«Нас ждет гибридное сотрудничество»

Чем нынешняя международная напряженность качественно отличается от ситуации холодной войны, «Огонек» выяснял на Примаковских чтениях

В Москве состоялись Примаковские чтения — редкий для международной политики формат общения зарубежных и российских экспертов по самым острым сюжетам современности. Подытожить выводы, прозвучавшие на разных площадках чтений, с «Огоньком» согласился Александр Дынкин, президент Национального исследовательского института мировой экономики и международных отношений им. Е.М. Примакова (ИМЭМО) РАН.

— Примаковские чтения проходят в четвертый раз, и, кажется, год от года фон их созыва становится все более напряженным. Почему проблемы, связанные с международной безопасностью, только накапливаются?

Чего России ждать от НАТО

— Потому что сложившийся миропорядок, каким мы его знали еще лет десять назад, рушится опережающими темпами. Решение отдельных проблем ничего не даст в условиях слома системы. Не случайно мы назвали конференцию этого года «Риски нестабильного миропорядка»: во-первых, важно признать, что мы находимся в ситуации нестабильности (и это надолго), во-вторых, нужно четко представить «карту рисков» и, что еще важнее, контуры возможных путей их страховки и снижения. Один из ключевых тезисов, прозвучавших в ходе чтений,— это признание двойной «подпитки» текущих международных конфликтов: последние усугубляются не только вследствие расколов между странами, но и во многом из-за расколов внутри стран. На смену исчезнувшему противостоянию социализма и капитализма пришел конфликт интересов, ценностей и идентичностей с сильными национальными, религиозными и историко-культурными акцентами. Сама актуализация этих акцентов стала внутриполитической новостью для ряда государств, привыкших к прежней стабильности.

— Что вы называете расколами внутри стран?

— Самый очевидный пример — растущее неравенство. Современная социальная политика только ищет рецепты адекватного реагирования на это бедствие, с которым уже не совладать традиционными методами. Миру предстоит столкнуться с самым масштабным за последнее столетие переформатированием структуры общества: размыванием среднего класса, уходом в недосягаемый отрыв новой элиты, формирующейся на базе экономики знаний. «Цифра», как мы теперь понимаем, сама по себе не решит проблемы неравенства, а только усугубит ее. Внутренняя политика будет наталкиваться на ресурсные и социальные ограничители, а также на попытки традиционных политических сил сохранить свое влияние через консервацию общественного сознания.

— Какие ответы могут быть даны на этот вызов?

— На мой взгляд, на евроатлантическом пространстве складываются два подхода, две стратегии преодоления последствий глобальной рецессии, исчерпания социального контракта и трансформации либерального общественного порядка. Один ответ — англо-саксонский, условно изоляционистский и протекционистский: это «Брексит», это Make America great again. Второй — скорее интеграционистский, проевропейский. Прошедший год, к сожалению, принес много событий, укладывающихся в эту дихотомию.

Активизм Вашингтона на российском, иранском, китайском, европейском, ближневосточном, корейском направлениях вызывает много недоумения, много вопросов.

Каким видится ближайшее будущее мира из-за океана? Как возврат к однополярности? Как мир без договоров о климате, о контроле над вооружениями, без институтов глобального управления? Как замена многосторонних торгово-экономических объединений множественностью санкционных режимов? Как переход к двусторонним отношениям? Возможно ли это? Эти вопросы добавляют неопределенность и риски в текущую мировую динамику.

— Расколы между странами обусловлены названной дихотомией?

— Не только. Но очевидно, что чертой последнего времени стало сужение поля классической дипломатии. Часто вместо нее мы слышим «микрофонную» дипломатию, читаем «твиттер-дипломатию», которая мгновенно превращается в «ливень» санкций и даже в «дипломатию канонерок». Мир постправды, альтернативных фактов создает информационный шум, сбивает фокус мировой политики.

— Видимо, встречи в формате Примаковских чтений можно считать попыткой вернуть вкус к серьезной дискуссии по международным вопросам?

— Только в таких форматах и возможен сегодня заинтересованный, профессиональный диалог, пусть и с очень далеких друг от друга позиций. На последних чтениях, скажем, было 65 иностранных ученых, экспертов, дипломатов из 22 стран. Уровень диалога определялся уровнем собравшихся, а он оказался крайне высок. Скажем, среди модераторов у нас были и генеральный секретарь ОБСЕ 1996–1999 годов Джанкарло Арагона, и председатель Мюнхенской конференции по безопасности Вольфганг Ишингер, в числе спикеров значились федеральный канцлер Австрии в 2000–2007 годах Вольфганг Шюссель, министр иностранных дел Узбекистана Абдулазиз Камилов, директор Итальянского института международных политических исследований Паоло Магри, директор Французского института международных отношений Тома Гомар, вице-президент Института международных и стратегических исследований при Пекинском университете Гуань Гуйхай, управляющий директор фирмы Kissinger Associates Inc. Томас Грэм и многие другие… Уважаемые фамилии с российской стороны даже не буду перечислять — так велико число.

— Удалось говорить конструктивно со сложными партнерами?

— Я бы сказал, что да. Большим успехом можно считать проведение на полях Примаковских чтений трехсторонней конференции Россия — Индия — США, уникальной в своем роде. В ней приняли участие эксперты высокого уровня из ИМЭМО, Вашингтонского Wilson Center и индийского Observer Foundation. Несмотря на очевидные противоречия между тремя странами, у нас остается много общего: в частности, внимание к собственной суверенности, государственно ориентированная внешняя политика. Мы понимаем взаимные озабоченности. Как отметил один из участников, если Индия будет поставлена перед жестким выбором между Россией или США, в политическом классе страны «может начаться шизофрения». Каждый из нас — значимый партнер для другого.

— А как насчет сложных сюжетов: насколько плодотворным было обсуждение украинского кризиса на соответствующей секции?

— Общим знаменателем дискуссии по Украине стали, пожалуй, пять идей: Минским соглашениям нет альтернативы; устойчивое перемирие — первый, необходимый и давно назревший шаг; предложение Владимира Путина о введении миротворцев на Донбасс способно позитивно повлиять на выход из украинского кризиса; этот конфликт необходимо рассматривать в широком историческом и политическом контексте; затягивание с решением ситуации только закрепляет раскол Украины и угрожает безопасности в Европе. На этом, пожалуй, консенсус заканчивался. Но и это большой прогресс, тональность разговора выгодно отличалась от тональности подобных дискуссий еще год назад. По контексту выступлений западных участников ощущалась усталость от контрпродуктивных шагов Киева, нагнетающего напряженность, часто ради краткосрочных, предвыборных политических целей. Александр Хуг, первый заместитель главы мониторинговой миссии ОБСЕ на Украине, отметил: «Очевидно, что украинский кризис заходит в тупик. С 2014 года было сказано много слов о прекращении огня, разоружении, но конфликт продолжился. Пустые слова и мало дел: часто насилие существует ради самого факта насилия». Горькое признание. Мне очевидно, что в решении этой острой проблемы не хватает реальной политики, что нужно уходить от PR-технологий. Это как сильное снотворное: облегчает на время, но вызывает зависимость… Член дирекции ИМЭМО им. Е.М. Примакова, генерал армии Вячеслав Трубников напомнил, что сам Примаков неоднократно говорил о важности территориальной целостности Украины. Мы по-прежнему придерживаемся этой точки зрения: только объединение Киева и Донецка в ходе миротворческой операции под жестким международным контролем, санкционированным ООН, поможет избежать превращения Украины в зону замороженного военного конфликта.

— Ситуация с Украиной напрямую влияет на отношения между Россией и ЕС. Какие сценарии развития этих отношений увидели участники чтений?

— Кэтрин Дейл, руководитель Центра российских и евразийских исследований корпорации РЭНД, справедливо заметила, что украинский конфликт важно вписать в контекст новой архитектуры европейской безопасности. Ее поддержал руководитель венского Регионального бюро Фонда им. Фридриха Эберта по вопросам сотрудничества и мира в Европе Рейнхард Крумм: по мнению эксперта, ситуация на Украине вписывается в процесс «ухода» из-под опеки России, который пережили Молдавия, Армения, Грузия, и, парадоксальным образом при всей своей «евроориентированности» такой уход создает новые очаги европейской напряженности, ведь эти страны поставили перед жестким выбором, не предложив им внеблоковый вариант, а только дуальную логику. Конечно, лучшей альтернативой «уходу» были бы практические шаги по воплощению идеи о «Европе от Лиссабона до Владивостока», но, как сказал Рейнхард Крумм, «эта старая мечта не двигается на политическом уровне». Что остается? Как сказал замдиректора ИМЭМО им. Е.М. Примакова Алексей Кузнецов, конфронтация России и ЕС началась не сегодня, а еще в 2007–2008 годах, потому что обе стороны допустили целый ряд ошибок в отношениях друг с другом, и теперь эта конфронтация надолго. Россия, пусть нехотя и медленно, разворачивается на Восток. Доверие в двусторонних отношениях потеряно. Впрочем, надежду вселяет мысль директора Итальянского института международных политических исследований Паоло Магри: сотрудничество можно осуществлять и без доверия. Это так называемое гибридное сотрудничество, которое в любом случае лучше «гибридной войны». Вольфганг Ишингер здесь же предложил ряд новых акцентов в российско-европейских отношениях: «Может быть, есть возможности для обсуждения ситуации в Иране? Может быть, возникнет пространство для взаимодействия ЕС и ЕАЭС? Что изменится, если в ЕС, например, примут решение о безвизовом режиме для россиян? Возможно, подобный шаг будет сигналом для нового диалога?» — интриговал собравшихся эксперт. Ответы на многие его вопросы, вероятно, узнаем через год.

— Если подытожить сказанное вами, напрашивается вывод: в мир возвращается «блоковое» мышление, логика холодной войны. Им нет альтернативы?

— Участники чтений много говорили о том, что биполярность, разделение мира на два лагеря (например, по линии США — Китай) — это худший сценарий для мира. Однако он реалистичен. Профессор Института международных отношений Шанхайского университета Ян Чен признал, что китайская сторона «не исключает возможности конфликтов» между КНР и США, но настаивает, что «новая биполярность неприемлема, мы не стремимся к формированию блоков». Россию Китай рассматривает как своего партнера, который имеет «больший, чем мы, вес на международной арене и существенную военную мощь». С другой стороны, как верно заметил директор ИМЭМО им. Е.М. Примакова Федор Войтоловский, сегодняшняя ситуация качественно отличается от ситуации холодной войны. Мы, конечно, видим, как и тогда видели, усиление конкуренции между странами и формирующимися блоками, но параллельно мы видим и нечто новое — усиление взаимозависимости. СССР и США обладали той независимостью друг от друга, которую не обрести современным игрокам. А значит, какая-то необходимость в сотрудничестве сегодня будет оставаться. Кроме того, нужно понимать, что биполярный мир — это прежде всего метафора, и на практике дуальная логика часто доказывает свою несостоятельность (можно вспомнить Движение неприсоединения в недавнем прошлом). Мир слишком сложен, чтобы без остатка делиться на два, и России нужно быть готовой отстаивать свою позицию в многополярном, крайне изменчивом политическом ландшафте.

Беседовала Ольга Филина