«У нас не рай. Но и не хаос и не ад»
Заместитель главы МИД Венесуэлы — о президентских выборах в условиях кризиса
Воскресные выборы в Венесуэле прошли на фоне экономического кризиса в стране и ситуации, близкой к международной изоляции. Есть ли в этом доля вины президента Николаса Мадуро и его команды, а также почему осужденных лидеров местной оппозиции нельзя считать политзаключенными, корреспонденту “Ъ” Павлу Тарасенко рассказал заместитель главы МИД Венесуэлы по международным связям Уильям Кастильо.
— Как бы вы охарактеризовали предвыборную кампанию? Каковы ее отличия от предыдущих?
— Эта кампания была особой. Во-первых, из-за дат ее проведения. Согласно избирательным нормам, выборы должны были пройти в декабре. Но в ходе диалога между властями и оппозицией, который проходил в Доминиканской Республике, стороны пришли к согласию по поводу необходимости переноса даты выборов, в частности из-за политического раскола в стране. Та оппозиция, которая присутствовала в Доминиканской Республике и принимала участие в разработке документа, в итоге его не подписала. Но правительство заявило, что все равно выполнит соглашение. Оппозиция же требовала отложить выборы. Спустя некоторое время Энри Фалькон, ставший одним из кандидатов от оппозиции, и поддерживающие его политические силы соглашение подписали. То есть оно было ратифицировано. И выборы проходят при полном согласии существенной части венесуэльской оппозиции.
— Но далеко не всей.
— Оппозиция расколота. Да, важная ее часть в выборах не участвует. Но приведу пример: в Венесуэле есть 19 зарегистрированных общенациональных партий. Из них 15 принимают участие в выборах. Оппозиция выставила четыре кандидата (один из них впоследствии снял свою кандидатуру в пользу Энри Фалькона.— “Ъ”). Проправительственные силы поддержали Николаса Мадуро в качестве единого кандидата. Но у избирателей и избирательниц же есть и иной выбор.
Многие оппозиционеры лишены права баллотироваться, так как в отношении них есть уголовные дела и приговоры. Правозащитники говорят о политзаключенных в Венесуэле.
Их нет. Во всех странах если человек — будь то политик, мэр или депутат — совершает преступление, его за это судят. А не за политические взгляды. Например, дело Леопольдо Лопеса, лидера партии Voluntad Popular, приговоренного к почти 14 годам заключения. Он публично призывал молодежь восстать против правительства. И сказал, что люди не должны уходить с улиц до того, как правительство падет. Этот призыв к восстанию привел к тому, что многие вышли на улицы и погибли 43 человека. Его судили за этот призыв, а не за то, что он оппозиционер.
— Какие еще особенности нынешней кампании?
— Сейчас на Венесуэлу ведется политическая, дипломатическая и экономическая атака. За пять лет правления Николаса Мадуро мы столкнулись с самым серьезным падением цен на нефть за 50 лет. Вследствие этого доходы страны за три года уменьшились на 75–80%. Повлияли на ситуацию и проблемы с валютой. Экономическая ситуация сложная — такой мы не видели много лет. У нас не рай. Но и не хаос и не ад.
На выборах должны быть одобрены предложения Николаса Мадуро. Он наследник команданте Уго Чавеса, который попросил народ, чтобы революция в стране продолжалась при помощи президента Мадуро. И это произошло в 2013 году, когда тот одержал победу на выборах. Сейчас на кону не только победа Николаса Мадуро, но все 20 лет революционного процесса. Многие завоевания двадцати лет могут быть повернуты вспять — в связи с предложениями долларизовать экономику, обратиться в МВФ и так далее.
— Вы уже сказали об экономических проблемах. Совершало ли правительство ошибки в этой сфере?
— То, что рассказывают про Венесуэлу в зарубежных СМИ,— абсолютная ложь, искажающая реальность. Последние 20 лет Венесуэла прогрессировала по всем показателям куда больше, чем любая другая страна Латинской Америки. Уровень бедности раньше был около 80%. Сейчас, даже в условиях кризиса, речь идет о 27–28%. Распределение капиталов справедливо: сейчас почти 50% принадлежит среднему классу. Этого удалось достичь в результате перераспределения капитала от 10% богатейших слоев общества к 40–50% населения. В Венесуэле повысились объемы потребления продовольствия. В стране 10 млн человек учатся в школах, более 3 млн — в университетах. Венесуэла досрочно выполнила все «Цели развития тысячелетия» (принятые ООН в 2000 году задачи в социальной сфере.— “Ъ”). Венесуэла и Куба — две страны, где наименьший среди стран континента уровень социального неравенства. Так что социальные достижения боливарианской революции бесспорны.
— Так все-таки у правительства Николаса Мадуро ошибок не было?
— Как заявил президент Мадуро, ключевая ошибка — непонимание глубины экономического заговора, участники которого активизировались со смертью Уго Чавеса. 30–40% продовольствия, которое производится в Венесуэле, вывозится в соседние страны — чтобы создавать в Венесуэле еще большее напряжение. Или переупаковывают товары и возвращают в нашу страну по другим ценам. Специально создают дефицит наличных. Представители международной финансовой системы отказывают нам в кредитах, хотя за последние пять лет Венесуэла заплатила долгов и процентов на сумму $70 млрд. И при этом ни одного нового доллара не получила, потому что банки США отказываются давать нам кредиты. Установлена финансовая и экономическая блокада. Введены экономические санкции, в том числе и в отношении президента республики. То есть любой контракт, который подписывается президентом, для многих международных банков является недействительным. Были попытки атак на сферу нефтедобычи в нашей стране.
То есть если вычеркнуть фактор экономического заговора, то мы сейчас были бы в сложной экономической ситуации, но, например, без нынешней гиперинфляции. Главный фактор не революционная экономическая политика, она успешна, а внутренний заговор, управляемый транснациональными компаниями и властями других стран.
— Но я говорил с представителями неправительственных организаций, и они призывали правительство как можно быстрее попросить международной помощи, потому что в стране нет еды и медицинских препаратов.
— В Венесуэле нет никакого гуманитарного кризиса. Это часть той истории, которую нам рассказывают СМИ. В экономике все развивается циклично. Есть периоды роста и снижения. Раньше были очень привлекательные цены на нефть — около $100 за баррель. А сейчас момент падения цен на фундаментальный для нас товар, на который приходится более 80% валютных поступлений в страну.
Не отрицаю, что происходящее влияет на уровень жизни. В Венесуэле нет никакого кризиса. Люди едят, имеют доступ к продовольствию. В школах работают столовые. Ни одна из социальных программ из-за кризиса свернута не была. Венесуэла живет.
— То есть проблем нет?
— Были в последние три года сложные ситуации со снабжением определенными товарами. Например, в некий момент из продажи исчезает — или ее становится трудно достать — мука, затем — мыло или медикаменты. Конечно, для страны, где был высокий уровень потребления, это шок. И, конечно, бедность пока до конца не искоренена: бедными можно назвать около 2 млн человек. По ним это ударило. Как и по среднему классу. Но, готовя материалы про Венесуэлу, показывают фотографии и видео людей, которые роются в мусорных ящиках. Говорят, что на улицах убивают. И это абсолютная ложь.
Съездите в деревни. В городах ведь в основном не производят, а потребляют. А там, где есть производство продуктов питания, никакого кризиса нет: люди выращивают разные культуры, продают, покупают, обмениваются.
— Об открытии канала гуманитарных поставок, таким образом, говорить не приходится?
— Такой канал — это капкан, в который нельзя попадать. Демагогическое предложение. Вспомните страны, в которые вторглись США — Афганистан, Сирию, Ливию. Гуманитарный элемент — основополагающий аргумент для оправдания интервенции в страну. Многие из этих НКО, о которых вы упомянули, получают финансирование в долларах США. Почти все руководители этих НКО — в Соединенных Штатах. Канал гуманитарных поставок — это не способ помочь венесуэльцам, а метод оправдания интервенции в Венесуэлу.
Вы знаете, какая ситуация сейчас в Колумбии? Это одна из самых бедных стран континента, с наибольшим неравенством. 3 млн человек было согнано с земли отрядами парамилитарес (проправительственными формированиями.— “Ъ”). Всех, кто протестует, убивают. Парамилитарес взяли под свой контроль территории, которые ранее находились под контролем повстанцев. И в результате сейчас смертей больше, чем до соглашения с FARC.
Колумбия, Мексика... В этих странах, которые нас постоянно атакуют, ужасающий уровень социального неравенства, и многие люди недоедают. А еще за год в Мексике убили 88 политических деятелей, а 80 кандидатов на разные позиции вышли из предвыборной гонки из-за опасений за свою жизнь. В Венесуэле идет кампания, и нет ни одного раненого. Кандидаты спокойно ездят по стране. Ни одного раненого.
А в Колумбии проходили праймериз, и можно было голосовать по ксерокопиям. В общем, мошенническая система. А еще там голоса избирателей покупают.
— Почему тогда об этом мало кто не говорит?
— Этот вопрос и надо задавать. Но спрашивайте не Венесуэлу, а CNN, Reuters, BBC, El Pais, Wall Street Journal, Washington Post, New York Times, Guardian. Все международные СМИ, которые пытаются создать криминальный образ Венесуэлы, преувеличивая проблемы. Цель — создать в мире общественное мнение о необходимости интервенции. И остановить процессы, которые не соответствуют интересам глобальных сил, например при помощи разрушения экономики. Такая война велась против Чили в 1973 году: изымали наличные средства, саботировали работу экономики, перекрывали импорт — все, чтобы спровоцировать переворот. В Никарагуа такое было в 1990–1992 годах, где в итоге население проголосовало за правых. Прошло 20 лет, и люди вновь поддержали сандинистов. Было такое и в СССР после триумфа революции в 1917 году.
— Вы готовы к диалогу с теми, кто думает иначе?
— Президент за пять лет 400 раз публично призвал к диалогу с оппозицией. И он сказал, что если выиграет выборы, то вновь призовет оппозицию вернуться к диалогу. Этот путь не закрыт. Нужно начать процесс восстановления единства страны — как было, например, в ЮАР после апартеида. Все должны признать, что несут ответственность за прошлое. Все должны гарантировать, что не будет возвращения к насилию. Нужно возместить ущерб жертвам. И затем можно будет издать закон об амнистии. Но оппозиция, напомню, отказалась подписывать в Доминиканской Республике соглашения с правительством.
— Вопрос про внешнюю политику. Что можно было бы улучшить в отношениях с Россией?
— Эти отношения были начаты — на нынешнем уровне — команданте Чавесом и продолжены президентом Мадуро. Россия — наша союзница на двух уровнях. Первый — политический. Выступая по поводу Венесуэлы в Совбезе ООН и других органах, российские представители всегда поддерживают демократию. Защищают не правительство Венесуэлы, а право венесуэльцев на мир и демократию. Мы благодарны за это ей, а также Китаю, многим странам Африки, Карибского бассейна, Кубе, Боливии. Эти страны — наши братья.
Также Россия продолжает углублять экономические отношения с нами. Например, обычно мы закупали пшеницу у Аргентины, США и европейских стран. Но США и Европа прекратили продажи. После того как в Аргентине президентские выборы выиграл Маурисио Макри, экспорт оттуда к нам также подпал под ограничения. Но мы заключили соглашения с Россией и Белоруссией.
— Что дальше?
— С Николасом Мадуро эти отношения будут сильно укрепляться. Потому что он сказал, что его единственная задача на ближайшие месяцы — восстановить экономику, мир и единство Венесуэлы.
— Какие шаги нового правительства будут первыми?
— Надо объединить страну. Также наша задача — установить мир и восстановить экономику. Наш народ живет в условиях, которые не заслуживает. Но уже сейчас есть некоторые хорошие сигналы, причем не только из-за восстановления цен на нефть. Мы должны получить от кризиса выгоду, добиться изменения экономической модели, стать менее зависимыми от нефти, развить новые сферы экономики — нефтехимию, туризм, сельское хозяйство. И в этом мы полагаемся на поддержку России и других братских стран.