Новые книги
Выбор Игоря Гулина
Михаил Кром Рождение государства
Новая книга недавно основанной научно-популярной серии «Что такое Россия?» издательства «НЛО». Если предыдущие выпуски были посвящены ключевым сюжетам относительно недавней истории (XVIII–XX веков), то здесь речь идет о самых началах — моменте возникновения русского государства.
За этим словом — «государство» — стоит определенное понимание социального устройства: население четко определенной территории связано, с одной стороны, крепкими бюрократическими институтами, с другой — ощущением единства веры, земли, языка,— единства, постепенно отделяющегося от патриархальных традиций зависимости и верности. Государство — это абстракция, и монарх, суверен — живое воплощение этой абстракции. Такое понимание возникает в Западной Европе Нового времени. Обычно считается, что Московская Русь, по-восточному деспотическая и хаотичная, заимствовавшая методы управления из Золотой Орды и Византии, под это описание не попадает. Профессор Европейского университета Михаил Кром пытается доказать обратное.
Период, которому посвящена его книга,— XV–XVI века, между правлениями Василия I и Бориса Годунова. Современники, а вслед за ними и историки, писали об этой эпохе как о времени «собирания земель» — превращения разрозненных русских княжеств в централизованное государство. Однако эта «экстенсивная» формула скрывает другие, «интенсивные» процессы преобразований в самой природе великокняжеской, а затем — царской власти.
На протяжении двух столетий Московское княжество из улуса Золотой Орды превращается в модерное государство. Его правители, политики и идеологи ищут принципы новой власти. Возникают бюрократические институты в виде разного рода изб и приказов, единые системы суда и финансов, идеология преданности царю начинает ощущаться именно как верность «земскому», государственном делу. Фигура «господаря» перестает ассоциироваться с царственным родом и становится идеей, защищающей от внешних и внутренних врагов родную землю и общую веру. Боярские и княжеские междоусобицы, опричнина и смута, конечно, препятствовали возникновению прочных институтов, но одновременно они как бы «закаляли» молодое государство, позволяли ему в полной мере отделиться от старой феодальной Руси.
На протяжении всей книги Кром настойчиво сравнивает развитие Московии с эволюцией Англии, Франции, Испании, Священной Римской и Османской империй и доказывает, что процессы эти были по большому счету идентичны. Московская Русь в чем-то запаздывала, в чем-то опережала, но по сути была типичной европейской страной Нового времени. В этой критике исторических мифов об особости, восточности происхождения России — интерес книги Крома и ее главная проблема.
«Рождение государства» устроено как методичное разворачивание одного тезиса. Кром трепетно собирает малейшие свидетельства сходства между Европой и Русью — и почти безразличен к особенностям последней. Даже об опричнине он рассказывает как-то вскользь — не как о важнейшем экстремальном эксперименте в строительстве русского государства, а как о запинке, отклонении. Поэтому его книга интересна скорее как полемический комментарий к привычным со школьной скамьи идеям, чем как цельная картина истории Московского царства.
Издательство НЛО
Ольга Дренда Польская хонтология
Стоящее в названии книги слово «хонтология» может навести на ложный след. Понятие это придумал в начале 90-х философ Жак Деррида для описания населяющих культуру призраков — феноменов, одновременно существующих и нет, грозящих из-за своего отсутствия. В 2000-х этот термин был взят на вооружение исследователями массовой культуры, описывавшими моду на разного рода ретро, неказистое звучание и обшарпанное изображение, тревожащую и манящую призрачность, иллюзорную принадлежность ушедшей эпохе в кино и музыке.
В книге молодого польского антрополога Ольги Дренды «хонтология» окончательно теряет свою постструктуралистскую родословную. Она становится синонимом ностальгии по времени, которое еще недавно казалось неуютным, населенным бедными и грустными людьми, наполненным уродливыми предметами, времени, детали которого, казалось, подлежат счастливому забвению. Речь идет о конце 80-х и начале 90-х, годах мучительной трансформации Польской Народной Республики в современную капиталистическую Польшу — эпохе крушения социалистической утопии и конца героического андерграунда, политических потрясений и экономических мутаций. Вся эта большая история если и присутствует в книге, то глубоко на периферии. Ее предмет — повседневность: как выглядели улицы и дома, что носили люди, какие вещи заполняли их быт и мечты.
Ностальгия становится здесь скорее не объектом, а методом исследования — средством коллективной работы. Дренда собирает свидетельства на специальном сайте, общается со сверстниками и старшими знакомыми, деятелями польской культуры и иностранными путешественниками, посетившими Польшу эпохи перемен. И само коллекционирование примет, общность воспоминаний увлекают ее, кажется, больше, чем желание представить какую-то концепцию эпохи, дать объяснения.
«Польская хонтология», конечно, книга немного «для внутреннего рынка», но для читателя из России она по-своему любопытна. Оказывается, что ностальгия по перестройке и началу 90-х, охватившая в последние годы русскую культуру, не локальное увлечение, а региональное поветрие. Еще любопытнее, насколько узнаваем сам описываемый Дрендой мир. Другие имена исполнителей, марки товаров, но главные элементы — те же: уличные барахолки, аляповатая роскошь квартир бизнесменов, видеосалоны и индустрия пиратства, бум низовой эзотерики и эротики, исчезновение государственной поддержки культуры и массовое обращение интеллектуалов к занятию рекламой. Есть, конечно, и различия: в Польше, похоже, не было аналога культа русского рока, зато была знаменитая культура плаката, рассказ о судьбе которой занимает ощутимую часть «Хонтологии». Именно на этом остраняющем эффекте — все то же самое и одновременно чуть-чуть другое — держится интерес к книге Дренды для русского читателя.
Издательство Ad Marginem — МСИ «Гараж» Перевод Валентина Кулагина-Ярцева
Георгий Кизевальтер Время надежд, время иллюзий
Георгий Кизевальтер — художник, фотограф, участник группы «Коллективные действия» и исследователь советского неофициального искусства. Вехи этой последней деятельности — книги диалогов Кизевальтера с коллегами по художественному андерграунду «Эти странные семидесятые» и «Переломные восьмидесятые». Новая книга — своего рода приквел к двухтомнику. Если там автор разговаривает с друзьями и сверстниками, здесь его собеседники — старшие, учителя, фигуры авторитета и сопротивления — деятели подпольной и полуподпольной культуры 50–60-х. Среди них не только художники (Эрик Булатов, Оскар Рабин, Олег Целков), но и, например, директор Пушкинского музея Ирина Антонова, переводчик Виктор Голышев, филолог-диссидент Габриэль Суперфин. Вторую часть книги составляют собственные разыскания Кизевальтера, попытки как можно подробнее восстановить художественную жизнь эпохи. Берясь за «Время надежд, время иллюзий», стоит учитывать две вещи. Во-первых, книга эта рассчитана на читателя, уже вовлеченного в историю оттепельной культуры. Детали, нюансы, акценты здесь важнее общей картины. Во-вторых, Кизевальтер не играет в отстраненного археолога, его исследование отчетливо полемично. Оно направлено и против картины оттепели как торжества свободы, и против гораздо более крепкого мифа о героической борьбе нонконформистов и официоза. Оттепель в его описании — время постоянного колебания запрещений и разрешений, компромиссов и дипломатических уловок, его герои — не только борцы, но и хитрецы. Именно в этой деидеализации «Время надежд, время иллюзий» — книга очень полезная.
Издательство НЛО
Андрей Хлобыстин Шизореволюция
Если сборник Кизевальтера отчетливо москвоцентричен, то монументальный том Андрея Хлобыстина, также посвященный истории неофициального искусства, напротив, сконцентрирован на Петербурге. Художник и искусствовед, друг Тимура Новикова, Евгения Юфита, Виктора Цоя, занимавший когда-то должность ученого секретаря новиковской Новой академии изящных искусств, Хлобыстин был первым из деятелей ленинградской контркультуры 80-х и 90-х, решившим, что практика нуждается в теории, экстатический процесс — в параллельном осмыслении. Его «Шизореволюция» — плод многолетней работы вовлеченного хроникера, буйного аналитика. Она мало похожа на типичную историю искусства. Это производящая местами почти хаотическое впечатление книга, в которой тысячи мельчайших подробностей мешаются с глобальными историософскими концепциями. За последние 20 лет о петербургском искусстве периода перестройки написано немало, но книга Хлобыстина уникальна и по обилию материала, и по широте охвата. Кажется, это первая история, демонстрирующая всю панораму контркультуры: рейвы и сквоты занимают тут место такое же важное, как выставки, журналы, «Пиратское телевидение» Мамышева-Монро и концерты «Поп-механики».
Издательство Борей Арт