Картина режиссера Сергея Дворцевого «Айка» получила одну из важнейших наград: исполнительница главной роли Самал Еслямова названа лучшей актрисой Каннского кинофестиваля. «Огонек» поговорил с автором картины
Фото: Анатолий Жданов, Коммерсантъ / купить фото
Кинокартина «Айка» была добавлена в конкурсную программу Каннского кинофестиваля в последний момент. Отборочная комиссия утвердила ее после просмотра 40 минут сырого материала. Монтаж фильма еще шел, когда начался кинофестиваль; к премьере удалось подготовить уникальную копию картины, которая и была представлена фестивальному зрителю в последний конкурсный день.
— Риск себя оправдал — вашу картину оценили. Ваш фильм о судьбе нелегальной мигрантки трагичен и социален; как родился этот замысел?
— Сам я русский, но родился и вырос в Средней Азии. Лет восемь назад мне на глаза попалась заметка о том, что более 200 женщин из Киргизии отказались от своих детей, оставив их в роддомах. Этот факт меня удивил. По своему опыту знаю, как трепетно женщины в Средней Азии относятся к детям. Мне захотелось понять ситуацию. Чем дальше в нее вникал, тем страшнее она казалась. Я спрашивал себя: «Как получается, что в XXI веке, в центре цивилизации, Москве, рядом с нами живут люди, условия жизни которых хуже, чем у домашних животных?..» Мне хотелось проследить механизмы, которые заставляют вести такой образ жизни и переступать нравственные законы. В основу моей картины легла история о нелегальной иммигрантке из Киргизии. Родив ребенка в одном из столичных роддомов, Айка сбегает через окно из больницы. Ей нужно на работу. Работа необходима для выживания, для оплаты долгов. Женщина с трудом перемещается и в буквальном смысле истекает кровью. Ее мужество, выдержка, сила воли, а также терпение и безропотность, с какими она принимает ситуацию, заставили меня прозвать ее железная Айка. Это действительно невероятно сильная и неординарная женщина. Я также знаю многих реальных женщин, жизнь которых напоминает ту, которую мы показали в фильме. Более того, их ситуации часто намного тяжелее.
— Со времени вашей последней картины «Тюльпан», которая получила главную награду каннского конкурса «Особый взгляд», прошло 10 лет. Почему пришлось так долго ждать следующего фильма?
— Вначале и мне показалось, что съемки «Айки» пройдут быстро, что года за два-три мы управимся. Но когда началась работа, понял свою ошибку. Я, мужчина, взялся снимать картину о женщине, причем не только о внутреннем мире и психологии, но и о физиологических процессах, которым подвергается ее тело. Действие фильма начинается два дня спустя после родов. А в начале съемок я толком ничего не знал про роды. Шаг за шагом я осознал, что сам себя загнал в тупик. Мужчине не понять, что происходит с женщиной, которая вынашивает и рожает детей, каким гормональным скачкам подвергается ее организм. Мне пришлось просмотреть горы литературы. Подготовительный процесс занял много времени. Во время съемок у нас происходили и другие важные изменения. Вначале мы попробовали снимать зимой, хотя этого и не планировали. Затем переключились на весенний сезон, но, обсудив, поняли, что по замыслу историю лучше показать на фоне зимнего пейзажа, причем когда непрестанно идет снег.
Я сторонник реализма в кино. Это значит, что если я снимаю картину зимой и в ней должен идти снег, то жду зимы и снега. Но недавние три зимы в Москве практически прошли без снега.
Но нам повезло, нынешняя зима была снежной, так мы сняли фильм.
— В основной конкурс Каннского кинофестиваля впервые за 11 лет были включены сразу две картины россиян — «Айка» и фильм Кирилла Серебренникова «Лето». Андрей Звягинцев стал членом каннского жюри. В жюри «Особого взгляда» — автор «Тесноты» Кантемир Балагов. Россиянин Игорь Поплаухин получил премию в экспериментальной программе Cinefondation. Как бы вы с высоты каннской награды оценили сегодня условия работы российского режиссера?
— Во-первых, российским режиссерам повезло, потому что Министерство культуры выделяет большие деньги на развитие кинематографа, причем на любые жанры. К сожалению, съемки фильмов стали дорогим удовольствием. Но в случае с «Айкой» министерство поддержало мой проект, в нем также участвовали зарубежные продюсеры. Если в советские времена режиссеры испытывали политическое давление, то сегодня это давление носит коммерческий характер. В эпоху коммерциализации кинематографа трудно адаптироваться таким режиссерам, как я. Я не люблю анализировать и рассчитывать. Но доверяю исключительно интуиции и предпочитаю принимать решения спонтанно. Я снимаю фильм, потому что чувствую, что мне надо его снять.
Кадр из фильма «Айка»
Фото: ARTE LLC
В отличие от многих коллег никогда не занимаюсь раскадровкой. Я знаю многих замечательных творцов, которые приходят на съемочную площадку и большую часть времени посвящают планированию проекта, по сути занимаются иллюстрацией сценария. Это не мой метод. Я не хочу рассчитывать и все заранее знать. Мне нравится чувствовать, сомневаться. Мне нужно, чтобы актеры жили на экране, а не играли. В наши дни искусство потеряло изначальный смысл. Создание фильма — творческий процесс, которым движут эмоции, сомнения, попытки, а не вычисления. Почему мы стали вычислять? Потому что зависим от денег. А искусство — это изменение, эволюция, поиск и выбор. Если я чувствую, что сцена слишком сыграна, я ее удаляю, репетирую, снимаю снова. Основная трудность, с которой сталкивается сегодня режиссер,— отсутствие времени. Съемки картины продолжались шесть лет, мне многое пришлось изменить в своей картине. Трудность в том, что смысловые и сюжетные мотивы я не прописываю в сценарии, а мои кадры рождаются прямо на съемках.
— Вам с максимальным реализмом удалось передать тяжелую жизнь мигрантов в Москве, страдающих и забывших о человеческом достоинстве. Но невольно тебя посещает другая мысль: во имя чего они идут на такие страдания, рискуют детьми и самой жизнью?..
— Мигранты из Киргизии, например, которые приезжают в Москву, за месяц могут заработать в столице столько денег, сколько у себя на родине они получают за шесть-восемь месяцев. Конечно, дома они не ютятся 10–20 человек в одной комнате. Но всем этим людям нужно кормить семьи, выплачивать долги. Они знают, зачем идут на подобные жертвы. Не мне их осуждать. Чувство достоинства?.. А разве мы помним о чувстве достоинства, когда нам нужно кормить своих детей? Когда испытываем давление денег или, вернее, их отсутствия… Опять-таки не мне судить. В моей картине практически нет профессиональных актеров, кроме главной героини и трех других. Мы долго их выбирали и готовили. Многие из них жили той самой жизнью, которая показана в фильме. Если у них заканчивалась регистрация и мы не успевали за них поручиться, их могли отправить обратно в Киргизию. Был у меня актер, которого потом депортировали. А я с ним уже отснял много материала. Пришлось набирать новых людей и снова их обучать.
— Вы часто используете животных в кадре. В «Айке» собаки дополняют сюжетную линию, например кадры с покалеченной собакой, вынужденной кормить своих щенков. Иногда их образы противопоставляются образам людей — это сознательный прием?
— Животные — часть нашей жизни, особенно московской. Животных любят, их лелеют, к ним часто относятся лучше, чем к людям. Собаки в моей картине необходимы, чтобы расставить акценты в истории. Это сильные и выразительные образы, потому что животные никогда не лгут. Мне легче отснять сцену со щенками, чем несколько диалогов. У меня нет каких-то особенных методов и трюков. Мой фильм рождается из самой жизни.