В положении отражения

На Малой сцене Театра наций показали премьеру спектакля Марата Гацалова «Утопия», в котором можно увидеть, каким завораживающе красивым может быть почти публицистический сюжет. «Утопия» — сумрачная, но обнадеживающая история о том, что любая попытка вернуть прошлое обязательно закончится крахом. Рассказывает Ольга Федянина.

«Утопию» на Малой сцене Театра наций поставила та же команда, которая полтора года назад выпустила здесь «Дыхание» по пьесе Дункана Макмиллана: режиссер Марат Гацалов, сценограф Ксения Перетрухина, композитор Сергей Невский, художник по костюмам Леша Лобанов и хореограф Татьяна Гордеева. «Дыхание» стало едва ли не самым обаятельным спектаклем того московского сезона — и каким-то нездешним образцом того, как можно соединить сложный актерский рисунок и современную минималистичную аудиовизуальную среду, живущую и по законам инсталляции, и по законам драматического театра одновременно.

«Утопия» сделана так же — но не о том же. «Дыхание» было очень европейским сюжетом про людей, которые превращают невроз в образ жизни,— сюжетом в каком-то смысле «не про нас». «Утопию» написал один из самых известных новодрамовских авторов Михаил Дурненков — и она целиком и полностью «про нас».

Этот спектакль развеивает стойкий предрассудок, касающийся не только театра — представление о том, что если искусство обращается к актуальности и «злобе дня», то оно автоматически пренебрегает эстетикой. Что прямое высказывание не делается сложными художественными средствами. «Утопия» вычурно, барочно красива — и вся построена на том, что в часовом деле называется усложнениями.

Спектакль и вправду чем-то похож на открытый часовой механизм. Исполнители и реквизит уложены на черный планшет сцены — над ними нависает подвижная зеркальная стена. Фигуры и предметы складываются в живые картины в этом зеркале — люди ходят, разговаривают, садятся, встают, сюжет развивается. Но на полу-то и жесты, и движения лишены связи и смысла, цельность они приобретают лишь наверху, в зеркале-экране. Некоторые из картин реалистичны, некоторые больше похожи на аллегории — раскатываются по сцене яблоки, появляются какие-то ветки,— а в зеркале все складывается в картинку из средневековой книги, где странные люди расселись по веткам дерева, как сказочные птицы. Смешное и грустное послание этих картинок в том, что стройность и красота есть только в плоском, двумерном, отраженном пространстве — в реальном и трехмерном ничего этого нет. Или, как сказал Марат Гацалов в одном из интервью,— «это история о людях, которым кажется, что они ходят, а они — ползают».

На самом деле почти музейный эстетизм здесь работает как противовес сюжету, в котором много узнаваемого и мало обнадеживающего. Это история проигравших, лузеры здесь все. И богатый «солидный человек» Кирилл (Андрей Соколов), который ради прихоти — собственной и еще пары таких же «солидных людей» — тратит уйму времени и денег на то, чтобы восстановить скверный пивняк времен своей молодости. И бывшая супружеская пара, провинциальные простаки Надя и Леха (Михаил Орлов и Ольга Белинская), которые воссоединяются ради того, чтобы исполнить каприз «богатенького буратино». И их бессмысленный, ноющий сын-наркоман Юра (Владислав Долженков). И сложно сказать, в чем больше убожества — в идее Кирилла посидеть со старыми приятелями за плохим пивом, специально заказанным и доставленным за большие деньги, или в мечте воссоединившейся провинциальной семьи открыть «хороший» ресторан, где в меню сложные и непонятные названия. Или в том, что все они буквально разваливаются на куски, лишаясь надежды и энергии, когда убогая мечта рушится.

Композитор Сергей Невский добавляет метафоричного абсурда к истории краха постсоветского Зазеркалья и собирает внушительную партитуру из препарированных радиохитов, растягивая их, раскладывая на минималистичные звукоряды, фрагментируя и выворачивая наизнанку. Это, разумеется, своего рода деконструирующая пародия, но тут она выходит серьезнее оригинала.

Все станет как было, не надо хорошего, надо привычное, если мечта не сбылась, то пусть все горит синим святым пламенем,— разумеется, все это своего рода публицистическая аллегория, а не реалистичная «чернуха». Можно предположить, что в реальности простые люди вовремя оценили бы отличные конъюнктурные перспективы бизнес-идеи скверного кабака с плохим пивом марки «как раньше».

Самое безнадежное и самое узнаваемо родное в этой эпопее тотального лузерства — несоразмерность средств и цели, какая-то гоголевская готовность потратить уйму энергии и денег, поменять судьбу троих абсолютно посторонних людей ради одного ностальгического вечера в грязном кабаке. А единственно обнадеживающее — финальный крах всей затеи. Подожженная Надей «Утопия» хоронит не только надежды, но и иллюзии. Никакого «как раньше» не бывает — для кого-то эта новость ужасна, но вообще-то ей стоит порадоваться.