и портик подняты непривычно высоко, а купол не круглый, а овальный, и его форма перекликается с овальной колоннадой. Если верить местным легендам, колоннада, окружающая огромный парадный двор, должна была символизировать драгоценное ожерелье, которое 48-летний генерал Федор Глебов подарил своей молодой жене Елизавете (она была моложе мужа на 26 лет). Почему-то при посещении усадеб лучше всего запоминаются подобные love story, а также то, что металлические ворота напоминают застежку драгоценного ожерелья.

А ведь кроме романтических вздохов в таких колоннадах заложена масса простых и изящных идей. Ну например, круглый двор давал возможность организовать движение гостевых колясок: кареты двигались по кругу, одна за другой, что позволяло избежать заторов. К тому же колоннада ограничивала пространство основного двора, где в кадках стояли тропические растения, выращенные в оранжерее, а между ними разгуливали павлины и фазаны.

Не буду перечислять инженерные и дизайнерские идеи, реализованные при строительстве. Но не упомянуть пол главного зала, сделанный таким образом, что во время танцев он слегка покачивался, все-таки нельзя. Любопытно, что зеленый луг перед домом, несмотря на влажный климат Тверской области, никогда не превращался в огромную лужу. Под слоем дерна были проложены глиняные дренажные трубы, отводившие излишнюю влагу

Миф наш

Десятки таких сложных, тщательно продуманных комплексов создали хорошо узнаваемый тип русской дворянской усадьбы. Век дворянских усадеб был очень недолгим. Массовое строительство загородных дворцов началось после 1762 года, когда Петр III подписал манифест «О вольности дворянства», вскоре подтвержденный Екатериной. Этот манифест разрешил дворянам не служить, а жить в поместье, заниматься хозяйством и строить дома. Николай Львов, работавший в самом начале этого процесса, фактически определил, как эти дома должны выглядеть.

Строительство дворянских усадеб продолжалось вплоть до отмены крепостного права в 1861 году. После этого дворяне как-то обеднели, и стилизованные палладианские виллы стали вытесняться дворцами нуворишей, построенными совсем в иной стилистике. Но это уже другая история.

Романтика и рациональность

Архитектурные проекты были лишь одной из сторон деятельности Львова. Его литературные занятия были не менее интенсивными. В кружке, куда входили Г. Р. Державин, И. И. Хемницер, В. В. Капнист и другие литераторы, у Львова была репутация гения вкуса. Он играл здесь роль эксперта-теоретика. Стихи Львова входят в любую антологию русской поэзии XVIII века. До недавнего времени я был уверен, что Львов-архитектор и Львов-поэт — однофамильцы. Узнав же, что все это сделал один и тот же человек, я было подумал, что и Львов-композитор — это все тот же Николай Александрович. Но директор Придворной певческой капеллы и автор музыки «Боже, Царя храни» Алексей Федорович Львов оказался племянником Николая Александровича.

Предметом обсуждений и догадок стала женитьба Львова. История этой женитьбы очень плохо вписывается в рамки классицистической поэтики, которой Николай Львов придерживался в своем художественном и литературном творчестве. Но жизнь вообще имеет обыкновение ломать литературные традиции и каноны.

Николай Александрович участвовал в театральных постановках. Среди актеров-любителей была и Мария Алексеевна Дьякова, с которой у Львова начался роман. Согласно мемуарной версии, молодой человек попросил руки, но родители Дьяковой ему отказали, полагая, что жених недостаточно богат. Однако благодаря его другу Василию Капнисту, который был женихом родной сестры Марии Дьяковой, молодым людям удалось наладить переписку. А потом состоялось тайное венчание.

Отвозя сестер Дьяковых на бал, Капнист свернул с дороги, и карета приехала к церкви, где священник обвенчал молодых.

После венчания сестры и Капнист сели в карету и продолжили свой путь. О том, куда поехал новоиспеченный муж, история умалчивает. В течение нескольких лет венчание оставалось тайной.

В конце концов родители, видя непреклонность дочери, дали согласие на брак. Лишь после этого молодые признались, что они уже несколько лет как обвенчаны. Чтобы не усложнять всем жизнь, венчание решили инсценировать, но вместо молодых под венец пошли дворовые юноша и девушка.

Я сильно сомневаюсь в достоверности этой истории, которая была записана дочерью Капниста много лет спустя. Больно уж все это напоминает сюжет пушкинской «Метели». Тем более что эта версия не является единственной. Другой мемуарист объясняет тайное венчание тем, что Львову было обещано место при испанском посольстве, что сулило быстрое продвижение по службе. Однако надолго уезжать из России, оставив здесь «страстно любимую девушку, ничем, кроме взаимной любви, с ним не связанную», было слишком тяжело.

Про тайное венчание узнала Екатерина II, расспрашивающая Марию Алексеевну, почему та отказывает всем, кто к ней сватается. Благодаря вмешательству императрицы родители невесты дали согласие на брак и с удивлением узнали, что венчание уже давно состоялось. Реальность же, по всей видимости, была менее романтичной.

В 1780–1783 годах отец невесты находился под следствием по подозрению в служебных злоупотреблениях. Львов проходил по этому делу свидетелем. А поскольку свидетель не должен быть близким родственником подозреваемого, официальное объявление брака пришлось отложить. Конечно же, нельзя со стопроцентной уверенностью утверждать, что правильной является именно эта версия. Но хочется думать, что Львов остался верен классицизму не только в творчестве, но и в жизни. Примем же эту версию по стилистическим соображениям.

Арт-объекты

После женитьбы началось обустройство родового имения. То, что архитекторы строят для себя, всегда представляет особый интерес. Здесь им не приходится считаться с вкусами заказчика, и можно реализовывать собственные идеи. Если бы усадьба Н. А. Львова Никольское-Черенчицы в Тверской области полностью сохранилась, она бы вошла в антологию личных домов архитекторов. Но, увы, усадьба не пережила революции. Однако даже то немногое, что сохранилось, производит огромное впечатление.

Львов имел обыкновение превращать хозяйственные постройки в нечто фантастическое и не имеющее отношения к русским реалиям. Например,

кузница представляет собой вросшее в холм циклопическое сооружение из разноцветных валунов, а ее арки напоминают античную руину. Внутри находились горн и наковальня, теплая комната кузнеца, склад угля и т. д.

Можно себе представить, как эффектно смотрелись огромные валуны, когда по ним скользили блики от разгоревшегося кузнечного горна. Даже сейчас, когда кузница заросла крапивой и находится в аварийном состоянии, от нее трудно оторвать взгляд.

Еще более необычным сооружением был ледник. Вообще-то ледники имелись практически во всех дворах и представляли собой погреб, который в конце зимы заполняли льдом. В течение всего лета этот погреб использовался в качестве холодильника. Львов же превратил свой холодильник в элемент парковой архитектуры. Снаружи ледник представляет собой четырехугольную пирамиду — воспоминание о римской пирамиде Цестия, которая когда-то произвела на дипломатического курьера неизгладимое впечатление.

Внутри пирамида-погреб состоит из двух перекрытых куполами этажей — подземного с углублением для льда и надземного, в который можно войти через просторную каменную арку. То есть сверху — парковая беседка, в которой можно спрятаться от жары, а внизу — собственно ледник, основной вход в который не бросается в глаза. Сюда следует добавить еще и инженерную идею. Лед в леднике образовывался зимой сам благодаря промерзавшим подземным водам. Кроме кузницы и погреба в парке еще имелся дровяной сарай с колоннами, портиком и фронтоном. Сарай был деревянным и не сохранился. Имеются только чертежи и рисунки.

Идея превратить сооружения, которые обычно прячут где-то в глубине заднего двора, в элементы пейзажного парка кажется вполне модернистской. Нехитрое же дело построить где-то среди берез руину кузницы Гефеста. В каждом уважающем себя усадебном парке найдется такая руина и даже не одна. Но построить настоящую, действующую кузницу в виде древней руины и поселить в ней кузнеца, который будет раздувать горн, — это уже из XXI века, а не из XVIII. Что-то похожее я видел в одной музейной экспозиции древнерусской живописи, где в отдельном помещении, отделенном веревочкой, работал настоящий иконописец, изображая, соответственно, древнерусского художника. Как крокодил Гена, который работал в зоопарке крокодилом.

Домики из песка и валдайский уголь

В любом провинциальном краеведческом музее вам непременно расскажут про местного купца, который до Менделеева изобрел периодическую систему, до Ползунова — паровую машину, а заодно и предсказал полеты в космос. К таким историям быстро привыкаешь, начиная воспринимать их с такой же степенью недоверия, как интернет-сообщения об открытиях британских ученых.

Менеджер гнезда Петрова

Список открытий и инженерных идей Николая Львова тоже оказывается очень длинным, поэтому сначала вызывает сомнение. Однако существенная часть фантастично звучащих рассказов оказывается правдой.

Так, например, он создал оригинальную конструкцию печей и каминов, которые обогревали помещение нагретым свежим воздухом. По своему обыкновению, он мечтал о повсеместном внедрении своего изобретения и выпустил книгу «Русская пиростатика», в которой подробно описал придуманный им способ отопления помещений.

Совершенно модернистской по своей сути была идея Львова внедрить в России «землебитное» строительство. Речь идет об изготовлении строительных блоков из гравия, песка, глины и земли.

Все это прессовалось, высушивалось и превращалось в прочные стеновые блоки. Этот материал имел два достоинства: он был дешевым и не боялся огня.

Львов был горячим проповедником новой технологии. Ему даже удалось увлечь своей идеей Павла I, в результате чего в России появились две школы, в которых учили строить домики из песка. По заказу Павла из земляных кирпичей был построен Приоратский дворец в Гатчине. Это был сильный пиар «землебитной» технологии, демонстрация того, что таким образом можно строить не только небольшие дома, но и дворцы.

Описывая принципы возведения этого здания, Львов писал: «Все строение из чистой земли, без всякой примеси и без другой связи, кроме полов и потолков, особым образом для этого устроенных… Главный корпус, сверх фундамента каменного, построен весь из земли, набитой в переносные станки». Однако это скорее реклама, чем реальная инженерная концепция. У здания было мощное каменное ядро — система внутренних стен, доходящих до самого верха. То есть землебитные элементы заполняют жесткий каркас, сделанный совсем из другого материала. Эти конструктивные особенности были обнаружены лишь при реставрации, которая проводилась в последней четверти ХХ века.

Современники видели в землебитном строительстве технологическое чудо и залог будущего процветания России. В стихотворении, посвященном Н. А. Львову, Державин писал:

«Хоть взят он из земли и в землю он пойдет,
Но в зданьях земляных он вечно проживет».

Однако широко внедрить эту технологию не удалось, и после смерти Николая Александровича все строительные эксперименты были прекращены. Такой была судьба многих начинаний Львова. Благодаря невероятной энергии ему удавалось воплощать свои идеи, но внедрить что-либо в масштабе страны как-то не получалось.

Некоторые проекты приносили неприятности и самому изобретателю. Увлекшись геологией, Львов обнаружил неподалеку от Боровичей запасы каменного угля и организовал там разработку месторождения. В России тогда уголь не добывали, а закупали в Англии. Почти 20 лет Львов безуспешно рекламировал свои находки, пока наконец император Павел не подписал указ «О разрабатывании и введении во всеобщее употребление каменного угля». Но даже царский указ был не в состоянии преодолеть инерции российского хозяйства. Когда Львов доставил свой уголь в Санкт-Петербург, выяснилось, что спрос целиком удовлетворен английским углем и покупателей нет. Львову пришлось выгрузить уголь во дворе собственной дачи неподалеку от Александро-Невской лавры. По стечению обстоятельств рядом произошел пожар, и огонь перекинулся на запасы угля. Горящий уголь не удавалось потушить в течение долгого времени. Убытки были огромными, а единственным приобретением стало стихотворение, которое Львов написал, глядя на огонь:

«Послушай, мать сыра земля,
Ты целый день ничком лежала,
Теперь стеной к звездам восстала,

Но кто тебя воздвигнул? — Я!

Не тронь хоть ты меня, покуда
Заправлю я свои беды,
Посланные от чуда-юда:

От воздуха, огня, воды.

Вода огонь не потушает,
И десять дней горит пожар,
Огонь воды не осушает,

А воздух раздувает жар».