Если присмотреться, Румыния живет в формате майдана не один десяток лет — даже Украине такое не снилось. Как это работает и какие следы оставило в обществе?
Фото на память в день парада. Будни демократии в Румынии менее праздничные
Фото: Vadim Ghirda, AP
В Румынии — политический кризис, которому не видно конца, и он то и дело выплескивается на улицы: правящие социал-демократы (СДП) и президент-либерал сошлись стенка на стенку. В ходу — регулярные демонстрации, требования отставки правительства, импичмента президенту, досрочных выборов…
Лидер победившей на последних выборах СДП Ливиу Драгня определил происходящее так: в стране действует «параллельное государство», которое «незаконно осуществляет госполномочия, подменяя власть, избранную демократическим путем». И конкретизировал: «Параллельное государство составляют люди из спецслужб, часть прокуроров, часть судей», а один из «главных его клиентов» — президент Клаус Йоханнис.
«В Румынии нет ни оккультных, ни подпольных сил и, конечно, нет параллельного государства»,— сухо ответил глава государства. «Это выражение придумали люди, которые не в ладах с правосудием»,— добавила его представитель по печати. Намек понятен: лидер правящей партии Драгня приговорен к 3,5 года тюрьмы за коррупцию, но социал-демократы его не бросают. Даже провозгласили «главным фактором стабильности». Президент же обещал продолжить борьбу с мздоимством и хочет вновь баллотироваться на высший пост в 2019-м.
Иными словами, все это надолго — говорят уже о «румыно-румынской войне». Меж тем чем больше вникаешь в хитросплетения, тем сильнее ощущение, что канва узнаваема: эту мелодию мы уже где-то слышали. Просто на сей раз шлягер — в румынской аранжировке.
Румынская кадриль
Президент Клаус Йоханнис (слева) хорош с Западом. Но правосудие при нем стало инструментом политики
Фото: Reuters
Чтобы сориентироваться, пара точек отсчета. После падения в 1989-м режима Чаушеску в Румынии возникли три основные силы. Фронт национального спасения (сегодня — СДП) объединил бывших коммунистов, «красных директоров» и региональных «баронов». Буржуазные «исторические партии» — национал-цэрэнистскую и национал-либеральную (НЛП) — возродили эмигранты, вернувшиеся из-за границы, чтобы забрать то, что у них отняли коммунисты после Второй мировой. Плюс бурную деятельность развернули местные диссиденты и все, кто имел склонность к политике, включая самозванцев разных мастей.
Череда расколов и слияний смешала все эти силы, идеологический окрас утратил отчетливость: левых сегодня трудно отличить от правых. Попутно расцвела масса партий, созданных под лидера или под технологию. «Это театр китайских теней, кадриль, в которой дамы постоянно меняют кавалеров,— объясняет "Огоньку" писатель Стелиан Тэнасэ.— Политические драмы разыгрываются не в парламенте, не на съездах. Там играют для публики. А решается все за кулисами».
Эта хорошо видно на каждом этапе развития новой Румынии. Если в 1989-м после декабрьской революции у Фронта национального спасения и его лидера Иона Илиеску не было достойных соперников, то в 1996-м политический износ свое дело сделал: президентом стал представитель оппозиционной Демократической конвенции Эмиль Константинеску. Он первым и сформулировал главный парадокс румынской политики: «Мы выиграли выборы, но не взяли власть».
Через четыре года снова выбрали Илиеску. В 2004-м, когда на новый срок идти Илиеску уже не мог, на сцену вышел представитель третьей силы Траян Бэсеску: он провел во дворце Котрочень (резиденция главы государства) 10 лет (2004–2014). С ним и связаны радикальные перемены.
Бэсеску провозгласил создание «оси Бухарест — Лондон — Вашингтон» и ввел в обиход выражение «большой светлячок» (США) — словом, круто развернул Румынию на Запад. Никто не сомневался в прозападной ориентации Румынии и раньше, но все же ощущалась некая забота о связях с Россией, хотя бы ради баланса. Теперь же отношение к восточному соседу приняло бескомпромиссно «ястребиный» характер.
Заграница поддержала Бэсеску, потому что «в обмен на внешнюю поддержку его неоцезаристскому режиму он согласился подчинить страну внешним геополитическим интересам (США) и, политизировав юстицию, облегчил колонизацию Румынии иностранным капиталом»,— объясняет в книге «Румыния — субъект или объект геополитики» экс-глава МИД Адриан Северин.
Бывший министр экономики Илие Щербэнеску идет дальше. Утратив контроль над экономикой, считает он, Румыния перестала быть суверенной страной, а стала «банановым придатком для европейского Запада». Транснациональные компании отобрали у румынских конкурентов выгодный бизнес и вывозят многомиллиардные капиталы, а власти закрывают глаза на их уклонение от налогов. «Уникально, что превращение в колонию произошло без военной оккупации,— пишет Щербэнеску.— Это можно объяснить мощным внешним давлением, а также беспрецедентным коллаборационизмом румынских политиков».
Последствия налицо: в стране заговорили о бесцеремонном поведении западных дипломатов и бизнесменов, об американских советниках в министерствах, о финансируемых из-за рубежа НПО, о манипулируемой прессе. На вопрос, чем отличается поведение американцев от того, как вели себя в той же Румынии советские начальники после Второй мировой, видный румынский историк грустно улыбнулся: «Разница только в том, что сегодня нам дают еще флакон дешевого одеколона».
«Республика наручников»
Лидер социал-демократов Ливиу Драгня — глава правящей партии. Но приговорен к 3,5 года тюрьмы
Фото: Vadim Ghirda, File, AP
Румыния — парламентская республика, а влияние президента определяет личность того, кто этот пост занимает. По Конституции президенты играют в стране роль равноудаленных арбитров, но авторитарный популист Бэсеску стал «играющим» президентом. Он умело взбаламутил стоячие воды румынской политики: сколько ни упрекали его в превышении полномочий, он реально рулил Румынией и сумел получить второй мандат.
С этой целью, утверждают местные СМИ, Бэсеску значительно усилил роль спецслужб — дал им полномочия и бюджеты. Под предлогом интересов национальной безопасности они получили «зеленый свет» для повсеместной прослушки и слежки. Им также разрешили заниматься бизнесом и открывать фирмы, внедрять агентов в администрацию, юстицию, прессу...
Опираясь на этот мощный ресурс, Бэсеску оседлал тему борьбы с коррупцией, которая открывала ему неограниченные возможности маневра. Но когда его президентство закончилось и он покинул резиденцию Котрочень, пригретая на груди змея ужалила своего родителя: под следствием по делу о коррупции оказался сам экс-президент, а также ряд его родственников и соратников. Теперь Бэсеску уверяет, что строил правовое государство, но силовые ведомства-де вырвались из-под контроля, забрали чрезмерную власть и сегодня правят сами — из тени.
О злоупотреблениях прокуроров в Румынии говорят все громче. Местные обозреватели утверждают, что уголовные дела заведены почти на всех видных политиков и бизнесменов, а ход им дается в нужный момент. «В истории Румынии прокуроры часто делали грязную работу,— напоминает "Огоньку" публицист Ион Кристою.— Власть использовала их в политических целях — чтобы скомпрометировать оппонента. Прокуроры фабриковали политические процессы после 23 августа 1944 года, они переметнулись на сторону новой власти и в 1990-м…»
Есть и более резкое мнение. «Национальное управление по борьбе с коррупцией проводит политику устранения неудобных лидеров методом возбуждения уголовных дел,— писал веб-сайт inpolitics.ro.— Был провозглашен принцип, по которому попавший под следствие политик должен немедленно подать в отставку, несмотря на презумпцию невиновности. Особенно старались вдолбить этот принцип румынам в голову западные послы».
Что же дала такая борьба с коррупцией? В 2017-м прокуроры Национального управления по борьбе с коррупцией завершили 3800 уголовных дел. По словам главного прокурора управления Лауры Кодруцэ Кевеши, треть отправленных в суд обвиняемых занимали руководящие посты, среди них — три министра, пять депутатов, сенатор, экс-спикер палаты депутатов, ее генеральный секретарь.
Самые популярные breaking news на румынском ТВ — о задержании по обвинению в коррупции высокопоставленных чиновников или бизнесменов. Показ министра или главы компании в наручниках — дело чести любого телеканала. Отвратительная американская традиция perp walk («прогулка преступника») быстро пустила корни и в Румынии. По сути, речь о публичном унижении известных лиц в грубом противоречии с презумпцией невиновности. Цель? Разжечь азарт и заручиться — еще до суда! — поддержкой публики. Несогласные с этой практикой называют нынешнюю Румынию «республикой прокуроров» и даже «республикой наручников». «В последнее время Национальное управление по борьбе с коррупцией осуществляет выборочное правосудие и стало политическим инструментом,— писал Стелиан Тэнасе.— Это видят все больше румын».
«Агенты перемен» против «уголовников»
Бунт прозападных либералов, не желающих подчиняться власти большинства, стал визитной карточкой Румынии 1990-х…
Фото: Sygma via Getty Images
В декабре 2016 года парламентские выборы в стране выиграли социал-демократы. Вместе с Альянсом либералов и демократов они составили правящую коалицию, которая формирует кабинет министров. Левоцентристское правительство сосуществует с вышедшим из правоцентристской Национал-либеральной партии президентом Йоханнисом, который опирается на силовые ведомства, в первую очередь на Национальное управление по борьбе с коррупцией, и западные посольства. Заданный алгоритм — борьба с оппонентами под лозунгом борьбы с коррупцией — продолжает работать: отправленные прокурорами за решетку чиновники и бизнесмены в подавляющем большинстве — социал-демократы. Поэтому президент и его сторонники именуют СДП «коррупционной партией», а ее лидеров попросту «уголовниками». Те, в свою очередь, утверждают, что борьба с коррупцией — ширма, а органы правосудия выполняют политический заказ.
В центре атак — Ливиу Драгня. После выборов он должен был стать премьером, но из-за судимости не смог занять этот пост: в 2016-м Драгню осудили условно на два года за мошенничество на референдуме; он также приговорен к 3,5 года заключения за подстрекательство к злоупотреблению служебным положением и находится под следствием по делу о незаконном получении средств из европейских фондов. Тем не менее именно его считают «подлинным главой правительства»: когда кабинет приводили к присяге, Ливиу Драгня заявил, что как партийный лидер «несет политическую ответственность» за его решения.
Двоевластие раскачивает Румынию. Каждая сторона действует на своей территории: парламент и правительство принимают нормативные акты, а прокуратура возбуждает уголовные дела. Участвует и улица. Так, в январе 2017 года, когда кабинет принял постановление о поправках к УК и Кодексу уголовной процедуры, на улицы вышло 600 тысяч человек, а в одной из демонстраций принял участие и президент Йоханнис. Акции были вызваны подозрениями, что настоящая цель поправок — освободить от уголовной ответственности продажных политиков. Как бы то ни было, после месяца протестов правительство было вынуждено отказаться от постановления.
Эти многотысячные манифестации произвели неизгладимое впечатление на европейскую прессу (она в массовом порядке украсилась заголовками типа «Румыны показывают размякшему Западу пример гражданской совести»). Меж тем в самой Румынии к уличным акциям отношение неоднозначное: в то время как одни считают их «спонтанным протестом», другие убеждены, что это антиправительственные акции, организованные спецслужбами.
«Вывести на улицу 30 тысяч демонстрантов до 16:00, когда люди еще не успели посмотреть новости по телевизору, может только тот, кто контролирует стратегические точки в Facebook,— писала политолог Алина Мунджиу.— Кто вложил в это средства? Кто сегодня является крупнейшим инвестором в СМИ? Владельцами акций являются фирмы секретных служб».
Да и само гражданское общество не вызывает в Румынии особого доверия. «Так называемое гражданское общество широко финансируется из-за границы»,— утверждает обозреватель Петру Ромошан. «Точнее говорить о псевдогражданском обществе,— поправляет его Адриан Северин,— на самом деле речь о настоящей политической партии, замаскированной под сеть НПО».
Костяк шумных манифестаций составляют решительные юноши и девушки, которых здесь называют «тефелисты» (аббревиатура от румынского tinerii frumosi si liberi — «красивые молодые люди»). Кто они и откуда взялись? Ответ дает тот же веб-сайт inpolitics.ro, излагая выступление посла США в Румынии в День независимости (июль 2012 года). «Румынии нужны сильные учреждения, которые боролись бы с коррупцией,— сказал тогда Марк Гитенштайн.— Эти учреждения, чтобы быть сильными, должны получить поддержку граждан. А эти граждане, чтобы быть активными, должны получить финансовую поддержку».
По словам дипломата, 140 тысяч румын (посол назвал их «агенты перемен») получили финансирование от США, Великобритании, ФРГ, Испании, Канады в рамках операции Restart Romania. Среди них — молодые люди, работающие в международных компаниях, выезжавшие на работу за границу и возвратившиеся в Румынию, чтобы открыть свои фирмы, а также имеющие хорошие навыки работы в интернете. «Марк Гитенштайн объяснил нам, что уличные манифестанты — это люди, завербованные и оплаченные в рамках политической кампании, чтобы "не терпеть существующее положение дел"», - заключает сайт inpolitics.ro.
Электорат и элита
Ожесточенность политического противостояния в Румынии во многом связана с тем, что два противостоящих друг другу лагеря опираются на различные категории населения. Большая часть страны — бывшие рабочие и крестьяне, многих из которых безработица превратила в люмпенов. Эти люди никому не нужны, и шансов в новой жизни у них практически нет. Но это — электорат. И он голосует за социал-демократов (правительство), лидеры которых умеют говорить с этими людьми на их языке. Меньшинство же составляют предприниматели, функционеры, интеллигенты, которые ориентированы на Запад, так или иначе вписаны в него, хотят и могут жить лучше. Это избиратели оппозиции, главным образом — либералов (президент).
Просвещенная оппозиция, спору нет, выглядит «эстетичнее». Вот только отношение многих ее представителей к чумазым простолюдинам «неэстетично» — уж слишком оно отдает презрением.
В свою очередь, «низшие классы» платят элите, мягко говоря, антипатией. В результате атмосфера в румынском обществе, как и сам политический процесс, сродни подзабытой уже классовой борьбе.
Об этом напоминает процесс по делу о вторжении в Бухарест в 1990-м шахтеров для разгона митинга оппозиции в центре столицы — он идет в настоящее время в Высоком кассационном суде. Напомню канву: участники тех протестов (главный митинг был на Университетской площади в Бухаресте.— «О») не желали признавать пришедшее к власти по итогам выборов новое руководство Румынии. Не в силах справиться с беспорядками законными средствами, власть обратились к «передовому отряду трудящихся» — шахтерам — за помощью. И помощь пришла: вступив в столицу, горняки учинили погром с охотой на оппозицию, НПО, студентов.
«В то время я понятия не имел об отсталости и изолированности румынского общества, о его реакционно-консервативном характере,— писал недавно Стелиан Тэнасе, который был одним из вдохновителей митинга оппозиции 1990-го.— Я не спрашивал себя, хотят ли люди отказаться от коммунизма. Для меня это было аксиомой, но, как оказалось, это было совсем не так. Я правильно оценил ситуацию, лишь когда увидел, как тысячи жителей с городских окраин, фабрик и из бедных кварталов приветствовали шахтеров. Было очень много женщин. Они стояли на бухарестских бульварах и плакали от счастья. Радовались, благодарили шахтеров как освободителей, бросали им цветы. Несчастные не понимали, что мы боролись за них».
Так кто же управляет Румынией?
…как и погромы этих митингов шахтерами, к которым взывали власти, чтобы навести порядок на улицах
Фото: Michel Euler, File, AP
В таком политическом «пейзаже» страна пребывает уже больше четверти века. За эти годы отретушированы нюансы, поменялись лидеры и риторика, но противостояние то же и та же непримиримость, в основе которой — два лагеря, у которых две картины современной Румынии и своего будущего в ней. Вчера это были пришедшие наводить порядок шахтеры и противостоящие им прозападные манифестанты на Университетской площади. Сегодня — противники «параллельного государства», которое попирает демократию, и так называемые «уголовники», обманывающие электорат, чтобы создать для себя режим безнаказанности. Как же выйти из этой конфронтации?
Догадки высказываются на самых разных уровнях. Если экс-президент Траян Бэсеску говорит о «секте национальной безопасности», стараясь не вспоминать, что сам ее создавал, то журналистка Ондина Гергуц задумывается об истоках «республики прокуроров». И видит их в «тайной системе, где несколько влиятельных офицеров бывшей Секуритате (служба госбезопасности в годы диктатуры Чаушеску.— «О») диктуют, кто может сколачивать незаконные состояния, а кого следует вычеркнуть из списка богачей». Иными словами, речь о «наследии мрачных времен».
Есть и попытки найти общий знаменатель. «Наблюдая за борьбой между прокурорами и местными "баронами", задаешься вопросом: кто из них прав? — пишет обозреватель Драгош Думитриу.— Политические мафиози, которые обвиняют прокуроров, или грозное Национальное управление по борьбе с коррупцией? Безумие как раз в невозможности признать правоту одной из сторон, потому что, по сути, неправы все!»
«Румыния — это shadow democracy (теневая демократия.— "О"),— предлагает свой вывод Стелиан Тэнасе.— В стране полная громких слов Конституция, назубок выучен брюссельский "деревянный язык" (тот, на котором надо говорить в ЕС.— "О"). Но за демократическим фасадом происходят нарушения элементарных прав человека. Идет ожесточенная борьба за власть, за передел ресурсов».
В начале 1990-х годов на документальном кинофестивале в Бухаресте был показан вне конкурса короткометражный фильм «Хочу мою порцию правды». «Некая структура управляет из-за кулис Румынией, — говорил за кадром голос диктора. — Это не партия или не только одна партия. Структура состоит из людей, связанных между собой густой паутиной отношений, которые ведут во все терминалы власти. Эти люди находятся среди нас всегда».
Эту мысль развил бывший премьер-министр Раду Василе. «В Румынии как будто несколько партий,— писал он в книге "Гонка по встречной полосе" (2002).— Но на самом деле есть лишь одна партия — партия структур, под которыми мы понимаем социальные матрицы, состоящие из бывших сотрудников Секуритате и кадровых работников аппарата компартии. Эти матрицы, настоящие рычаги власти в обществе, проникли повсюду — в СМИ, в бизнес, в частную и государственную банковскую сеть и, естественно, во все партии… Политик, который хочет иметь хоть какую-то свободу действий, не только вынужден подчиниться давлению структур, но более того, должен стать их частью».
Эта книга, писал автор (экс-премьер Василе скончался в 2013-м) «попытка описать румынский политический феномен», «показать, что подлинная власть в стране принадлежит структурам».
Что же получается? С одной стороны, глобалисты-компрадоры, которые делают ставку на заграницу, довольствуясь ролью губернаторов, наместников, управляющих. С другой — националисты-почвенники, которые не желают уступать львиную долю национального богатства иностранному хозяину. В результате, резюмирует Петру Ромошан, речь идет о «борьбе между уголовным, но национальным государством, и параллельным международным государством спецслужб».
«Теперь уже ничего не поделаешь»
Опыт
Как свободная пресса пала жертвой медиаактивистов
Свободная румынская пресса, которая после падения режима Чаушеску расцвела пышным цветом, продержалась недолго. После периода «дикой» свободы в начале 1990-х большая часть СМИ быстро перешла сначала под контроль олигархов, а затем спецслужб, или, по выражению Иона Кристою, который в прошлом был главным редактором ряда популярных изданий, «мессиански настроенных старших сержантов из силовых ведомств». Что касается независимой прессы, то она «переехала» на сайты и в блоги. Вот как описывает этот болезненный процесс известный телеведущий Силвиу Мэнэстире, который сам пережил всю эту эпопею.
«Мое поколение журналистов пользовалось поддержкой ряда НПО, боровшихся за независимость прессы и свободу слова,— рассказывает он.— Мы жили в атмосфере энтузиазма, не нуждались в средствах, активно встречались с послами, зарубежными финансистами, разного рода лоббистами». «Эти НПО, журналистов и медиаактивистов объединяла открытая враждебность по отношению к социал-демократам»,— отмечает Мэнэстире. С другой стороны, «большинство журналистов, вышколенных НПО в те годы, были безраздельными приверженцами режима Траяна Бэсеску».
«Это была очень хорошая школа прессы,— пишет он.— Но и идеологическая школа тоже. Нас учили думать определенным образом: наше поколение было обработано в соответствии с привнесенной извне системой ценностей НПО. Идеологический коктейль, к которому нас приучали,— это смесь журналистики и гражданской активности. Это была операция по формированию образа мышления с помощью мягкой силы».
«В основе любого расследования в те годы лежала предпосылка, что политик изначально виновен. Они, политики, были воры, а нам, журналистам, нужно было только доказать это. Найти информацию и доказательства в поддержку идеи, из которой мы исходили». «Это была идеология против политического класса, против системы, особенно против СДП».
«Одновременно набирали силу и самостоятельность и наши "коллеги"-прокуроры,— продолжает журналист.— Не случайно финансирование НПО было направлено прежде всего на поддержку юстиции и независимой прессы. Подготовленные НПО прокуроры начали выстраивать уголовные дела. Нередко исходя из журналистских расследований. Это было как кривошипный механизм, преобразующий вращательное движение в поступательное, линейное».
«В 2009–2010 годы в отношения между правосудием и прессой решительно вмешались ребята из РСИ (Румынская служба информации — одна из спецслужб Румынии, возникшая после революции 1989-го.— "О"), так что стало совсем непонятно, о чем идет речь — о газетной статье или заказном уголовном деле, работе спецслужб или расследовании честного прокурора. Полный туман! Ну а после того, как РСИ превратила юстицию в "тактическое поле", начались аресты. В некоторых редакциях журналисты аплодировали каждому задержанию, которое показывалось по телевизору. Спектакль с наручниками! "Коллеги"-прокуроры подтверждали результаты работы "коллег"-журналистов!»
Сегодня Мэнэстире пришел к выводу, что эта идеология ошибочна. «Десятки журналистов покинули редакции, чтобы участвовать в уличных протестах, стали политическими активистами,— пишет он.— Целые редакции ведут себя как политические партии. Границы между комментаторами в Facebook, репортерами, общественными деятелями, политическими или гражданскими лоббистами размыты. Мне трудно определить этот новый вид журналистов: большинство называют себя newmedia, блогерами, влогерами и т.п. Журналистов же, которые работают по-старому, клеймят как "манипуляторов". Тот, кто не присоединился к хору newmedia,— негодяй, продавшийся коррумпированным политикам».
«Теперь уже ничего не поделаешь,— заключает журналист.— Процесс трансформации СМИ и общества, которое в Румынии отныне функционирует на основе стимулов из социальных сетей, необратим. Реальная власть — у владельцев технологий и финансовых ресурсов, с помощью которых они контролируют и распространяют информацию, распоряжаются в интернете. Эти ресурсы в стране находятся исключительно у спецслужб по причине их бюджетов в сотни миллионов евро. Традиционные же СМИ едва могут дышать».