30 апреля на новой сцене Мариинского театра в Санкт-Петербурге под эгидой ЮНЕСКО пройдет гала-концерт Международного дня джаза. Россия впервые принимает это глобальное событие, предыдущие форумы проходили в Вашингтоне, Стамбуле, Париже, Осаке и Гаване. Среди гостей Международного дня джаза — Херби Хэнкок, Роберт Гласпер, Маркус Миллер, Курт Эллинг, Брэнфорд Марсалис и другие звезды. Борис Барабанов поговорил с участником санкт-петербургского Международного дня джаза, немецким трубачом Тилем Брённером о его отношениях с российской музыкой, молодежной аудиторией и аналоговой фотографией.
Фото: Till Bronner/Facebook.com
— Вы много играли с российскими музыкантами. Как вы думаете, существует ли у наших джазменов какой-то свой особый стиль или звук?
— Когда я приезжаю в Россию, я чувствую, что музыка здесь приобретает дополнительный глубокий смысл благодаря очень чувствительной аудитории. Россия — страна, которая очень сильно повлияла на музыкальную культуру мира. Я имею в виду не только конкретных композиторов, Чайковского или Рахманинова, но и вообще душу русской музыки. В этом смысле я могу сравнить ваших классиков только с немецкими. Это то, что нас сближает. Музыка у вас в ДНК. Это касается и ваших слушателей, и ваших джазовых музыкантов.
— Но вы наверняка чувствуете, что границы стиля становятся все более размытыми. И аудитория джаза, наверное, тоже меняется?
— В последние 10 или 20 лет тенденция состоит в том, что звезды джаза, корифеи этой музыки стареют, и их публика тоже стареет. То есть на музыку влияет демография. Будет ли у нас достаточно молодых людей для того, чтобы джаз продолжал существовать? У меня нет определенного ответа. В массмедиа не так много джаза сейчас. Много ли тех, кто готов слушать джаз на государственном радио в три часа утра? У меня есть большие сомнения, что молодые люди будут слушать джаз в это время. Единственный способ обратить их внимание на джаз — это как-то объяснить, что в импровизационной музыке есть энергия. Вообще-то они по-прежнему ее там могут почувствовать. Даже в авангардном джазе. Надо просто правильно настроить каналы коммуникации с молодежью. Я иногда встречаюсь со студентами и даже школьниками, просто прихожу к ним пообщаться с трубой под мышкой. Они очень открыты к правильным вещам, им все можно объяснить за две минуты.
— В России самый популярный трубач — это, наверное, Крис Ботти. И я подозреваю, что существенная часть его аудитории никакой джаз вообще не слушает.
— Мне знакома картина, которую вы описали, но я не думаю, что это проблема. Крис Ботти — трубач с прекрасной техникой игры. Ему повезло — он играл в группе Стинга и многому научился. Он привык транслировать всю свою энергию в зал, он разговаривает с публикой, находит с ней общий язык. Я тоже люблю развлекать. И в каком-то смысле я делаю для европейской аудитории то же, что он для американской. Я люблю, когда по дороге домой люди говорят: «Вот это да! Вечер стоил этих денег! Я не зря надел свой лучший костюм и отказался от просмотра сериала! Я до сих пор полон впечатлений!» В консервативной джазовой аудитории я иногда чувствую высокомерие, которого нет у людей, далеких от джаза. Вы думаете, только то, что вы слушаете,— настоящая музыка? Серьезно? Я не верю в то, что отсутствие массового успеха — признак качества музыки, и наоборот, широкое признание — свидетельство ее примитивности.
— У вас был опыт судейства в шоу «X Factor». Смогли ли вы за счет этого привлечь какую-то новую публику под знамена своей музыки?
— Я хотел бы думать, что так оно и было. Но на самом деле — нет. И я, и мой рекорд-лейбл рассчитывали на то, что мы увидим рост продаж моих записей, ведь шоу смотрело столько людей. Но между теми, кто смотрит шоу талантов, и теми, кто ходит на джазовые концерты, слишком большая пропасть. Моя команда дважды победила в «X Factor». Меня стали чаще узнавать на улице. Мне удалось сказать с экрана что-то важное о том, как делается музыка. Это прозвучало убедительно. Но в продажи это никак не конвертировалось.
— Я знаю, что вы увлекаетесь старой доброй пленочной фотографией. Что из последнего получилось лучше всего?
— Я снимал в своей студии замечательного шведского музыканта Магнуса Линдгрена. Он играет в моей группе. Знаете, музыканты не всегда хорошо выглядят в кадре. Они часто слишком сосредоточены на своем инструменте, прячутся за ним. Магнус доверяет мне, поэтому фото получились замечательные. Кстати, московское общество любителей фотоаппаратов Leica даже предлагало мне сделать выставку в Москве. Надеюсь, однажды это получится.