Чемпионат мира по футболу, 21-й по счету, стартует через 10 дней на стадионах 11 городов России. Как сыграет на нем наша сборная? Чтобы вдохновить болельщиков и напомнить, что нам по плечу громкие победы в любимом спорте, «Огонек» решил вспомнить одно из лучших выступлений сборной СССР — на первенстве Европы 30-летней давности под руководством блестящего Валерия Лобановского
В издательстве «Молодая гвардия» в серии «Жизнь замечательных людей» вышла книга «Лобановский», написанная одним из постоянных авторов «Огонька» Александром Горбуновым. Публикуем отрывок из нее с сокращениями
Чемпионат Европы в ФРГ — первый крупный международный турнир на уровне сборных, который Лобановскому как тренеру удалось пройти вместе с футболистами от начала до конца: от первого отборочного матча с исландцами в Рейкьявике 24 сентября 1986 года до финальной встречи с голландцами в Мюнхене 25 июня 1988 года. При этом сам турнир резко отличался ровным составом участников, каждый из которых мог победить.
Многие тренеры говорили: европейское первенство было более интересным, чем, скажем, чемпионат мира в Мексике (1986 года.— «О»). Действительно, на чемпионате Европы в ФРГ мы видели игру, прежде всего основанную на движении и скорости исполнения, игру интенсивную, с гибкими тактическими схемами.
Удар по центру
К победам может быть разный подход. Главное при этом — реально оценивать собственный уровень. Тренер сборной Голландии Ринус Михелс заметил после чемпионата: «Гол Ван Бастена в ворота русских был, конечно, великолепен, но должен сказать, что финал нельзя выиграть без определенной доли везения».
Через 5 минут после сумасшедшего гола Ван Бастена арбитр Мишель Вотро назначил пенальти в голландские ворота. Беланов взял мяч в руки и принялся устанавливать его на «точке». Все видели, что Беланов в финальном матче излишне возбужден, но его никто не пытался остановить — ни партнеры, ни тренеры: из находившихся в тот момент на поле игроков пенальтистом был он.
В Мюнхене голландский вратарь Ван Брокелен, не знавший, как Беланов бьет пенальти, секрет советского форварда все же разгадал. Секрет вот в чем заключался. Беланов, проанализировав действия вратарей при пенальти, убедился: в подавляющем большинстве случаев, в 99 из 100, киперы не остаются на месте, а бросаются в один из углов. Неважно при этом, гадают они или прыгают «по мячу». Суть в том, что — бросаются. И Беланов стал бить по центру. И в Мюнхене он пробил по центру. Ван Брокелен упал вправо. Не резко, не бросился, лишь обозначил прыжок. Потому и нога его опорная «задержалась» в воздухе на том самом месте, на котором он перед броском стоял, то есть — в центре ворот. Ногой он мяч и отбил. Три-четыре сантиметра выше — был бы гол. Но на мюнхенском олимпийском стадионе — стадионе не только футбольном, но и легкоатлетическом — боковые трибуны не нависали, как на футбольных стадионах, над воротами, а были расположены очень далеко от них. Бьющему из-за этого ворота казались ниже, чем были на самом деле. Беланов старался прижать мяч к земле, чтобы не пробить выше ворот.
Лобановский, переживавший неточный удар Игоря и, по рассказам свидетелей, в первый момент резко нападающего отчитавший, потом остыл и не без радости для себя признал, что его команда не уступала голландской в умении аккумулировать силы в турнире высшей сложности и боролась в финале не менее эффективными, нежели соперники, тактико-техническими средствами.
Душа у Лобановского к анатомированию успеха никогда не лежала. Он считал, что в спорте профессионалов над пьедесталом победителей все-таки «витают демоны иррациональности — причины неудачи и сам отыщешь, а наука выведет на след». Формула успеха в футболе высокого уровня давно, в принципе, известна: жесточайший отбор выносит на гребень только тех, кто способен к колоссальной концентрации душевных и физических сил в момент испытаний. Все тут предсказуемо, повинуется законам, выстраивается в логический ряд. «А как вот при такой предсказуемости,— спрашивал Лобановский,— взвесить дуновение, качнувшее чашу весов в престижном финальном матче? Порой ведь именно это "чуть-чуть" напрочь перечеркивает "формулу успеха" в тот решающий час финала, когда нужен один, и только один, триумфатор».
Первый гол в финале Евро-88 в советские ворота забил Рууд Гуллит. При стандартах за Гуллита отвечал Михайличенко. В перерыве он услышал от Валерия Васильевича много чего «интересного», но отвечать не стал.
Михайличенко, будучи игроком, считал, что нет смысла вслух высказывать свои претензии или же демонстрировать недовольство, «даже когда чувствовал, что прав». По мнению Михайличенко, спорить с тренером — плохой тон.
После матча Лобановский подошел к Михайличенко, извинился и сказал, что он все делал правильно. Михайличенко полностью выполнил, как и все его партнеры (кроме одного — Алейникова, заменившего в центре обороны дисквалифицированного Олега Кузнецова и с нюансами действий оборонительной линии знакомого плохо), установку тренера. По указаниям Лобановского, сразу после того, как выбивали из своей штрафной площадки, все должны были выбегать, создавая положение «вне игры». Все, кроме замешкавшегося Алейникова, выбежали, и Гуллит «расстрелял» Дасаева.
Установка на матч
Советская команда провела в ФРГ все пять матчей, на которые рассчитывала, когда готовилась к чемпионату. До финала сборная СССР дошла благодаря соответствующей физической подготовке, высокому техническому мастерству, разнообразным тактическим действиям, волевому настрою на каждую игру, продуманной стратегии на отдельные матчи и на весь турнир.
Перед полуфиналом с Италией Лобановский неожиданно для всех, даже для коллег из тренерского штаба, провел анкетирование — стоит заметить, безбумажное — футболистов. Никто из игроков не припомнит, чтобы прежде (да и после Евро-88 тоже) в анкете задавались вопросы по выбору тактики. По составу — да, такие опросы тренеры практиковали. Причем не собирались обычно при этом с помощью проставленных «галочек» решать, кого ставить на игру, а принимали информацию «для сведения». По тактике же футболистов спрашивали впервые. Лобановский хотел узнать: а) согласны ли они прессинговать соперника весь матч и б) если да, то готовы ли к этому. Все на оба вопроса ответили «да».
Лобановский вовсе не перекладывал этим психологическим ходом ответственность за выбор исключительно сложного тактического варианта, требующего полной выкладки на протяжении полутора часов и синхронных, доведенных до автоматизма действий, на игроков. Ему было крайне важно видеть реакцию футболистов на поставленные им вопросы. Он давал им возможность взять на себя ответственность вместе с ним, тренером. Произошло мощное единение. Одно дело дать на установке задание играть прессинг, совсем другое — сначала вместе договориться об этом, а уж потом детализировать задание на установке непосредственно перед игрой. Футболистов к этому Лобановский подвел так, что у них и в мыслях потом не было, что это не их решение. Результаты опроса в Руйте, откуда сборная СССР отправлялась на автобусе в Штутгарт на полуфинал с Италией, стали своего рода прологом к установке на игру.
Фактически настаивая на прессинге, Лобановский исходил из обследований и наблюдений: он видел, что команда в состоянии предъявить итальянцам такой важный в противостоянии с командой высококлассных мастеров аргумент, как тотальный прессинг, и, главное, физически готова к этому энергозатратному приему. Но тренеру было важно услышать подтверждение от футболистов. И он услышал.
После победы над Италией в раздевалке советской команды было шумно. Кто-то, скорее всего Симонян, скомандовал — и Лобановский услышал клич, который знал только по воспоминаниям старых футболистов: «Гип-гип ура! Ура! Ура!»
Разумеется, игроков — обнимающихся, хохочущих, кричащих — никто не останавливал, эмоции должны быть выплеснуты.
В разгар веселья в раздевалку вошли президент итальянской Федерации футбола и бывший старший тренер сборной Италии Энцо Беарзот. Они поздравили с победой, а Беарзот — тренер чемпионов мира-82 — сказал: «Я еще раз убедился в том, что вы великая команда. Вы играете в современный футбол на скорости 100 километров в час. Прессинг, который я сегодня увидел,— проявление высшего мастерства. Физическая форма советских игроков — плод исключительной, отличной работы».
Таким, как после Италии, рассказывают киевские сборники, они тренера никогда не видели: возбужден, глаза блестят, радость не скрывает, на лице постоянная улыбка. Лобановский в своей манере (серьезно, только глаза смеялись) сказал футболистам в раздевалке: «Вы были на поле и, наверное, слышали, как Виалли спрашивал у Манчини: "А где же мяч?"».
Очевидцы (в телетрансляции полуфинала этого не было) рассказывают, что полузащитник сборной Италии Джузеппе Джаннини не раз демонстрировал странный жест — сжимал зубами кисть правой руки. Лишь приехав в Италию играть за «Сампдорию», Алексей Михайличенко узнал, что сей жест означает. «Вы что, сырого мяса наелись?» — так итальянцы показывают высшую степень удивления неутомимостью соперников.
Игры после игры
«В каком направлении развивается футбол? — размышлял Лобановский после Евро-88.— На мой взгляд, законодатели методов ведения игры в современном футболе — европейцы, прежде всего голландцы, итальянцы и мы. Чемпионат Европы убедил меня: мы на верном пути, совершая поворот к футболу движения, скорости, ритмичному и разнообразному. С пути этого нет смысла сворачивать. В верности выбранного направления я не сомневался бы и в том случае, если бы мы в финал не попали. Дело не в результате. Он, как вы понимаете, зависит от "тысячных долей секунды". Реальность же направления такова: тщательная многогранная подготовка талантливых игроков к непрерывной жесточайшей борьбе, к колоссальным затратам энергии, к высочайшей скорости.
Не сомневаюсь, что в плане подготовки футболистов, в выборе и отработке методов ведения игры мы среди лидеров. В плане же организации футбольного дела мы безнадежно отстали, и необходимо время, чтобы наверстать упущенное».
На встрече 30 мая 1988 года у секретаря ЦК КПСС Егора Лигачева незадолго до турнира в Германии Лобановский поинтересовался: не будет ли правильным выделить команде на премиальные 10 процентов от суммы, на чемпионате Европы ею заработанной? Не украденной, не полученной случайно, а — заработанной? Прежде Советское государство ограничивалось выплатой по 300–500 долларов на брата. Лигачев, выслушав аргументы, с 10 процентами согласился и, согласившись, наказал помощникам подготовить необходимые бумаги для минфина.
За выход на чемпионат Европы сборная СССР заработала тогда от УЕФА 2 млн долларов, за достижения на самом турнире (выход из группы, участие в финале, три победы) еще два с половиной. Для министра финансов СССР Валентина Павлова, будущего активного участника ГКЧП, было невыносимо расставаться с 450 тысячами долларов. Он всячески тянул с выплатой «каким-то футболистам». До тех пор тянул, пока Лобановский через помощников Лигачева не поставил об этом в известность секретаря ЦК. Лигачев, рассказывают, нашел слова, услышав которые Павлов тут же распорядился заработанное командой выдать.
На встрече у Лигачева обсуждались самые серьезные вопросы, связанные с предлагавшимися Лобановским и его единомышленниками способами и методами реорганизации футбольного хозяйства. В частности, об образовании Союза футбольных лиг. Лобановский на встрече был до того убедителен, логичен и последователен в предложениях и выводах, что Лигачев поинтересовался, как бы он отнесся к предложению возглавить советский спорт. «Насколько мне известно,— без тени улыбки отреагировал Лобановский,— в газете "Советский спорт" есть главный редактор». «Нет-нет! — воскликнул Лигачев.— Не о газете речь — обо всем советском спорте!» И тут же, сообразив, что Лобановский ответил на его предложение шуткой, рассмеялся.
«Мне,— говорил Лобановский,— никогда не забыть матч с голландцами. Мысленно я был на поле в каждом игровом эпизоде. Но кто-то другой во мне, не тренер, находил время наслаждаться футболом. Конечно, после финала я отчаянно боролся с досадой. А тот, "другой", урезонивал: "Чего стоит твоя истерика перед красотой такой игры?". Я глубоко благодарен нашим футболистам и соперникам за игру, причастность к которой оправдала в моих глазах мое пребывание на тренерской скамейке».
Президентствовал тогда в Федерации футбола СССР Борис Топорнин, известный юрист из Академии наук, брошенный на футбольную отрасль — общественником — ЦК КПСС. Лобановский давно не встречал столь грустного человека, каким выглядел после финала чемпионата Европы в 1988 году в Германии Топорнин. Поправив фалды клубного пиджака, он хмуро поглядел на Лобановского и задал вопрос, который в тот момент занимал его больше всего на свете: «Чем будем оправдываться?». Возраст Топорнина, советское юридическое образование вынуждали его помнить о полетевших после второго места в Кубке Европы-64 головах, о снятии тренера Константина Бескова, о выволочках в ЦК, о партийных взысканиях, сопровождавшихся инфарктами.
В 1964 году, впрочем, ситуация усугублялась политическими мотивами. Поражение в финале от Испании случилось в Мадриде, на переполненном «Сантьяго Бернабеу». Одним из зрителей был генералиссимус Франко, появление лица которого во время трансляции по советскому ТВ сопровождалось непристойной паузой.
От гнева Никиты Хрущева, устроившего футбольную разборку за 100 с небольшим дней до своей отставки, не спас даже вполне приемлемый для решающего матча на чужом поле счет — 1:2. В день финала Хрущев был с визитом в Скандинавии, ему доложили о проигрыше команде «испанского каудильо», и он распорядился полностью поменять тренерский состав сборной СССР. Команду, правда, не стали расформировывать — как это было при Сталине в 1952 году после поражения на хельсинкской Олимпиаде от сборной Югославии, представлявшей «клику Тито».
Лобановский ответил Топорнину: «Борис Николаевич, что с вами? Почему на вас лица нет? Вам надо радоваться. Идите в раздевалку, поздравьте ребят. Вдумайтесь только: они — вторые в Европе!»
После финала игроки отправили Дасаева к руководству с просьбой разрешить им посидеть, как полагается в таких случаях. Разрешение получили от Симоняна. Первый тост подняли за Лобановского.