За «стройку века» заплатила не только казна, но и местные жители, оказавшиеся в зоне строительства. Счета, понятное дело, у разных людей — разные…
Фото: Коммерсантъ / Дмитрий Азаров / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Виктор Коротаев / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Виктор Коротаев / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Виктор Коротаев / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Виктор Коротаев / купить фото
В день открытия Крымского моста житель Керчи Александр Осокин вышел в море как обычно в пять утра — чуть раньше, чем началось праздничное автомобильное движение. Осокин вместе с братом Сергеем и помощниками ловили рыбу, а в нескольких метрах от них автомобилисты и байкеры с флагами, шариками и транспарантами стояли в очереди, торопясь оценить чудо архитектурной и инженерной мысли. «Радость со слезами на глазах»,— вздохнул Александр. Мост, гордость России, идет прямо по его земле, точнее, по его воде. И как к этому относиться, предприниматель пока не знает: ни денежных компенсаций, ни извинений за разрушенную мидийную ферму и отобранную территорию он так и не получил. «Но мост красивый,— признает.— Мы его так ждали».
«Хотим, чтобы все было по закону»
Мост открыт на полгода раньше предусмотренного госконтрактом срока
Фото: Виктор Коротаев, Коммерсантъ
Осокины арендовали этот морской участок еще при Украине — до 2027 года они имеют право выращивать здесь моллюсков и заниматься рыбной ловлей. Но сейчас у братьев осталась лишь пятая часть той зоны, что была. Да и та уже не вся пригодна для их бизнеса: если раньше они получали 36 тонн мидий в год, то теперь всего тонну. «И рыбы, только мелкой, за один месяц путины у нас было больше 70 тонн,— вспоминает Сергей.— А когда строители все миграционные пути рыбы засыпали, мы за весь этот год едва 12 тонн выловили».
А начиналось все хорошо. К братьям в Керчь приезжали эксперты из Санкт-Петербурга, изучали всю документацию их ООО «Галиотис», даже ныряли в море, чтобы подсчитать размеры плантаций мидий, в итоге оценили убытки, которые понесут Осокины из-за стройки, в 55 млн рублей, с учетом всех будущих лет. Но ни копейки из этих денег так никто и не выделил.
«Заказчик строительства Крымского моста — ФКУ «Упрдор "Тамань"»,— как мы слышали по телевизору, получил средства, предназначенные для выплат пострадавшим вроде нас,— говорит Александр.— Но нам они только отписки слали». Обиженные Осокины обратились в администрацию президента. Оттуда их направили в Министерство сельского хозяйства, а в министерстве ответили, что этот вопрос не в их компетенции — разбирайтесь, мол, с «Таманью». Круг замкнулся. Последняя отписка, которая пришла от ФКУ: «Нет оснований для выплаты компенсаций, обращайтесь в суд».
«Основания засыпать мидийную ферму нашлись, а для компенсаций оснований нет?» — недоумевают Осокины и действительно готовятся к суду, хотя этого им хотелось бы меньше всего. Они за мост всеми руками: в Краснодарском крае живет их сестра, теперь к ней можно ездить без оглядки на погоду, ведь паромы иной раз из-за шторма и по три дня не ходили. Самолет у человека в Анапе или похороны — никого это не волновало. А теперь все рады, что смогут быстро добраться к родственникам на материк. Да и на снижение цен крымчане очень рассчитывают — должно же это произойти, когда поставщики перестанут платить за «фуры» на паромах. В крайнем случае, теперь самостоятельно можно ездить на Кубань за картошкой, вон и организаторы шопинг-туров в краснодарский «Ашан», «Леруа-Мерлен» и «Икеа» приуныли, понимают, что после открытия моста клиентов у них поубавится.
Осокины тоже говорят, что мост — транспортная артерия для Крыма. «Мы не против, что нашу территорию изъяли для государственных нужд,— утверждает Александр.— Понимаем, как это важно. Но мы хотим, чтобы все было по закону. Честно сказать: не нужны нам даже эти 55 миллионов. Мы привыкли жить своим трудом, поэтому дали бы нам для работы другие координаты в море, земли чуть-чуть и компенсацию хотя бы за то, что порушили. И хватит нам. Но не дают ведь ничего! Вот мы попали... Мост строят — щепки летят».
«Зачем нам их унитазы!»
«Крымское чудо» ждали с 2014 года
Фото: Виктор Коротаев, Коммерсантъ
«А наши дома разрушили»,— улыбается Мария Аблова, бывшая жительница Цементной слободки, района Керчи, попавшего в санитарную зону Крымского моста и потому подвергнувшегося сносу. Большинство переселенцев этому, как и Мария, обрадовались: их старое жилье, без удобств и с дровяными печами, давно считалось аварийным, а тут такая удача — всероссийская стройка! Но те, кто самостоятельно провел в свои квартиры водопровод, незаконно отхватил землю под огороды и обнес все это великолепие заборами, сначала возмущались: «Мы нормально живем, зачем нам их унитазы!» Они и пугали сами себя: «А что если новые квартиры нам не оформят в собственность?», паниковали, призывали к ответу чиновников и на всякий случай жаловались журналистам. Но слухи так и остались слухами — все оформили как положено, и жители слободки, кто радостно, а кто с ворчанием, все же переехали в два новых дома, построенных специально для них на шоссе Героев Сталинграда.
В Цементной слободке осталась только одна принципиальная женщина — Светлана Галкина, которая категорически отказывается переселяться, судится с администрацией города и держит оборону в своем полуразрушенном бараке без света и воды.
У Светланы и ее семьи было две однушки — в новом доме им выдали взамен этого две двушки. Но Светлана уверена, что этого мало: «Я была прописана с матерью, отчимом и сыном. У нас в этом старом доме было две однокомнатные квартиры. Когда в прошлом году новый дом стали заселять, мне вместе с мамой и отчимом, которые к тому времени развелись, дали двухкомнатную квартиру. Также отдельную двухкомнатную квартиру дали моему сыну, который женился. Но я не хочу жить с родителями, которым по 70 лет. Они же имеют право на старости лет пожить своей нормальной жизнью, и я имею право».
Соседи Светлану жалеют, но не очень понимают. «Не знаю, почему она не переезжает,— пожимает плечами Мария Аблова.— У нас с мужем была точно такая же квартирка в 30 метров, где уже стены сыпались, без отдельной кухни, без ванны. А сейчас мы получили двухкомнатную со всеми удобствами. Да, небольшую, 40 метров с хвостиком. Но зато внуки, когда приезжают, теперь имеют свою комнату, а то ж раньше все вповалку спали. А кухня, а горячая вода? Да вы что, мы так счастливы!»
Лидия и Татьяна Степановы, мать и дочь, тоже получили две квартиры на Героев Сталинграда. Новым жильем они довольны, вот только жаль садика: «У нас там и цветы остались, и деревья. Сюда перевезли и пересадили под окнами молодую елочку, но она вон сохнет. Зато кедр крымский вроде прижился, тьфу-тьфу-тьфу». А еще не нравится Степановым, что в новом доме все существуют как-то обособленно. «Раньше с утра люди выходили во двор, к колонке за водой, все общались, обменивались новостями. А сейчас сидят все по своим квартирам, и во дворе тишина».
Один из жителей, отказавшийся представиться, недоволен шумоизоляцией: «Да, у нас туалет был на улице, но ты шел туда и никому не мешал. А сейчас я иду в туалет — и все знают, что я там делаю. Невозможно к такому привыкнуть!»
А главная беда — мост и новая трасса разделили город на две части, которые связаны между собой лишь одной дорогой. Дети переселенцев в школу «за мост» теперь ходят прямо по этой дороге, никаких пешеходных наземных переходов в Керчи почему-то не предусмотрено. «Вот и мы тащимся на дачу с лопатами, ведрами, с кормом для собак,— вздыхает Татьяна Степанова.— Представляете, какой крюк приходится делать? Разрезал Керчь этот мост пополам. Хотя и без него — никуда».
«Давайте я у своего дома сам....»
Первыми на мост рванули байкеры и местные жители — крымчане и кубанцы
Фото: Виктор Коротаев, Коммерсантъ
Крымский татарин Осман Байдак не спит уже несколько дней: «Сносят нас, вроде теперь окончательно! Все деревья, весь мой сад у дороги спилили!» Федеральная трасса «Таврида», которая через Крымский мост соединит Крым и Кубань, пройдет, как было поначалу объявлено, вне населенных пунктов. Но селу Приятное Свидание в Бахчисарайском районе не повезло — трасса наступает прямо на него, не огибая. Осману местные власти несколько раз сообщали разные сведения: то сносят его дом, то не сносят, то часть его участка изымут, то, может, и пронесет. «Как ножовкой по сердцу — вжик-вжик,— почти стонет Осман.— Приходят каждый раз новые люди, все что-то меряют, считают, разное говорят... Почему никто авторитетный не скажет мне окончательное решение? Сил больше нет!»
Когда вдоль старой дороги, по которой должна пройти новая трасса, начали пилить деревья, Осман не выдержал, подошел к рабочим: «Давайте я у своего дома сам...»
Десятки деревьев он посадил здесь с братом и отцом в начале 1990-х, когда крымские татары вернулись в Крым после депортации. Возили в мешках чернозем, чтобы саженцы принялись на известковой почве, живую изгородь посадили, чтобы защитить деревца от домашней скотины, все эти годы «ведрами воду таскали, поливали» — и вот пришлось своими руками спилить фундук, акации, шелковицу, черешни, сливы. «Одни пеньки остались, видите? — показывает Осман.— Я снял на видео нашу улицу, когда она еще зеленая была, смотрю сам теперь по ночам это кино... Что меня ждет дальше? Инфаркт?»
Мимо дома Османа проезжают друзья, высовываются из окон машин: «Ну как, не снесли вас еще?» Он только рукой машет: «Не знаю. Ждем». Вместе с отцом, 88-летним Смаилом, и старшей дочерью Гульзар крестьянин выходит на околицу — проверить, как близко трасса подобралась к селу. Под угрозой и фруктовый сад, и виноградник семьи: есть подозрения, что их тоже вырубят. «А мы ведь с этого кормимся! — объясняет Осман.— У нас другого заработка нет. Все говорят — да что вы переживаете, вы без компенсации не останетесь. Но это ж не квартира, когда чемоданы взял и пошел. Это хозяйство, которое мы налаживали столько лет: теплицы, сараи, коровы, бычок, овцы! Куда это все?!»
Осман отмечает, что на крымских дорогах «при России машин стало в разы больше». Объяснить этот феномен он не может — то ли деньги у людей появились, то ли машины сейчас дешевле. И он, и его родственники согласны с тем, что новая трасса нужна: «Мы тоже хотим по хорошим дорогам ездить. Но почему нельзя было пустить эту "Тавриду" за селом? Почему нас выселять надо? Вон и отец мой говорит: одну депортацию пережили, теперь еще одну пережить бы».
На данный момент «Таврида» готова уже на 30 процентов, Минтранс России уверяет, что к концу этого года будут открыты две ее полосы — до Симферополя. Прямо по этим, еще не доступным для автомобилей полосам, в Ленинском районе, идет пешком еще один крымский татарин Ислям Кашка — в футболке с портретом Путина: «Своих не бросаем».
— Хорошее покрытие,— оценивает асфальт Ислям.— Вообще в России жить хорошо. Турист к нам поехал, а с открытием моста еще больше поедет. И бизнес мой в гору пошел — у меня будочка на пляже «Татарка», я там продаю курицу-гриль, кофе, чай, сладкую вату. При Украине на «копейке» ездил, а сейчас у меня KIA Sportage!
Ислям утверждает, что его друзья, вся его семья из 12 человек поддерживают присоединение к России и инфраструктурные перемены. Но не все селяне разделяют их взгляды — религиозные татары обзывают Исляма «сепаратистом», поэтому он в мечеть перестал ходить. Но не отчаивается: «Всевышний рассудит».
«Скажут, что я сумасшедший»
Крымский мост. Перед открытием
Фото: Виктор Коротаев, Коммерсантъ
— При Украине у меня с бизнесом все было хорошо,— говорит Максим Кабанов, владелец крымской фирмы «Лаборатория красоты и здоровья "Пантика"», занимающейся производством косметики и биологически активных добавок из гидробионтов Черного и Азовского морей: моллюсков, водорослей, акулы и ската.— В нашей компании трудились 25 научных сотрудников, мы выпускали 130 наименований, входили в рейтинг «100 лучших товаров Украины», издавали свою научную газету, у нас куча дипломов — кабинет весь увешан. Но после присоединения к России мы все это потеряли. На второй день после референдума украинский банк заблокировал наши счета, мы остались вообще без денег. Когда я поехал в Киев и попытался выяснить, как вернуть финансы, в банке рассмеялись: «А что ты хотел? Голосовать не надо было. Вернетесь вместе с Крымом обратно — тогда и поговорим».
Максим вспоминает, что полная неразбериха была той весной и на полуострове: «Мы писали во все инстанции, задавали вопросы: "Как нам теперь подавать отчетность? Как переоформлять документы?", но никто не знал, что делать, местные власти нас не поддерживали, не помогали. Был полнейший хаос! Нам говорили, что никто не пострадает, но это оказалось враньем. Естественно, пострадали многие. В России мы свою продукцию продавать уже не могли, кредиты нам не давали. Как жить? Пришлось уже в апреле 2014-го всех уволить и закрыться».
Целый год Максим не работал, пытался вникнуть в происходящее. А тут еще и мост через Керченский пролив начали строить. «Стройка века» развернулась на острове Тузла, где у предпринимателя были плантации для выращивания моллюсков и капитальное строение, приобретенное под программу их культивирования. Этот рыбацкий стан, каменный дом в 140 квадратных метров вместе со специальным бассейном, строители моста разобрали и засыпали. «Мы пришли, а нашего здания нет. Спрашиваем: "Как так?", а в ответ — не было, мол, тут ничего, не выдумывайте. Мы обратились в правоохранительные органы, но там тоже ответили, что никакого здания на этом месте не было, одни развалины. А у нас документы на собственность, у нас фотографии — вот же дом!»
До сих пор никакой компенсации Максим тоже так и не получил, он даже не знает, как доказать, что под опорами моста где-то похоронено его имущество. А мидии он сейчас заказывает на озере Донузлав, что на западном побережье Крыма. Получить разрешение на выращивание моллюсков на Керченском полуострове, как уверяет предприниматель, уже нереально: «Охранная зона моста! Туда не подступиться».
Особенно активно праздник открытия отмечали строители, их здесь более 10 тысяч
Фото: Дмитрий Азаров, Коммерсантъ
Чтобы начать возрождение бизнеса, Кабанов продал свой дорогой автомобиль. Сейчас ему удалось восстановить лишь около 10 процентов того, что у него было. «В России очень много бюрократических сложностей, гораздо больше, чем было при Украине. А, к примеру, чтобы зарегистрировать одну биологически активную добавку заново, требуется минимум 4 месяца и около 150 тысяч рублей — я же не могу все свои продукты зарегистрировать сразу, у меня и денег таких нет. Поэтому пока по чуть-чуть двигаемся». При этом отмечает бизнесмен и плюсы: больше автоматизации в тех же налоговых, почти полное искоренение некогда колоссальной коррупции, возможность «поговорить с чиновником напрямую», огромный рынок сбыта и высокая платежеспособность россиян: «Нам такое при старом режиме и не снилось. Так что надежда, перспективы есть. Пошло возрождение. А проблемы все в конце концов решатся, нужно время, все-таки не каждый день страну меняешь».
Максим даже выпустил для своей продукции новую подарочную упаковку — с изображением Крымского моста. «Я патриот,— немного смущаясь, говорит он.— Украинцы скажут, наверное, что я сумасшедший: все потерял, а радуюсь... Зато я теперь гражданин великой страны, которую люблю и с рождения считаю своей Родиной. Да, пришлось заплатить большую цену за то, чтобы вернуться домой. Но даже если бы я заранее знал, чего мне это будет стоить, все равно бы... Все равно».
По новому мосту он, некогда успешный, а ныне начинающий бизнесмен, едет с дочкой на старенькой «девятке» — мимо «Ночных волков» с флагами, мимо сосредоточившихся уже лишь на железнодорожном полотне строителей, мимо домов с красными крышами, где живут переселенцы, мимо лодок рыбаков Осокиных. Будто парит над морем, над своими загубленными плантациями, над разрушенным своим зданием, ставшим опорой для великой стройки: «Тут все у меня было, прямо это место». А потом улыбается: «Вот он, дочь, смотри. Мост наш!..»