Сегодня открывается 40-й Московский международный кинофестиваль. Он возник во времена оттепели, став волшебной брешью в железном занавесе. Благодаря ММКФ советские зрители постигали мир зарубежного кино, а иностранные гости открывали для себя Россию и другие союзные республики.
Фото: Григорий Собченко, Коммерсантъ / купить фото
Второй раз в истории фестиваль оказался «в топе» во времена перестройки, когда иностранцы открывали нашу страну заново и были отброшены последние цензурные табу. Милош Форман, Марчелло Мастроянни, Ванесса Редгрейв и Федерико Феллини толпились в Доме кино, а для Настасьи Кински, пришедшей на очередную перестроечную дискуссию, с трудом отыскали стул. В этом году Кински опять едет к нам как член жюри ММКФ. Вряд ли повторится звездный ажиотаж давних лет, однако в новейшей атмосфере политического кризиса культурные контакты опять повышаются в цене.
Вот почему, например, с энтузиазмом было встречено появление новой международной премии «Восток—Запад. Золотая арка», которая присуждается лучшим фильмам Восточной Европы и Западной Азии. Организованный премией круглый стол собрал крупнейших кинокритиков и экспертов со всего мира — от Швеции до Австралии, от Бразилии до Франции. Представители всех этих стран, включая нынешних заклятых друзей России — Великобританию и США, охотно приехали в Москву, считая это «хорошей пропагандой», противостоящей политической паранойе.
На круглом столе прозвучало несколько интегрирующих идей. Эксперты подтвердили существование большого культурного пространства от Сербии и Эстонии до Турции и Казахстана, которое в силу исторических, географических и политических причин питается через общую корневую систему. История здесь столь интенсивна, человеческая жизнь настолько менее ценна, что частная сфера превращается в некое мистическое пространство, а герои предпринимают личный крестовый поход за справедливость (что в западно-европейском кино можно встретить только у религиозных режиссеров вроде Робера Брессона).
Об этом говорил в свое время Анджей Вайда: если швед Бергман всю жизнь снимал кино про мужчину и женщину, то он, Вайда, рассказывал об отношениях девушки и солдата. На этой почве возникло польское кино «морального беспокойства». Сегодня эту эстафету продолжает завоевавшая мировой престиж школа румынского кино (его достижения и проблемы проанализировала профессор из Канады Кристина Стоянова), а в России — Андрей Звягинцев. Участница круглого стола Катриона Келли проницательно назвала этого режиссера наследником традиций не столько Тарковского, но Глеба Панфилова и «ленинградской школы» 1960–1980-х. К слову, Звягинцев только что приглашен в жюри Каннского фестиваля, и это признание: Россия в этом жюри не была представлена с 1995 года.
По сути, мы видим повторение на новом витке ситуации оттепели, когда кинематографические «новые волны» двигались с северо-востока на юго-запад, от СССР до Югославии через Польшу, Чехословакию и Венгрию. Сегодня процесс докатился до Румынии и Болгарии. Как уживаются идентичность национального «бренда» и универсальные смыслы? Какую роль в развитии этих киноиндустрий играет откат от канонов социалистического прошлого? Способствуют ли продвижению региональных фильмов на мировой рынок копродукции и патернализм панъевропейских структур? Дискуссия затронула эти и другие непростые вопросы.
Повышенное внимание досталось российскому кино, которое на самом деле представляет собой конгломерат разных этнических традиций. Одна из них сегодня активизировалась в виде якутского кинобума, другая — в работах кабардино-балкарской школы под эгидой Александра Сокурова. Одним из фаворитов «Золотой арки» стала «Теснота» Кантемира Балагова, само название которой символично: на огромной российской территории бывает тесно от сильных эмоций, столкновения разных правд.
Ярким выразителем этого драматизма был Алексей Балабанов, которого участники обсуждения назвали русским Фассбиндером. И обратили внимание на такую особенность: в структуре его фильмов, таких как «Брат», «Груз-200», «Кочегар», важнейшую роль играет российская поп-музыка. А эта материя чрезвычайно трудно конвертируется: вот одна из причин того, что талантливейший Балабанов так и остался недооценен в международном масштабе. Остается надеяться, резюмировали участники, что новый фильм Кирилла Серебренникова «Лето», отобранный в каннский конкурс, расширит представление о русской музыкальной поп-культуре и поставит ее в правильный исторический контекст. Который важен и для мирового продвижения российского кино тоже.