Спорт

Каждый, кому приходилось искать в городе спортивные объекты, оставшиеся от больших событий, испытывал разочарование. Для меня оно началось с поисков телебашни, построенной Сантьяго Калатравой в Барселоне для Олимпиады в 1992 году. Башню видно из города, она высоко на холме, и у нее такая изысканная скульптурная форма, что ее хочется разглядеть поближе. И трудно передать удивление, когда обнаруживаешь, что идти к ней надо через заросший овраг, пока не упрешься в ржавый забор из сетки-рабицы. Место нехоженое и ненужное.

В Турине олимпийские объекты 2006 года, в том числе знаменитый «Паласпорт Олимпико», построенный по проекту Араты Исодзаки, сегодня представляют собой запертые пустые ящики, обнесенные железными заборами. То же в Ванкувере (там многие объекты просто демонтированы), в Сиднее. Когда города переживают спортивные события, то перед тем, как строить стадионы, залы и поля, архитекторы и городские власти, концентрируя мудрость во взгляде, говорят о том, как это все будет использоваться после. Это обязательный ритуал, назначение которого в том, чтобы отогнать подспудную мысль, что все это — стадионы, залы и поля — не нужно. В том смысле, что невозможно сказать, зачем оно.

Градостроительный скепсис усугубляется печальными размышлениями о здоровье спортсменов. Они как здания: были использованы и превратились в руины. Лишь мгновение ты наверху и стремительно падаешь вниз — такова вся спортивная жизнь, это касается и телебашни, и фигуристки. Ужасающие болезни опорно-двигательного аппарата, сердечно-сосудистые заболевания, подорванный диетами желудочно-кишечный тракт, травмы головного мозга и т.д. и т.п. Это после окончания спортивной карьеры. А до? Это же только внешне счастливые, здоровые, немыслимо совершенные люди. А за этим стоит одно бесконечное страдание — адский труд, боль, изнурение, жизнь на пределе физических возможностей — за что?

Бессмысленность затеи проявляется в болельщиках. Спортсмен страдает, чтобы стать примером совершенства для всех. Болельщики по смыслу те, кто уже идентифицировал себя как адепт этого совершенства. Ну вот и посмотрите. Нет, конечно, по-своему милые люди, дружба народов, праздник. Но! Похожи они на Роналду? Пьяные, с пивной фигурой, неряшливо, но кричаще одетые, вдруг ни с того ни с сего начинают петь хором, с неустойчивым эмоциональным профилем — то плачут, то дерутся, то орут и хохочут — это что ж за результаты равнения на спортсменов? Отрицательные результаты.

Зачем?

В Греции было просто, спортсмены были боги. Они приходили на Олимпиаду, и это была иерофания, богоявление. С этим связаны обряды открытия соревнований, праздники и танцы, как вот у нас в Сочи было выдающееся «Купание красного трактора». Заметьте — все пляшут и поют, а спортсмены нет, они торжественно шествуют. Это ритуал шаманских танцев для вызывания божества, и оно является и шествует, и делает свое божественное. Например, божественно бегает.

Но это в Греции. А теперь спортсмены какие же боги? В лучшем случае — депутаты, и то по окончании выступлений.

А может, все же? Это бы многое объясняло.

Ну, например, болельщики. Ведь не бывает бога без верующих в него. Но верующие совсем не должны быть похожи на бога, наоборот, они очень от него отличаются. Святого сопровождает толпа больных, искалеченных, прокаженных, расслабленных, кликуш. Вот вы помните картину Репина «Крестный ход в Курской губернии»? Шествие российских болельщиков, одетых в поддержку национальных традиций.

Или опять же спортсмены. Святые люди. Святой — он же совершенен через страдание. Труд и боль, самоистязание и аскеза — вот путь святого. Ну и борьба с искушениями, иногда проигранная. Нарушения режима. Но в конечном счете — возвращение на путь истинный.

Руины стадионов после соревнований — те же места богоявления. Настоящие святилища всегда в руинах, по той простой причине, что боги не имеют привычки дважды являться в одном месте. Они вездесущи. Но люди хранят память об их явлениях и сохраняют руины, чтобы знать, как строить новые места для выхода богов на сцену. Которые тоже должны превратиться в руины.

Это, конечно, специфическая религия, поскольку она не признает себя таковой. Поэтому стадионы нужны, но нельзя сказать зачем. У властей и архитекторов есть лишь экономический язык обоснований, но он не работает. Это все равно как сочинять экономическое доказательство Бытия Божия. Однако смысл культа понятен — превращение в совершенного человека. Перерождение через боль, страдание и отречение от мирских соблазнов. Это постхристианская религия, зародившаяся, когда умер настоящий Бог — то есть когда Ницше написал, что Бог умер. Таких много — культ искусства, эзотерика, психоанализ, культ власти, науки,— Питер Уотсон собрал выдающуюся коллекцию этих постхристианских верований в книге «Эпоха пустоты». Но спорт он проглядел, а эта религия — самая массовая.

В книгах по истории спорта вы прочтете, что человечество занималось спортом всегда, но это ошибка. Есть древнегреческая практика, и ее мы и возродили. Все остальное время человечество занималось физическими упражнениями, а не спортом. Фехтование нельзя назвать спортом, если его цель — не стать чемпионом, а кого-нибудь убить или защититься от того, кто хочет убить тебя. Как и массовые игры, если они важны не сами по себе, а как часть религиозного праздника. Это предшествует спорту как религии, но не является ею.

Суть этой религии отчасти определяется тем, что в начале ХIХ века спорт был занятием аристократическим, а дальше оказалось, что простой человек из народа может путем труда и боли стать столь же совершенным, как аристократ, и даже совершеннее. Это соответствовало ценностям революционных режимов, и потому и Сталин, и Гитлер превратили спорт в государственную идеологию. Об этом много написано, для культурологии привычна мысль, что при тоталитаризме спорт ритуален. Однако почему-то принято считать, что дальше спорт освобождается от идеологической функции.

Да ничего подобного! Для либерализма спорт — такая же религия. Вовсе не случайно американский яппи отправляется в спортзал в пять утра, чтобы успеть два часа посамоистязаться перед работой. Спорт — это конкуренция, зримое выражение того, что путем конкуренции человек восходит к сверхчеловеческому состоянию. В спорте адепты конкуренции видят свой путь к откровению. Они доказывают — и делают это ежедневно,— что Адам Смит был прав, и булочник, выпекая хлеб в конкуренции с другими булочниками, таки создаст булочки «Нектар» и «Амброзия», вкусить каковые можно лишь в раю.

Спорт демонстрирует все особенности развития большого культа. Есть главный ствол — как вот чемпионат мира по футболу — с большими праздниками, миллионами последователей, продажей сопричастности — гигантской индустрией спорта. Есть сектанты — фитнес-клубы, йога, пилатес, боевые искусства. Они идут к совершенству своим путем и, как правило, отрицают ценности главной ветви, обнаруживая там массу роковых изъянов. Есть люди, отрицающие как секты, так и главную линию из-за их коммерциализации,— джоггинг, футтинг, стрит-тренинг. Это что-то вроде нищенствующих орденов — они пытаются вернуть вере ее изначальную чистоту, искаженную официальной церковью и сектами.

Постхристианские религии принято дискредитировать сравнением с первообразом, обнаруживать их еретическую природу и тем самым упрекать в служении злу. Но на самом деле спорт — это зримое преображение города. Он не привязан к какому-либо месту в городе, он может происходить везде, хотя, конечно, больше тяготеет к местам, семантически связанным с раем — паркам, садам, бульварам. Однако он преображает среду в целом, поскольку в каждом месте он указывает, что люди здесь и сейчас признают себя несовершенными и стремятся к совершенству. И когда в каком-нибудь городе в семь утра ты вдруг обнаруживаешь толпу людей, одиноко (с наушниками в ушах) бегущих по набережной, то это столь же странное и впечатляющее зрелище, как коллективная молитва. Они бегут от смерти к совершенству.

Я вижу один недостаток в этой религиозной практике. Спорт — постхристианская религия, она основана на признании мира несовершенным и стремлении к миру горнему, однако в ней есть нехристианский смысл. Возрождение древнегреческой практики было связано с тем, что в течение предшествующих ХХ веку 400 лет Европа была зачарована античностью, причем это массовая зачарованность, внедряемая школьным образованием. Однако древнегреческий атлет не был горожанином, и из-за этого в спорте в его сегодняшнем виде мало собственно городских ценностей. Мы с нашей средой обитания не можем стать совершенными вместе с нашими крышами и лестницами, барьерами и подземными переходами, нашим колющим, режущим, угловатым техногенным пространством. Нельзя спастись на тротуаре — для этого нужно найти траву.

Поэтому, я думаю, в будущем нас ждет расцвет спортивного протестантизма — массовое развитие городских, экстремальных, техногенных видов спорта. Паркур, скейт, урбан-сайклинг, акрострит, билдеринг и т.д. Последователи этой религии будут проповедовать преображение урбанистического пейзажа и представлять себе рай в виде металлоконструкции. И кстати, они могут перетянуть на свою сторону зимников как не существовавших в античности. Возможна великая схизма.