«Их бросил командный состав»

20 июля 1941 года Сталин вновь назначил на пост заместителя наркома обороны своего давнего, со времен Гражданской войны, соратника Е. А. Щаденко. Вскоре он получил приказ выехать на фронт для оценки ситуации в районе Ельни, где сложилось крайне опасное положение. То, что происходило на передовых позициях и в штабах, привело Щаденко в изумление и ярость.

Из шифротелеграммы заместителя наркома обороны, армейского комиссара 1-го ранга Е. А. Щаденко из Гжатска И. В. Сталину, 3 августа 1941 года (стиль и орфография оригинала сохранены).

Вчера, поздно ночью, возвратился из района МУТИЩЕ, где в течение трех дней помогал 106 дивизии организовать бой и дальнейшее продвижение в направлении БОЛЬШАЯ ЛИПНЯ — МАЛАЯ ЛИПНЯ — МАЛЬЦЕВО — ЕЛЬНЯ.

Прежде всего, о людях, бойцах — несмотря на отсутствие крупнокалиберных 152 мм снарядов к гаубицам и пушкам, гаубицам обр. 1937 г. и полного отсутствия авиации — дерутся стойко, переносят авиационные, артиллерийские и минометно-огневые налеты врага без паники и бегства. И вот эти прекрасные бойцы, по преимуществу молодежь, смело идущая в штыки на врага, как правило, в боевых действиях и операциях бросается вперед, не руководимая командирами и комиссарами непосредственно на поле боя.

МЫСЛЬ «Сброшенные бомбы навели такую панику на "командиров", что они, давя женщин (мед. состав, машинисток, военторговских служащих), переворачивая столы, перебили много посуды»

Командиры и комиссары, начиная с батальонного и выше, как не горько сказать, трусливо прячутся по командным пунктам, огневым убежищам и щелям. Нередко во время налета авиации, артиллерии, минометов ведут себя подло, трусливо на глазах у бойцов и даже населения, примеры:

1) 26.7 На штаб 24 Армии в СЕМЛЕВО был сделан налет 4 бомбардировщиков. Начсостав штаба, его отделов обедал в Военторге в столовой, сброшенные бомбы навели такую панику на «командиров», что они, давя женщин (мед. состав, маши­нисток, военторговских служащих), переворачивая столы, пе­ребили много посуды, некоторые прятались под столы.

Нужно сказать, что налет, несмотря на свои 6 повторных заходов, никаких разрушений занимаемой непосредственно отделами штаба и деревне не причинил, ни одного паникера не ранило и не убило, но позора и полной животной трусости вылезло наружу из начсостава непомерно много, мне стыдно было смотреть на шкурное метание из стороны в сторону обалдевших начальников. Я буквально рассвирепел, прекращая подлое поведение наиболее объятых страхом чиновников, но это так сказать тыловые работники штабов и учреждений. За последние дни представилась возможность видеть еще более подлое, более опасное и позорное поведение фронтовых командиров и политработников чем в СЕМЛЕВО. После всей ночи езды я прибыл в распоряжение дивизии 30.7.41 г.— около 5 часов утра. На КП дивизии добрался около 6 часов, таким образом мог видеть всю процедуру ПОДГОТОВКИ (нудная, тягучая) и сам бой, вернее переход к наступлению, для которого прошли все сроки, несмотря на то, что я подталкивал, оно торжественно как литургия, началось артиллерийской минометной, пулеметной и прочей подготовкой без какого-либо движения впереди, а когда артиллерийская и прочая подготовка закончилась и люди поднятые по телефону пошли в атаку, противник, находившийся во время артподготовки в щелях и убежищах, вновь занимает свои позиции и начинает встречать атаки пулеметно-ружейным и минометным огнем. Начинается повторная артподготовка, двойной тройной расход снарядов без должной пользы, тогда как если бы наступление велось под прикрытием артогня, то окопы противника, боящегося русского штыка, были бы захвачены гораздо скорее и с тем же оружием (пулеметами, минометами), которые главным образом приземляют нашу пехоту в невыгодном условии между своими и противником окопами. Но для боя этого надо иметь, как говорят «корифеи», стойких, самоотверженных всегда примерных — показательных для красноармейцев командно-политического состава и в достаточном количестве.

Есть ли они у нас.

Я утверждаю, что он есть и в достаточном количестве, но мы пока что не умели им распорядиться и заставить быть в красноармейской массе и во главе ее во время боя и операций. 30.7.41. утром, согласно приказа по армии, 106 дивизия должна была боем продвинуться к ЕЛЬНЕ, и, если удастся, занять ее.

С утра, на писание приказа, на подтягивание и сосредоточение потребовалось больше 6 часов, а когда роты и батальоны двинулись вперед, командно-политсостав остались позади в щелях и на командных пунктах «наблюдать за ходом» боя, именно наблюдать, а не руководить, не организовывать и не воодушевлять на подвиг в бою людей. И вот, эти американские наблюдатели, авторитет ученых всей системе боевой подготовки войск к войне течением многих лет, не исключая и последних лет, больше всего заботится, чтобы их убежища наблюдательные (командные) пункты были надежны, укрыты и защищены от артогня и воздушного огня.

Привязанные телефону к-ры и комиссары батальонов, полков, дивизий, а иногда не видят поле боя, никогда по-настоящему не управляют боем, очень и очень редко бывают в бою

Они так много говорят и заботятся о «драгоценном» здоровье и жизни комиссара и полит. работника, что на глазах умирающих и истекающих кровью эта «забота» превращается полную трусость и предательство красноармейских масс.

В самом деле красноармейские массы в заботе о командно-политсоставе роют им в глубоком тылу надежные, а иногда и обставляет удобствами блиндаже, убежища, пункты, которые иногда стоят очень много сил и средств, а главное материалов и времени.

Привязанные телефону к-ры и комиссары батальонов, полков, дивизий, а иногда не видят поле боя, никогда по-настоящему не управляют боем, очень и очень редко бывают в бою.

Масса, во время боя не руководимая, не вдохновляемая командиром и комиссаром, предоставленная самой себе обычно несет большие потери, не зная что ей делать в сложной и быстро меняющейся обстановке.

Так случилось и вчера с наступлением 106 дивизии, когда в 13.00 первый полк, находясь на рубеже, перешел своими двумя батальонами в наступление, он продвижением отдельных случаях не нес почти никаких потерь. Почему. Потому, что противник не ожидал, что мы начнем наступать в его обеденный перерыв, а после, когда пообедав, они стали обходить фланги.

Выдавшийся вперед первый батальон, то в этом баталь­оне не оказалось на месте ни командира, ни комиссара, которые бы могли предостеречь батальон от чрезмерного увлечения вперед, от обходов его флангов, от прижатия его к лесу, разъединения со вторым батальоном и окружения, будь при этом батальоне командир и комиссар (вели, ротные командиры и политруки) совершенно очевидно, что они не дали бы окружить батальон во всяком случае могли вывести его с гораздо меньшими потерями, а самое главное подорвана у бойцов вера в свой командно-политический состав, в решительную победу своей части и Красной Армии в целом.

Батальоны на глазах у пассивных наблюдателей, истекая кровью, понесли очень тяжелые потери — своего состава, но самое страшное в этом... они потеряли веру в себя и в свой командно-политический состав как они трусливо, поджав хвост смотрели из своих щелей на предательство людей, спасая свою шкуру.

Я беседовал с ранеными после их перевьючки, они в один голос вынуждены были сквозь слезы говорить, что их бросил командный состав, и никто в критическую минуту не смог оказать им помощи, никто не руководил ими.

Мрачно настроенные люди не ели предлагаемую им санбатом пищу. Я чувствовал себя преступником, т. к. я тоже находился от этих людей в трех километрах, наивно поверив телефонщикам, что «наступление развивается успешно». Я, конечно, разбирал этот случай с высшим командно-политическим составом дивизии, резко потребовал изменить тактику начальства по отношению к своим подчиненным, поручил расследовать прокурору этот возмутительный случай, но я знаю, что это не случай, а укоренившаяся система, которую надо беспощадно преследовать, ломать и выкорчевывать из сознания руководителей в самой психологической, и если хотите, в идеологической основе, куда залезло подлое шкурничество и предательская трусость. У нас часто слышны разговорчики, что де у нас нет, не хватает командного состава, а поэтому надо его беречь, надо его сохранять от гибели всеми средствами.

Это не большевистская постановка вопроса. Сохраняя шкурников и даже хороших командиров, мы рискуем погубить нашу мать-Родину, за жизнь и процветание которой отдали жизни такие люди, как ЛЕНИН, СВЕРДЛОВ, ФРУНЗЕ, ДЗЕРЖИНСКИЙ, КИРОВ, СЕРГО, КУЙБЫШЕВ и многие тысячи и миллионы других прекрасных жизней.

Сейчас дело идет о жизни и смерти нашей Советской Страны, так неужели же мы должны жалеть для ее спасения каких-то обитателей командных пунктов, щелей и убежищ. Да и сами эти командно-наблюдательные пункты, по-моему, затея не столько от разума и целесообразного большевистского расчета, сколько от желания спасти свою шкуру не умных и не мужественных людей.

Сколько бы мы не возражали, расстреливали бегущих красноармейцев с поля боя, ничего из этого не выйдет

Настоящие командиры полков и комиссары, как правило, не пользуются дорогостоящими сооружениями, а наблюдают за полем боя из той точки, где в данный конкретно момент виднее всего розыгрыш боя, откуда он может подать во время борющихся масс помощь и прекратить бегство в тыл или залезание шкурников в щели.

Если командир после издания приказа не проверяет, не содействует осуществлению, проведению в жизнь собственного боевого приказа, значит он не заинтересован в его выполнении, значит это или шкурный двурушник, бюрократ, или политический предатель. В таких случаях, из-за того, что только так, может стоять вопрос в настоящей войне. Другой постановки не может быть. Другая постановка — это не содействие, а противодействие по отношению к осуществлению главной цели — разгрому вражеских полчищ.

Вот почему, мне кажется, надо издать Наркому Обороны СССР специальный приказ для командно-политического и всего начсостава, в котором резко потребовать строжайшей ответственности всего начсостава как за всю организацию и обеспечение, так и за проведение боя.

Надо положить конец тому положению, что в дивизии, в полках, батальонах и ротах не знают наличия, убыли и прибыли людей. Не знают потому, что не участвуют, уклоняются от подготовки, организации, обеспечения и проведения боя. В этом корень всех наших неустойчивости, всех наших бед, и сколько бы мы не возражали, расстреливали бегущих красноармейцев с поля боя, ничего из этого не выйдет, так как надо расстреливать и тех, кто уклоняется от боя и прежде всего — командно-руководящую часть, кто не считает убитых, кто не заботится о раненых, кто оставляет по суткам голодными красноармейцев.

Я принимаю все необходимые меры к поднятию боеспо­собности дивизии, беспощадно расправляюсь со шкурниками. Сейчас снова выезжаю в 106 дивизию, где буду до конца ЕЛЬНИНСКОЙ операции.

Противник надломлен, у него мало снарядов, танки зарывают в землю из-за отсутствия горючего.

Публикация Евгений Жирнова