Вчера на 61-м году жизни в Москве скончался великий легкоатлет Валерий Брумель. В 60-е годы его прыжки в высоту было принято сравнивать с полетами в космос. По мировой популярности он нисколько не уступал первым космонавтам. Даже самому первому — Юрию Гагарину.
Игорь Тер-Ованесян, еще одна звезда советской легкой атлетики 60-х, вчера извинился, когда я попросил его рассказать о Валерии Брумеле: "Наверное, чтобы рассказать о судьбе этого человека, нужен талант Достоевского. Такая блестящая и трагическая одновременно судьба..."
Насчет первой, блестящей ее половины американцы когда-то — вполне серьезно — говорили, что Брумелю помогает сам дьявол. Во всяком случае, в том, что ему на Олимпиаде в Токио на жеребьевке выпал 666-й номер, действительно, можно было усмотреть что-то дьявольское. Особенно после того, как он, с трудом справившийся со скромненьким квалификационным нормативом, отобрал "золото" у находившегося в блестящей форме лидера сборной США Джона Томаса.
В его судьбе вообще было немало такого, что воспринимается почти как мистика. Еще в 12 лет у него, переехавшего с семьей в Ворошиловград с Дальнего Востока, не находили особого таланта, со скрипом приняв в секцию легкой атлетики. В 16 лет он уже взял высоту в два метра и получил мастера спорта... Затем что-то случилось, и он долго не прогрессировал, пока прежний тренер Петр Шейн не отправил ученика в Москву, к знаменитому специалисту Владимиру Дьячкову. 14 мая 1960 года, в день своего 18-летия, Валерий Брумель прыгнул на 2,05 — неплохой по тем временам результат, но не более того. А спустя всего пару месяцев, незадолго до Олимпиады в Риме, неожиданно взял 2,17, установив европейский рекорд. И очень вовремя: как раз формировался состав сборной и ее руководители рискнули включить в тройку "высотников" совсем недавно еще никому не известного юниора. И не прогадали: дебют Валерия Брумеля обернулся "серебром". А главное, впереди него был не рекордсмен мира Джон Томас, а другой советский прыгун — Роберт Шавлакадзе, которому юниор уступил лишь по количеству попыток. Позже феерические темпы его прогресса в прыжках объяснят удачно примененной новой методикой: в юности Валерий Брумель много занимался со штангой, хотя до него считалось, что в прыжках мощные мышцы только мешают, а Владимир Дьячков добавил к силе технику.
В январе 1961 года на соревнованиях в Ленинграде он наконец побил рекорд Джона Томаса, прыгнув на 2,25 — достижение, правда, не было официально зарегистрировано, как все, установленные в залах. Валерий Брумель вспоминал, что высоты стоек, чтобы поднять планку на нужную ему отметку, на том турнире не хватило и пришлось подкладывать под них блины от штанги. А в летнем сезоне он уже бил рекорды Джона Томаса абсолютно официально, в конце концов прыгнув на те же 2,25. Ему не было и двадцати...
В США говорят, что на самом деле первая спортивная суперсерия двух сверхдержав состоялась не в хоккее в 1972 году, а за десять лет до нее, в прыжках в высоту, когда американская федерация легкой атлетики решила устроить на своей территории серию турниров с участием Джона Томаса и Валерия Брумеля. Советский прыгун четырежды обыграл противника. И это при том, что однажды — на Stanford Stadium — за американца болели 100 тыс. человек, а в другой раз — в знаменитом нью-йоркском Madison Square Garden — состязаться пришлось в совершенно непривычных для него, Валерия Брумеля, условиях: публика курила, а во время прыжков оркестр, чтобы "завести" зрителей, играл джаз.
Спустя год за советским прыгуном наблюдали 100 тыс. человек уже в Москве, в "Лужниках". И в очередной своей победной дуэли с Джоном Томасом он взял 2,28, установив тот самый феноменальный мировой рекорд, который было модно сравнивать в те времена с полетом в космос Юрия Гагарина.
Как и первые космонавты, он постоянно избирался делегатом съездов и пленумов комсомола, превратившись в его своего рода "спортивное лицо". Как и первые космонавты, ездил по стране с лекциями... Может быть, поэтому перед Олимпиадой 1964 года в Токио он, уставший от такого внимания к себе, кажется, перестал быть прежним непобедимым Брумелем — и вдруг начал проигрывать.
В Японии он попал в финальный турнир, взяв смешную для себя квалификационную высоту — 2,03 — в последней, третьей попытке. На него уже не ставили — ставили или на Джона Томаса, или на второго американца Джона Рэмбо, или на Роберта Шавлакадзе. В день финала в Токио шел дождь. И как писали потом местные газеты, создавалось впечатление, что чем сильнее он лил, чем труднее становилось разбегаться по гаревой дорожке, тем увереннее чувствовал себя Валерий Брумель. Они с Джоном Томасом в итоге остановились на одинаковой высоте — 2,18, но у спортсмена из СССР было на попытку меньше. Это тоже была какая-то мистика...
В тот момент он еще не предполагал, что его ждет спустя год. Встретившаяся после тренировки знакомая девушка на мотоцикле, которая согласилась его подвезти. Жуткая авария на дороге — то ли из-за дождя, то ли из-за разлитого на асфальте масла. Хирург "Склифа" Иван Кучеренко, собравший буквально по кусочкам висевшую на одних сухожилиях ступню и спасший прыгуну ногу. Только начинавший тогда свои эксперименты хирург Гавриил Илизаров, благодаря которому Валерий Брумель смог опять не только нормально ходить, но даже прыгать. Тридцать две операции (семь из них — чрезвычайно сложные) за два с половиной года...
Мистика была и в том, что он вообще вернулся в спорт. Вернулся, когда американец Дик Фосбери уже изобрел свой прыжок спиной к планке,— в другую, по существу, эпоху. В своей второй спортивной жизни Валерий Брумель прыгнул всего на 2,08 и закончил ее в феврале 1971 года, после очередной травмы.
Он не раз утверждал, что вне спорта, занимаясь литературным трудом, драматургией, киносценариями, ощущает себя абсолютно комфортно. Однако при этом всегда охотно отвечал на вопрос, какую бы высоту взял бы, не будь той страшной аварии: "Наверное, сантиметров десять-пятнадцать мог бы прибавить... Сумел бы я освоить новый способ? А почему нет — я ведь был совсем молод".
АЛЕКСЕЙ Ъ-ДОСПЕХОВ