Письмо главы НКВД Николая Ежова по делу «харбинцев» (вернувшихся из Китая работников КВЖД, репрессированных в 1937 году), секретность которого ФСБ России отстояла в Верховном суде РФ, оказалось рассекреченным. Причем гриф был снят еще до решения суда, выяснил исследователь Сергей Прудовский из переписки с ФСБ. По мнению историков, архив ведомства до сих пор не упорядочен, а экспертные комиссии выносят решения по статусу документов без их изучения.
Фото: ТАСС
Исследователь Сергей Прудовский обнаружил, что в России рассекречено письмо 1937 года за подписью Николая Ежова (.pdf), ставшее поводом для массовых репрессий тысяч бывших работников Китайско-Восточной железной дороги (КВЖД), вернувшихся из Китая. Делом «харбинцев» господин Прудовский заинтересовался давно. Его дед в 1930-е годы служил на КВЖД и был репрессирован. Еще в 2013 году исследователь обратился в ФСБ России с просьбой дать ему ознакомиться с письмом «О террористической, диверсионной и шпионской деятельности японской агентуры из харбинцев». В ведомстве отказали, пояснив, что на документе стоит гриф «секретно».
«Это многостраничное письмо уже рассекречено в Украине в 2011 году»,— пояснил “Ъ” господин Прудовский. Но он решил добиться рассекречивания документа и в России и обратился в Мосгорсуд. На заседании 14 июля 2014 года юристы ФСБ представили заключение (есть в распоряжении “Ъ”), в котором сказано, что центральная экспертная комиссия ведомства (ЦЭК), в которую входят 19 человек, «на основе мнения специалистов в области контрразведывательной деятельности констатировала наличие в письме сведений, отнесенных НКВД СССР к государственной тайне, актуальность которых сохраняется и в настоящее время». Юристы пояснили, что срок секретности в марте 2014 года был продлен на 30 лет. Мосгорсуд, а в феврале 2015 года и Верховный суд РФ отказали заявителю (см. “Ъ” за 18 февраля 2015 года).
Только недавно выяснилось, что еще 15 мая 2014 года — практически за месяц до заседания в Мосгорсуде — письмо главы НКВД было рассекречено.
«Мой коллега этой весной работал в архиве ФСБ и увидел это письмо в одном рассекреченном деле. Я обратился в ФСБ за этим делом и получил его. Дело называлось "Приказ №00593 и материалы к нему"»,— рассказал “Ъ” господин Прудовский. Замначальника центрального архива ФСБ на запрос исследователя сообщил дату рассекречивания, пояснив, что решение принимала ЦЭК ФСБ России «в ходе плановой работы по рассекречиванию». «Видимо, это одна из копий письма, направленная заместителю народного комиссара внутренних дел СССР Михаилу Фриновскому»,— добавил исследователь.
«Такой казус — свидетельство того, что происходит в архивах ФСБ. Это бардак. Одни эксперты решают, что документ секретный, другие — что не секретный. А экспертная комиссия из 19 человек даже не смотрела, какие документы она раскрывает. К тому же получается, что был введен в заблуждение суд»,— говорит господин Прудовский.
Историк и специалист по генеалогии Виталий Семенов пояснил “Ъ”, что хотя архив ФСБ по сравнению с архивами других ведомств достаточно упорядоченный, до полного порядка ему далеко.
«В целом архивы — это бардак. Их невозможно упорядочить до конца, так как объем документации большой. Никто точно не знает общее количество этих писем. И представление, что все посчитано и точно на контроле хотя бы у ФСБ, неверное»,— сообщил “Ъ” господин Семенов.
Ему известны другие случаи, когда засекреченные в одних делах документы оказывались рассекреченными в других. «Так было с персональными делами, в которых мог храниться и секретный документ. В 1990-е годы персональные дела рассекречивались списком, их содержание никто не просматривал. А дела, посвященные документации о проблеме — о проблеме "харбинцев", о проблеме троцкистов,— до сих пор носят гриф секретности, так как в них есть конкретные данные: с чего все пошло, сколько было расстрелянных, какие меры были приняты. И, как правило, в ФСБ не рассекречивают документы, которые касаются фактологической части, а не персоналий»,— говорит господин Семенов.
По словам господина Прудовского, он смотрел архивные уголовные дела по делу «харбинцев» — сорока человек, упомянутых в письме Ежова, и еще более сотни, но письма главы НКВД в них не было. Напомним, в оперативном приказе говорилось, что органами НКВД взяты на учет 25 тыс. бывших сотрудников КВЖД, которые работали в Харбине, а затем вернулись в СССР. Все они якобы являлись агентурой японской разведки. В этом же приказе оговаривалось, кто из поставленных на учет подлежит аресту и ликвидации. В общей сложности в ходе «харбинской» операции НКВД репрессиям подверглось более 32 тыс. человек, из которых около 22 тыс. были расстреляны.