На Исторической сцене Большого театра состоялся первый концерт мини-фестиваля Benois de la danse. На предшествовавшей ему церемонии представили соискателей одноименного приза и наградили победителей. Абсолютным рекордсменом оказался балет Большого театра «Нуреев», выигравший в четырех номинациях. Рассказывает Татьяна Кузнецова.
Балетный Нуреев (Владислав Лантратов) очень старался, чтобы его не заподозрили в нежных чувствах к Эрику Бруну (Денис Савин)
Фото: Михаил Логвинов, Коммерсантъ
По процедуре конкурса Benois de la danse, проходящего уже в 26-й раз, члены жюри выбирают победителей из претендентов, которых сами же и номинируют. На сей раз жюри оказалось весьма представительным (худруки ведущих театров Австралии, Великобритании, Италии, Швеции, России, знатная балетная дама из Бразилии, директор масштабного голландского фестиваля), ну и номинанты соответствующие, не из медвежьих балетных углов. Естественно, судьи, собранные с разных концов света, смотрят работы номинантов не живьем, а в записи. Но даже в таком виде «Нуреев» явно произвел впечатление: победу присудили и композитору Илье Демуцкому, и хореографу Юрию Посохову, и Кириллу Серебренникову (в качестве сценографа), и Владиславу Лантратову, станцевавшему роль Нуреева. Политическим жестом в поддержку опального автора со скандалом прорвавшегося к публике спектакля это не выглядит. Судя по списку претендентов (не все их работы были представлены на концерте), «Нуреев» действительно лидер. Приз за хореографию с Посоховым разделила Дебора Колкер, поставившая в Бразилии в собственной компании апокалиптический памфлет «Собака без перьев». На представленном видеофрагменте ущербные бесполые существа пытались выжить на иссохшей Земле — выглядело это мощно, но устрашающе, так что отсутствию хореографии Колкер в программе массивного концерта мало кто огорчился.
Повод для огорчения дал другой победитель: один из лучших эпизодов спектакля, проникновенный дуэт Нуреева и Эрика Бруна, выглядел куда хуже, чем на премьере,— грубее, примитивнее, акробатичнее. Да и суть любовных отношений исказилась до неузнаваемости: Владислав Лантратов превратил своего Нуреева в мужлана, высокомерно снисходящего к корявым намекам робкого Эрика (Денис Савин).
Понятно, что после декабрьской премьеры балет не шел, его и не репетировали, однако уже в июне грядет вторая серия показов «Нуреева», и артистам пора бы вспомнить первоисточник, чтобы сенсационный спектакль не разочаровал ни поклонников, ни новых зрителей.
Некоторое недоумение вызвала и победительница женского соревнования — скромная кореянка из Парижской оперы Сэ Ын Пак, станцевавшая вариацию из баланчинских «Изумрудов» по-ученически дотошно, без балеринского и женского шарма, без тех изысканных рук и хрустальных стоп, которыми мы привыкли восхищаться у предыдущего поколения парижан. Впрочем, ее конкурентки (а вопреки обыкновению в Москву приехали все, лишь Светлана Захарова проигнорировала и концерт, и церемонию) не заставили заподозрить жюри в пристрастности. Крупная австралийская японка Ако Кондо в сопровождении упитанного номинанта Кевина Джонсона станцевали дуэт Принца и Золушки с такой приземленной основательностью, что фирменная легкость хореографии Ратманского опознавалась с трудом. Погрузневшая, с тяжелыми иксовыми ногами и утилитарной манерой, Юргита Дронина (Английский национальный балет) заставляла задуматься о быстротечности балетного века. И хотя ее партнер — стройный, легкий и темпераментный Исаак Эрнандес, разделивший лауреатство с Лантратовым,— станцевал вариацию и коду Базиля почти безупречно (на вращениях иностранцев сказался непривычно крутой покат сцены Большого театра), их па-де-де из «Дон Кихота», завершавшее гала, не стало его кульминацией.
Второй «неравный брак» — между опытной Майей Махатели и номинантом Даниэлем Камарго (оба из Национального балета Нидерландов) — выглядел еще контрастнее: дама, утратившая прыжок и не наладившая вращения, провалила вариацию Дианы, а в адажио выкручивалась (в полном смысле слова) за счет неожиданно ловкого партнера. Этот красавец с высоким прыжком, широкими благородными жестами и скульптурными позами, которые он сохранял даже в трюкаческих двойных горизонтальных револьтадах (блондина-бразильца учил в Штутгарте лучший советский педагог Петр Пестов, эмигрировавший туда от нищеты и безысходности), и спас это анафемски трудное па-де-де, некогда сочиненное Вагановой для своей ученицы Улановой.
Известно, что на приз Бенуа номинируют за любые танцдостижения прошедшего года, поэтому всеядность итогового концерта заложена в самих правилах конкурса. Разительный контраст со шлягерными классическими па-де-де представляли работы еще одного номинанта — Марко Гёке, чью хореографию танцевали в этот вечер дважды. Этого автора, придумавшего неподражаемую технику, состоящую из мельчайших механистичных движений рук и корпуса, исполняемых в неправдоподобно быстром темпе, можно упрекнуть в однообразии приема, однако этот прием работает безотказно и притом с разным эффектом. Рослая, харизматичная Дрю Джакоби из Королевского балета Фландрии исполнила на песню Барбары номер «Убитый» с такой величественной античной трагедийностью, будто вступила в единоборство с роком. А два ловких, изумительно гибких и координированных гистриона из NDT II — Мигель де Карвалью и Гвидо Дутиль — разыграли фрагмент из «Полночной раги» на музыку Рави Шанкара и Этты Джеймс как чаплинский трагифарс, в котором острый мотив одиночества увлекательно переплетался с темой двойника — неуправляемого второго «я».
Ярко засветились в этом длиннющем концерте и мировые звезды с русскими именами: берлинская прима Полина Семионова (в свое время не доехавшая за причитающимся ей призом) и процветающая в Сан-Франциско Мария Кочеткова, награжденная гибридным международным призом Бенуа—Мясина. Но главной женщиной концерта оказалась отсутствующая Сильви Гиллем, получившая Бенуа «за жизнь в искусстве». Уникальную пленку, на которой 20-летняя солистка Парижской оперы танцует с молодым Эриком Вю-Аном адажио, поставленное для них Морисом Бежаром, крутили в перерыве между церемонией и концертом, и этот экранный дуэт 33-летней давности превзошел все, что показывали живьем, по вневременной красоте и недосягаемому уровню исполнения, заставив в который раз констатировать: балет — не наука, прогресс в нем невозможен. Остается только покорно ждать, когда времени будет угодно породить новых гениев. А в ожидании — фиксировать маленькие радости ежегодной балетной жизни. Что и делает Benois de la danse уже 26 лет.