«Французская культура и Chanel близки и помогают друг другу»

Сегодня в Москве на ВДНХ состоится показ коллекции Chanel Metiers d`art Paris—Hamburg-2017/18. Это редкая возможность увидеть в России знаменитое шоу, которое придумал и создал художественный руководитель марки Карл Лагерфельд. Накануне показа “Ъ” расспросил директора моды Chanel Брюно Павловски о Chanel, Лагерфельде и о том, почему марка ставит прежде всего на творчество.

— Chanel не обходит стороной Россию. B 2007-м мы видели вашу выставку «Шанель. По законам искусства» в Пушкинском музее. Вы привозили к нам фотографии Карла Лагерфельда, посвященные Little Black Jacket. А показ, который мы увидели в 2009-м в Малом театре, назывался «Париж—Москва». Насколько Россия интересна для вас?

— «Париж—Москва» — очень важная коллекция. Мы обогатили тогда наши вещи русскими мотивами. Украшения, вышивки, манера работы с материалами... Мы помним о той связи, которая всегда существовала между Chanel и Россией. Габриэль Шанель любила русских — и аристократов, и художников. Мы сохранили огромное уважение к вашей стране и нашим российским клиентам. Они едва ли не главные покупатели pret-a-porter. Не только, правда, в Москве, но и в Париже, в Лондоне, в Нью-Йорке.

— Заинтересованы ли вы в том, чтобы они покупали ваши вещи именно в России? Может быть, этому мешает разница в ценах?

— Как только рубль перестанет скакать вверх и вниз, разницы не будет вовсе. Такова наша политика. Еще в 2015 году мы приняли решение уравнять цены во всех наших 200 бутиках по всему миру. Кроме разве что Бразилии — там особая ситуация. Поэтому для каждой новой коллекции «счетчик» обнуляется, и мы стартуем с одной и той же цены на всех континентах. Но коллекция продается от четырех до семи месяцев, и за это время, конечно, могут происходить изменения, связанные с колебаниями курса. Впрочем, это важно не только для российских, но и для всех наших клиентов. Они много путешествуют, им доступны магазины во всем мире, но я хочу, чтобы они приходили к Chanel ради Chanel — потому что они любят марку, а не потому, что в Париже они хотят сэкономить.

— Насколько разнообразен для вас русский рынок?

— Русский рынок для нас — это в основном Москва, немного Санкт-Петербург. Я совсем не думаю, что этими городами исчерпывается Россия. Потому сегодня мы рассчитываем обратиться не только к нашим московским клиентам, но и клиентам из других городов, которые тоже приглашены на показ.

— Сегодня мы увидим «Париж—Гамбург», хоть и в Москве. Когда же «Париж—Москва» появится вновь, теперь уже по результатам вашего нового путешествия?

— Если бы я знал! Спросите у Карла! Кстати, Гамбург и Москва — не так уж это и далеко. К тому же показ мы всегда сопровождаем целым шлейфом мероприятий: выставок, мастер-классов. Дефиле становится поводом поговорить о моде, обсудить, что в ней важно здесь и сейчас, познакомить с маркой тех, кто ее еще как следует не знает. Мы приезжаем не с товаром, а с идеями. Это важно.

— Chanel одна из считаных марок, которая остается независимой, она не входит ни в одну «люксовую» группу, принадлежит одной и той же семье Вертхаймер, сохраняет самостоятельность семейной компании и прекрасно живет. Говорят, ваши соседи-конкуренты не могут похвастаться такой прибылью, как у вас.

— Я не вправе говорить о прибыли, таковы наши правила. Но я занимаюсь цифрами и знаю, что дела и вправду идут хорошо. Кого за это благодарить? Думаю, мы обязаны этим гению Габриэль Шанель. И гению Карла Лагерфельда, который исключительно удачно продолжает ее идеи.

Нельзя не уважать то, что создала Шанель. Ее видение мира было невероятно современным. Мадемуазель говорит с нами сейчас так, как будто бы она еще жива. Она родилась в XIX веке, но вы никогда не скажете, что это женщина позапрошлого века. Она наша современница. И главный ее урок в том, что Chanel остается одной из немногих марок, бизнес-модель которой основана на творчестве — будь то мода, духи, аксессуары или, скажем, часовое мастерство и ювелирное искусство.

— Разве Габриэль Шанель не была гением в творчестве, но неудачницей в бизнесе?

— Это не история бизнеса, это позиция. Я думаю, что она была очень храброй девушкой, она очень рано выбрала цель в жизни. Сколько раз она шла на риск и побеждала. Ее ювелирная коллекция — гениальный ход в прикладном искусстве, ее духи, невероятные «Chanel №5» — недосягаемый образец, ее работа в haute couture — навсегда в истории моды. Она первая освободила женщин от корсетов, она забрала все лучшее, чем до этого владели только мужчины, и отдала женщинам. Придумала вещи, которые дали им свободу. И теперь для нас важны не ее успехи или неудачи в делах, а ее творческая мощь, которая невероятна. Разве можно здесь говорить о неудачах? Были модельеры и модельерши, но вы не найдете другой такой женщины в истории моды. Чем была бы марка без бизнеса? Но чем был бы бизнес Chanel без Габриэль Шанель?

— Да, великой женщины, француженки. Во многом благодаря ей, у Chanel есть сегодняшняя репутация. Но не странно ли, что стиль вечно молодой, вечно французской и очень женственной марки последние 35 лет определяет мужчина, немолодой немец Карл Лагерфельд?

— Между прочим, у нас 90% женщин в компании. Карл окружен женщинами. Главное, не кто здесь мужчина, а кто женщина. Главное — иметь лучшего человека в лучшее время на лучшем посту. У нас была гендиректор женщина, не скажу, что это что-то меняло.

— Может быть, появится и мужская коллекция? А то мужчина пока что заходит в ваш бутик лишь как носитель кредитной карты.

— Он должен прежде всего интересоваться не модой Chanel, а женщинами в Chanel! Что до кредитной карты, то многим женщинам совершенно не нужен мужчина, чтобы делать покупки.

Им важен образ, потому что для женщин в нем заключена история марки. Это их марка. Габриэль Шанель стала знаменитой, потому что обращалась к женщинам и находила для них правильные слова и правильные вещи. И именно так Лагерфельд позиционирует марку. Мужчин же мне, увы, обрадовать нечем. Нет, мы не умеем делать мужских коллекций. Мы иногда подмигиваем мужчинам, но мы не можем быть серьезными игроками мужской моды. Скажу вам честно, нам приходилось задумываться о том, не взяться ли нам за это, и всякий раз мы решали, что нет, не будем. Сделать духи для мужчин, это нормально, но сделать мужскую коллекцию — это совсем другое.

— Вы задумываетесь о замене Карлу Лагерфельду? Его давно называют «кайзером» за его невероятную власть, но короли не вечны. Ему уже 84 года. Кто-то станет наследным принцем. Или принцессой?

— Куда спешить? Габриэль Шанель ничуть не устарела, не состарился и Карл. Он создал наш стиль, при нем марка стала сильной как никогда. И, разумеется, он не один, есть люди, которые работают вместе с ним, разделяя его невероятный драйв и творческую мощь.

— Что же за команда у Карла Лагерфельда?

— Это очень маленькая команда, которая делает сейчас очень много преогромнейших проектов. Все, что касается образа Chanel, проходит через руки Эрика Пфрундера, а за производство отвечает Виржини Виар.

— Всякий раз, когда я прохожу мимо ваших бутиков, я вижу очереди. Неужели вы не в силах удовлетворить всех желающих?

— Надеюсь, что в силах. Да и очереди выстраиваются у наших дверей не каждый день. Но я думаю, что многие клиентки приходят к нам не для того, чтобы непременно купить, а чтобы посмотреть, потрогать, понять новую коллекцию. В целом мы все-таки отвечаем их запросам и не обманываем их надежд, раз очереди не уменьшаются.

— Может быть, это часть вашей стратегии? Люксовые марки никогда не сделают столько, сколько нужно. Доступность убьет желание.

— Я не думаю, что сейчас мы не делаем столько, сколько нужно. Мы как раз более чем щедры, у нас восемь коллекций в год. И то, что мы способны работать над восемью коллекциями в год, позволяет нам постоянно иметь новинки в бутиках. Это именно то, что ищут клиенты.

Тут есть и другая сторона. Клиенты знают, что, если они видят понравившуюся им вещь, ее надо купить немедленно, потому что завтра, вполне возможно, ее больше не будет. Не потому, что она выйдет из моды, а потому что жизнь марки мы видим в постоянном, непрерывном изменении. Даже в аксессуарах наши серии не существуют вечно, они недолги, как все прекрасное. Кроме разве что классических сумок Chanel, которые пережили несколько эпох. Но даже сумки постоянно адаптируются к моде. Сегодня они выполнены из твида, назавтра украшены вышивкой, а послезавтра — созданы из каких-нибудь специальных материалов. Если не купить сегодня, завтра они будут другими, в этом тоже есть азарт и есть современность.

— Значит, все у вас меняется очень быстро, чтобы ничего не менялось?

— Все меняется очень быстро, чтобы все оставалось по-прежнему, на службе того стиля, который сегодня ярок, узнаваем и прекрасно выражен стараниями господина Лагерфельда.

— Chanel покупает другие модные предприятия. В частности, коллекция Metiers d`art — это демонстрация умений разных принадлежащих вам домов. Вышивку исполняют Maison Lesage и Atelier Montex, Lemarie отвечает за искусственные цветы и перья, Massaro шьет обувь, а шляпки изготавливает Maison Michel. Ваши конкуренты тоже покупают чужие марки. Но дают купленным маркам сиять своим собственным светом. Например, модный дом Dior не поглотил с костями обувщиков Berluti.

— Dior и Berluti, хоть и принадлежат одной группе LVMH, это две модные марки. Наши партнеры — это ателье, специализирующиеся на определенных ремеслах. Мы покупаем ателье, которые в основном сотрудничают с Chanel, но они работают и для других марок. У них есть автономия. Мы считаем, это помогает им в творчестве.

Стили дизайнеров разнообразны. Когда мастерские работают для Chanel, или для Dior, или Saint Laurent, требования к ним различны. Каждый раз они делают что-то иное, все время совершенствуются, и, я думаю, что это и отличает Chanel и позволяет нам быть более совершенными. Для нас очень важны эти ателье, это живая история моды, благодаря нам они сохраняются.

— То есть в их поддержке и использовании та же идея сохранения французской традиционной культуры, как в вашей поддержке музея моды Гальера или Большого дворца, Гран-Пале в Париже, где проходят ваши главные показы?

— Французская культура и Chanel близки и помогают друг другу. Проект с Гальера — красивый проект. Гальера первый музей моды в мире, один из главных. Они первые стали собирать работы модельеров, у них богатейшие запасники. Мы реставрируем вместе с ними залы постоянной экспозиции, которые получат имя Габриэль Шанель, хотя, конечно, там будут показывать вещи всех творцов французской моды. Возможность поддержать творчество, поддержать культуру моды, как вы понимаете, важна для Chanel.

Когда мы выступаем в качестве меценатов в Гран-Пале, мы думаем о культуре и заботимся о себе. Для нас это способ гарантировать, что завтра мы сможем продолжать устраивать там наши дефиле.

Мы ставим на творчество, а творчество — это не только фигура модельера, это и мастерские, которые выполняют то, что он задумал, и места, где можно это показать.

— Ваши показы в Гран-Пале — настоящие спектакли. Наверно, каждый из них отнимает уйму времени и обходится в кучу денег. Говорят, в несколько миллионов каждый раз?

— Это четыре месяца работы, которая не останавливается никогда, потому что, когда мы представляем круизную коллекцию, мы уже трудимся над декором показа haute couture, а потом и рret-a-porter. Параллельно в работе несколько показов. Каждый основывается на идее, которую непросто реализовать. Идеи сумасшедшие, это правда, но тем больше отклик. И всякий раз это и радость и тревога, потому что мы понимаем, что вскоре нам надо будет сделать что-то еще более удивительное и свежее.

— Как вы делаете декорации, не имея ни театральных, ни архитектурных мастерских? Вы строите в стеклянном нефе Гран-Пале то горный хребет, то космодром, то аэропорт, то — как на недавнем парижском показе — настоящий океанский корабль.

— Мы придумываем тему, образ, а потом работаем с мастерскими, которые способны его воплотить. Я сам поражаюсь этому каждый раз и думаю, что благодаря Chanel Гран-Пале становится чем-то вроде кинематографического павильона, причем сделанного с такой тщательностью и с таким размахом, который ничем не уступает парижскому «Городку кино» Люка Бессона или римской Чинечитте.

Мы способны делать нечто невероятное, колоссальное. Можно снять фильм в тех декорациях, которые вы видите в Гран-Пале. Да, конечно, это обходится дорого, но мы считаем, что это оправдано. Люди сейчас перегружены информацией. Единственный способ остаться в их памяти — это вызвать у них эмоции. Поэтому когда мы что-то делаем, мы спрашиваем себя прежде всего: смогли ли мы создать новую эмоцию?

— И все эти затраты и старания для 15–20 минут показа?

— Но для каких минут? Эти минуты совместно переживут люди во всем мире! Это двадцать минут, которые создадут мечту вокруг марки, двадцать минут, которые создадут желание к ней приобщиться. Эти минуты позволят вам, журналистам, говорить о коллекции, дадут вам готовые образы, которые вы возьмете не из словесных инструкций, а из собственных впечатлений. Эти двадцать минут позволят персоналу наших бутиков по всему миру общаться с клиентами. Заманивать их новыми эмоциями, новыми приключениями. Да, это всего двадцать минут, но эти минуты позволяют нам коммуницировать с миром целые годы. Их будут вспоминать, эти двадцать минут, и жалеть, что они не повторятся.

Интервью взял Алексей Тарханов