На сцене Музыкального театра имени Станиславского и Немировича-Данченко состоялся российско-французский гала-концерт «В честь Петипа», посвященный 200-летию самого знаменитого русского француза. Рассказывает Татьяна Кузнецова.
Фото: Коммерсантъ / Петр Кассин / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Петр Кассин / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Петр Кассин / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Петр Кассин / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Петр Кассин / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Петр Кассин / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Петр Кассин / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Петр Кассин / купить фото
На юбилейном гала историческая родина главного российского хореографа была представлена Балетной школой Парижской оперы — ее, во главе с директрисой Элизабет Платель, пригласил в Москву худрук балета музтеатра Лоран Илер. Французы, однако, не нашли в запасниках работ Мариуса Петипа и чествовали юбиляра балетом Джона Ноймайера «Весна и осень» (1994) на музыку Дворжака. Одноактный опус о весеннем брожении молодых сил (на осеннем увядании хореография не настаивает) опытные балетоманы могли видеть в репертуаре Мариинки в начале 2000-х. Надо признать, что французские дети станцевали этот лирический поток сознания с большим пониманием его сути.
Юноши в белых шароварах выпрыгивали в зависающих прыжках к солнечному свету, ловко кувыркались, чувственно боролись друг с другом, подолгу застывая в скульптурных позах, и с непраздным любопытством изучали девушек — то осторожно поворачивая их в обводках, то взваливая на плечо в поддержках разной степени сложности. Разнокалиберные девушки в белых платьицах томно поводили бедрами, потягивались в port-de-bras, пробегали то порознь, то стайками и обмирали в объятиях партнеров. Солисты — худенький Натан Биссон, на удивление уверенно справившийся с коварными поддержками дуэта, и расцветшая Карола Пудд, отлично осознававшая свои женские чары,— солировали по праву: оба были технически сильнее своих сверстников, не всегда соблюдавших ровный строй в этом полуимпрессионистском-полуклассическом сочинении.
Фото: Петр Кассин, Коммерсантъ
Сравнивать французского Ноймайера и российского Мариуса Петипа (его «Оживленный сад», сцену из балета «Корсар», отреставрированную Юрием Бурлакой для спектакля Большого театра и слегка адаптированную для школьников, показывала Московская академия хореографии) некорректно, как сопоставлять ростбиф с пирожным: иная техника танца, иные требования к исполнению, иные движения, наконец. И все же российские дети представляли разительный контраст с французами. «Оживленный сад» был исполнен ими с военной стройностью: ровность интервалов, линий, перестроений приближалась к параду на Красной площади. Школьниц научили округлять кисти рук, тянуть стопы и поворачивать головы в одном ракурсе. Бросались в глаза длинные ноги, стройные фигуры и, увы, угловатые руки, напряженно соблюдавшие указанные позиции. Девочки лучились любезными улыбками, за которыми не стояло ничего личного. Па-де-де, которое для пущего эффекта было вставлено в «Оживленный сад», выпускники — уже опытные лауреаты международных конкурсов Елизавета Кокорева и Денис Захаров — отработали с дежурным оптимизмом и без претензий на индивидуальность. К тому же девушка не блеснула в фуэте: стопа ее рабочей ноги расслабленно болталась с первых же поворотов, расшатывая и само вращение. В этом вымуштрованном оммаже Мариусу Петипа, вообще-то большому любителю женского разнообразия, самой живой и естественной выглядела Медора Александры Трикоз, станцевавшая и адажио, и вариацию без заметного напряжения, но с видимым обаянием. Почему-то принято считать, что наши люди танцуют душой, а иностранцы берут формой. Это заблуждение давно развеяли как гастролеры, так и россияне; а уж на гала в честь Петипа французская и русская школы обозначили свои приоритеты с полнейшей очевидностью.
Фото: Петр Кассин, Коммерсантъ
Что продуктивнее — поощрять юношеское самовыражение или стискивать подростков клеткой железных правил — вопрос риторический: лучше, конечно, совмещать приятное с полезным.
Что и постарался сделать Лоран Илер с артистами «Стасика» в Grand pas из балета «Пахита». Тут стоит напомнить, что исторически балет Музтеатра Станиславского академизмом не блистал: с 1939 года основоположники труппы поощряли в танцовщиках прежде всего актерскую выразительность. Традиция сохранилась и поныне: восемь корифеек, шесть солисток и приму Оксану Кардаш в унифицированности не обвинишь; у каждой — собственное лицо и свой характер. Но француз Илер, лично репетировавший «Пахиту» и одевший артисток по французской моде (образцы пачек он вывез из Парижской оперы, и выглядят они весьма изысканно), умудрился упаковать вверенный ему цветник в стройный букет: ракурсы поз, положения рук, высота ног, амплитуда прыжков выверены им с нездешним педантизмом. Даже единственный мужчина в этом женском царстве — окультуренный Дмитрий Соболевский — летал в па-де-басках, двойных кабриолях и жете-ан-турнан c российской вольностью, но с французским самоконтролем. Остается пожалеть, что «Пахиту» показали урезанной (как в парижской версии Пьера Лакотта) — без женских вариаций, в которых многоликие солистки «Стасика» смогли бы поставить точки над i в вопросе балетной свободы и неволи.