На минувшей неделе в МИД РФ вновь посетовали на то, что, несмотря на обвинения в адрес российских властей, якобы вмешавшихся в американские выборы 2016 года, США отказываются от прямого диалога с Россией по кибервопросам. Спецпредставитель президента РФ по вопросам международного сотрудничества в области информационной безопасности, посол по особым поручениям Андрей Крутских в интервью корреспонденту “Ъ” Елене Черненко заверил, что Москва готова опустить свой «киберкольт», если так же поступит Вашингтон.
Спецпредставитель президента РФ Андрей Крутских
Фото: Дмитрий Коротаев, Коммерсантъ / купить фото
— Посол США в РФ Джон Хантсман в недавнем интервью “Ъ” сказал, что, если Россия не вмешается в ноябрьские выборы в Конгресс, американская сторона будет готова вернуться к рассмотрению вопроса о проведении переговоров по кибербезопасности, намеченных на конец февраля, но отмененных по инициативе Вашингтона. Готова ли Россия к отсрочке консультаций на этот срок? И может ли российская сторона дать гарантию, что она не будет вмешиваться в американские выборы?
— Тут надо уметь читать между строк, необязательно воспринимать все буквально. Я слова американского посла воспринял следующим образом: президенту Трампу нужно в ноябре поправить ситуацию в Конгрессе в свою пользу, и после этого он сможет вступать в переговоры по всем острым вопросам, включая деликатную сферу кибербезопасности.
Теперь к вопросу о вмешательстве России в американские выборы. Без обвинений в адрес Москвы сегодня не обходится ни одно заявление или выступление западного политика и даже бизнесмена, как мы видели по недавним показаниям основателя Facebook Марка Цукерберга в Конгрессе. Если не обвинить Россию хоть в чем-то, то человека просто не поймут, как будто он говорит на другом языке. В этом контексте я рассматриваю и слова посла США Джона Хантсмана.
Потому что если он всерьез ждет от нас каких-то подобных гарантий, то он ошибся страной.
Никаких односторонних заявлений и заверений мы делать не будем и тем более не намереваемся признавать свою вину за некие инциденты, к которым якобы причастна Россия.
Президент РФ Владимир Путин в интервью американскому телеканалу NBC неоднократно заявлял, что у России нет никакого желания насолить американцам, вмешаться в их внутренние политические процессы, влиять на выборы. Мы этого не хотим, это не в рамках наших национальных интересов.
Теперь что касается вашего вопроса о том, готова ли Россия к отсрочке переговоров. Российские официальные лица, включая министра иностранных дел Сергея Лаврова, неоднократно говорили, что мы стучать в закрытые двери и бегать за кем-то не будем. Мы готовы к переговорам хоть завтра, но они должны быть серьезными, по делу. Если необходимо подождать, мы подождем, наш бронепоезд стоит на запасном пути.
— Вы говорите, что слова посла США необязательно воспринимать буквально, но американские официальные лица неоднократно выражали озабоченность российским вмешательством в президентские выборы 2016 года.
— По данным американских же СМИ, сами США как минимум 85 раз серьезно вмешивались в дела других стран. И в наши политические процессы они тоже вмешивались. Если о чем-то договариваться, то только о взаимных гарантиях. А лучше об универсальных гарантиях и правилах поведения, как уже много лет предлагает Россия. Выполнять чьи-то ультимативные требования и предоставлять односторонние гарантии мы не будем.
— Известно, что в ходе несостоявшихся переговоров в Женеве должно было, в частности, обсуждаться российское предложение о выработке двустороннего соглашения о предотвращении опасной военной деятельности в киберпространстве. Что мог бы дать такой договор на практике?
— Мы приехали в Женеву с мощной делегацией, в нее вошло 17 высококлассных экспертов, примерно такую же команду должны были привезти американцы. Была согласована повестка дня консультаций, она была весьма обширной, мы должны были обсудить все проблемные темы и наметить пути выхода из сложившегося тупика.
Что касается соглашения о предотвращении опасной военной деятельности, то мы предлагаем ориентироваться на достигнутые ранее двусторонние договоренности, в частности на соглашение о предотвращении инцидентов в открытом море и в воздушном пространстве над ним 1972 года и ряд других схожих документов. Заключение такого соглашения применительно к киберпространству дало бы большую транспарентность и предсказуемость. Мы бы не просто уведомляли друг друга о чем-то подозрительном, но смогли бы предпринимать совместные действия по устранению возникающих проблем.
Такое соглашение предусматривало бы больший обмен информацией, прямое и регулярное взаимодействие ведомств. Это гораздо шире, чем предусмотренные двусторонними соглашениями от 2013 года горячие линии. При этом мы не собирались ничего американцам навязывать, речь шла о совместной выработке документа. Можно было бы подумать не только о предотвращении опасной военной деятельности, но обо всей опасной деятельности в киберпространстве.
— Россия, как сообщалось, также была готова предложить США договор о невмешательстве в политические процессы, включая выборы. В случае подписания такого соглашения были бы власти РФ готовы пресечь деятельность таких организаций, как Агентство интернет-исследований, также называемое фабрикой троллей?
— Вопрос не ко мне. Предпринимать какие-то действия в отношении структур на территории РФ — это к российским правоохранительным органам. Как неоднократно говорил президент Владимир Путин в интервью NBC, все зависит от того, нарушают ли те или иные компании российское законодательство.
Что касается договора о невмешательстве, мы готовы обсуждать любые идеи, которые приведут к стабилизации ситуации и выходу из сложившегося тупика. Соответствующие предложения мы американской стороне предоставили еще в прошлом году и были готовы обсудить их на переговорах в Женеве.
— Но только американцы на консультации не приехали. По одной из версий, в Вашингтоне передумали вступать в переговоры с Россией, поскольку незадолго до запланированной встречи в Женеве западные страны, включая США, официально обвинили Москву в создании и распространении вредоносного вируса NotPetya.
— Обвинения без доказательств называются обзывательством. А ни одно официальное лицо из упомянутых вами стран ни одним доказательством соответствующие обвинения в наш адрес не подкрепило.
— А запросы в адрес российских официальных структур по поводу NotPetya поступали?
— Никаких. В этом и парадокс. Мы же готовы к разговору по любым темам, именно для этого мы привезли в Женеву делегацию из 17 человек, среди которых были и силовики.
— Не было обращений и по горячей линии, созданной двусторонними договоренностями между Россией и США в сфере кибербезопасности 2013 года?
— Нет.
— А сами каналы связи, предусмотренные теми соглашениями, продолжают работать? Там, как и предполагалось, 24 часа в сутки семь дней в неделю с обеих сторон дежурят связные?
— Да, все, что предусмотрено соглашениями 2013 года, остается в силе. Это рабочие каналы. Но американцы их, несмотря на публично звучащие в наш адрес обвинения, фактически не задействуют.
— А Россия при новой администрации США эти каналы задействовала?
— У нас не было такой необходимости. Все же эти механизмы созданы для кризисных ситуаций, которые невозможно разрешить в ходе обычных межведомственных контактов соответствующих структур. Удивительно, что американцы при всей остроте их обвинений в наш адрес эти возможности не используют.
— Но они еще при предыдущей администрации обратились к российским властям по вопросу о вмешательстве в президентские выборы?
— Да, чуть ли не за два дня до самих выборов. И мы им в итоге всю необходимую информацию предоставили, на все вопросы подробнейшим образом ответили, после этого никаких вопросов с их стороны не возникало.
— Почему российские власти не обнародуют данные, которые они предоставили США?
— Подобные сведения нельзя обнародовать в одностороннем порядке. Они, как правило, носят крайне деликатный характер. То, чем обмениваются правительства, с точки зрения безопасности не всегда может быть предоставлено широкой публике.
— Даже если бы это спасло российскую репутацию?
— Нам не надо бороться за репутацию. Нас обвиняют бездоказательно. Мундир наш и так чист.
— Новый советник президента США по нацбезопасности Джон Болтон неоднократно заявлял, что в киберпространстве можно создать систему сдерживания по аналогии с ядерным оружием (и ряд американских доктринальных документов уже говорит о применимости модели сдерживания к киберсреде). А с российской точки зрения сдерживание в киберпространстве возможно?
— Считаю, что это чудовищно опасная логика. Сторонники применения концепции теории сдерживания к киберпространству должны понимать, что проводить соревнования на минном поле нельзя.
— Джон Болтон, в частности, выступает за то, чтобы в ответ на вмешательство России в американские выборы США нанесли ответный удар киберсредствами. По его мнению, это отвадит Москву от вредоносных операций в будущем.
— А он уверен, что Россия не ответит на подобную провокацию? Странная позиция.
С одной стороны, утверждается, что русские хакеры всесильны и творят в США что хотят, а с другой — звучит, по сути, призыв к киберагрессии против России.
Это крайне безответственный подход.
— То есть модель сдерживания, которая сложилась в ядерной сфере, неприменима к киберпространству?
— Абсолютно. Это разные сферы со своими нюансами, автоматизма тут быть не может. В киберсфере, наоборот, нужно делать ставку не на силовое соревнование и противостояние супердержав, а на укрепление мер доверия, транспарентность и сотрудничество, вовлекая в них как можно большее количество стран. Россия и США могли бы быть лидерами этих процессов. Ситуация, когда два ковбоя стоят, нацелившись друг в друга «киберкольтами», ненормальна. Мы готовы опустить свой «кольт», если они опустят. Но пока напряжение только нарастает. А нужно, наоборот, договариваться и показывать пример другим.
— Известно, что в 2018 году российская сторона планировала провести консультации по международной информационной безопасности с пятью странами — Францией, Германией, Израилем, Японией и Южной Кореей. Удалось ли уже реализовать что-то из запланированного?
— Эти цели по-прежнему остаются в повестке дня. Заинтересованность есть и с нашей стороны и со стороны упомянутых вами стран, но не только их. Несколько встреч уже состоялось, и мы намерены продолжить работу в этом направлении.
— Намерена ли российская сторона вносить на рассмотрение Генеральной ассамблеи ООН резолюцию с призывом возобновить работу группы правительственных экспертов (ГПЭ) по международной информационной безопасности, приостановленную в прошлом году из-за разногласий между ее членами?
— Да, такие намерения у нас есть. Площадка ООН для нас по-прежнему остается приоритетной в плане выработки универсальных правил поведения государств в интернете. Мы будем предлагать возродить ГПЭ, но внеся в нее определенные изменения.
— Какие?
— Например, в плане состава. Мы выступаем за более справедливое географическое представительство участников группы. Не должно, в частности, быть перевеса натовских стран, притом что от СНГ допущен только один участник, и то он конкурирует с представителями Балкан. Мы за более справедливое представительство. Пусть количество участников группы будет ограничено 25, но в ней должны быть представлены все регионы и игроки.
— Каким должен быть мандат группы? Речь должна по-прежнему идти о выработке правил ответственного поведения в киберпространстве для государств?
— Мандат, на мой взгляд, не должен претерпеть кардинальных изменений. При этом группа должна иметь возможность обсуждать новые явления в киберпространстве — от интернета вещей до искусственного интеллекта. Кроме того, я считаю важным прислушиваться к мнению и предложениям негосударственных игроков — бизнеса и гражданского общества. Соответствующие инициативы с их стороны сейчас активно вырабатываются. Тут можно, например, упомянуть идеи компании Microsoft и разработку российской компанией «Норникель» международной хартии об информационной безопасности критических объектов промышленности. Государства должны учитывать подобные инициативы. Также необходимо обратить внимание на предложения и наработки региональных организаций — от ШОС до БРИКС.
— Но даже если группа вновь заработает, ей удастся о чем-то договориться и ее предложения одобрит Генассамблея ООН, эти рекомендации не будут же носить обязующий характер?
— Этот вопрос стоит адресовать к западным странам. Россия выступает за принятие юридически обязывающей конвенции ООН «О международной информационной безопасности». Такой же позиции придерживаются члены ШОС, БРИКС, целый ряд других государств. Но коллеги из западных стран утверждают, что этот документ устареет раньше, чем мы его примем, что это неэффективный инструмент, и предлагают пойти по пути мягкого права. Резолюция Генассамблеи ООН — это компромисс. Да, она не будет иметь обязующего характера, но станет моральным ориентиром. Чтобы сдвинуть процесс выработки правил с мертвой точки, мы готовы проявить некоторую гибкость.
— Ряд экспертов говорят о необходимости создания международного суда по межгосударственным киберконфликтам. Считаете ли вы запуск такого механизма целесообразным? Можно было бы при помощи такого механизма внести ясность в вопрос о предполагаемом вмешательстве России в американские выборы?
— Мы считаем, что эта идея достойна обсуждения, она интересна и идет в правильном направлении. Но в этом вопросе не стоит спешить, тут нужно тщательно взвесить все за и против, подойти к вопросу максимально объективно, поскольку эта организация будет эффективна, только если ее юрисдикцию признают все страны. Идеи высказываются разные: есть, например, предложение создать что-то типа МАГАТЭ или ОЗХО, только применительно к киберсфере. Мы готовы и это обсуждать. Не должно дойти дело до большой беды, нам надо всем собраться и начать договариваться.