15 июля на стадионе «Лужники» сборная Франции стала чемпионом мира. Специальный корреспондент “Ъ” Андрей Колесников начал наблюдать за развязкой этого чемпионата еще накануне днем, когда президент России Владимир Путин провел серию порой даже драматичных двусторонних переговоров с коллегами, приехавшими на финал, и попытался разобраться еще в одной драме: гала-концерте звезд мировой оперы в Большом театре.
Накануне финала чемпионата мира по футболу президент России встретился с теми, кого удалось пригласить в Москву на церемонию закрытия чемпионата и на игру. Среди них были интересные люди. Каждый жаловался российскому президенту на сложную ситуацию в своем регионе (я ждал, что Владимир Путин в конце концов пожалуется хоть кому-нибудь на сложную ситуацию в своем, но этого не случилось: держался).
Так, молдавского президента Игоря Додона просто, похоже, бесит то, что он, будучи президентом, совершенно не контролирует ситуацию в стране.
— Мы хотим дружить со всеми,— объяснял он,— но не хотим, чтобы нас использовали геополитически против кого-то! Дружить с Западом против России мы не намерены, это моя позиция. И несмотря на то, что внутри страны есть пока что правительство и парламентское большинство, которое думает, может быть, иначе, но через несколько месяцев у нас выборы, ситуация поменяется.
Откуда такая уверенность, Игорь Додон не объяснял, но в конце концов это тот случай, когда ему, возможно, стоит поверить на слово: в конце концов выбирать парламент будут те же люди, которые избрали Игоря Додона президентом.
Президент Судана Омар аль-Башир, чья особенность состоит в том, что он находится в международном розыске по обвинениям Международного уголовного суда в геноциде в Дарфуре, с удовольствием встречается с Владимиром Путиным, который совсем недавно принимал его в Сочи (в конце концов сегодня ты его примешь, а завтра — он тебя… так и налаживаются двусторонние связи…), благодарил российского президента за то, что тот противостоит позиции, «которую Лондон занял в Совете Безопасности ООН относительно вывода сил миссии ЮНАМИД».
Иногда диву даешься, чему только не противостоит Владимир Путин.
Дольше всего Владимир Путин разговаривал с лидером Палестины Махмудом Аббасом, и тот был, кажется, единственным из приехавших в Москву, которому было что обсудить по существу, а не только посмотреть финал чемпионата мира по футболу и с удовлетворением отчитаться потом в этом перед болельщиками своей страны.
Махмуд Аббас, впрочем, тоже сначала передал российскому президенту «поздравления всего мира» с успешным чемпионатом (видимо, у него есть на это какой-то особый мандат). Но потом он заговорил о том, что его действительно беспокоило:
— Сегодня наш регион и Палестина переживают очень сложное время, и могу сказать, что появляется очередной кризис в ситуации в Палестине. В первую очередь это попытки и планы Израиля по новым поселениям в районе деревни Хан-аль-Ахмар недалеко от Иерусалима, что нас очень сильно волнует. Это действительно очень чувствительная для Палестины проблема, мы чувствуем опасность, и тысячам людей, которые проживают в упомянутом мною районе, приходится не спать днем и ночью, чтобы израильскому руководству не удалось реализовать свои планы.
Можно было бы спать хотя бы по очереди.
— Наши отношения с Соединенными Штатами Америки,— признался Махмуд Аббас,— тоже переживают не лучший период своей истории. Также вы знаете, что мы остановили все наши контакты с американцами. В первую очередь это связано с тем, что они пытаются реализовать так называемую сделку века (по решению глобальной проблемы между Палестиной и Израилем.— А. К.), и мы считаем, что первым шагом на пути реализации этого плана стал перенос посольства США в Иерусалим. Вдобавок ко всему американцы решили удалить со стола переговоров такую чувствительную для нас тему, как палестинские беженцы.
Махмуд Аббас между тем, по информации “Ъ”, готов был встретиться в Москве с премьер-министром Израиля Биньямином Нетаньяху, которого тоже пригласили на финал, но тот, узнав про то, что господин Аббас приезжает 13-го, перенес свой визит на 11-е.
Так что пока любые попытки урегулирования приводят к гораздо большему разрыву.
Наконец, Владимир Путин в этот день встретился и с президентом, не побоюсь этого слова, Габона Али Бонго Ондимбой, у которого тоже накопилось:
— Господин президент, я приехал для того, чтобы сказать вам то, что вам уже известно: Африка в вас нуждается!
С одной стороны, стоило ли приезжать, чтобы сказать то, что уже и так известно? С другой — Владимиру Путину должно было быть лестно, что Африка нуждается не только и, может быть, даже не столько в медикаментах и продовольствии, сколько во Владимире Путине, который, впрочем, с успехом может заменить некоторым африканским лидерам хотя бы второе.
— Я рад,— подчеркнул президент Габона,— что России также небезразлично урегулирование конфликта, который находится в непосредственной близости от нас: я говорю об урегулировании в Центральноафриканской Республике (у Габона в ЦАР даже находится военный контингент.— А. К.). Думаю, было бы замечательно, если бы мы объединили свои усилия, чтобы наконец мир установился в этой стране!
Владимир Путин не стал ни в чем разубеждать президента Габона (ну а что, ввести войска вместе с Габоном в ЦАР… на фоне такого торжества справедливости померкнет даже ввод войск в Сирию…), тем более что увлеченные футболом в России президенты сейчас у нас на вес золота.
Поздним вечером на центр Москвы опустилась «Ночь в Большом». Я говорю не только о бесконечных перекрытиях улиц. Гала-концерт звезд мировой оперы и в самом деле выглядел грандиозной идеей: где еще попрощаться с чемпионатом мира, объединив в одном гала-концерте идеалы оперы, балета и спорта? Да нигде.
Первым, кто мне тут встретился, был глава сети клиник «Мать и дитя» Марк Курцер. Он пришел со своим сыном Соломоном. Я поинтересовался у господина Курцера, идет ли он на финал, и он недоуменно пожал плечами: конечно, идет.
— А за кого болеть будете? — поинтересовался я.
Этот вопрос в конце концов перед концертом все тут задавали друг другу от нечего делать.
— А вот за кого Соломон скажет, за того и буду,— откликнулся Марк Курцер.
— За хорватов, конечно,— дал знать о себе Соломон.
— Но почему?
— У них же Модрич,— пояснил он.
— Но они же…— нет, я не хотел продолжать.
— Да, недобрые какие-то, по-моему…— задумчиво произнес Марк Курцер.
Похоже, это был для него аргумент.
Гала-концерт тоже состоял из постоянных около- и внутрифутбольных впечатлений. Его режиссером стал отчего-то немец Ханс-Йоахим Фрай (долгое время был, как написано в программке, руководителем дрезденской Оперы Земпера), и присутствующие, многие из которых претендовали на то, что они тут не в первый раз, как ни странно, начинали глухо роптать по этому поводу еще до начала гала-концерта: почему немец, и если немец, то почему такой, которого мы не знаем?
Я испытывал приступы веселости, слушая эти разговоры. Да уж руководству Большого, наверное, повиднее, чем вам, кого приглашать.
А первыми пригласили на сцену Владимира Путина и Джанни Инфантино. Президент России зачитал свое приветствие… Не знаю… Да нет, знаю, с чем это сравнить. Это было новогоднее поздравление российскому народу. Те же интонации, та же размеренность, та же неумолимая торжественность в голосе. Я, честно говоря, думал, что сразу после того, как он закончит, начнут бить куранты.
А вот Джанни Инфантино импровизировал, не останавливаясь ни на мгновение. Более того, в конце он заставил зрителей скандировать «Рос-си-я!», начав первым, и зал, надо сказать, подхватил: в конце концов половину этих людей я видел на ВИП-трибунах разных стадионов во время чемпионата.
Гала-концерт стартовал праздничной увертюрой «Ля мажор. Ор. 96» в исполнении оркестра Большого театра, который тренирует Туган Сохиев. Кроме того, на сцену вышли балерины. Потом появились их партнеры. И тут я с удивлением увидел, что крайний правый упал, едва показавшись на чужой или даже чуждой, видимо, для него половине поля. Он просто рухнул оземь, как Неймар в чужой штрафной в поисках пенальти.
Потом я обнаружил, что парни с таким трудом, с такой натугой держат партнерш, словно уже третий матч подряд играют 120 минут. Да и сами балерины, казалось, шатались, возможно, все-таки от волнения, а та, которая делала фуэте, я был уверен, не сможет сама остановиться и либо тоже упадет, либо, закрутившись в этих своих делах, взлетит и уж не вернется, как сборная Аргентины после поражения от хорватов.
Что это было с ними со всеми? Даже я, подготовленный к финалу чемпионата гораздо лучше, чем к этому гала-концерту, видел, что происходит что-то неладное. Все эти люди, давайте скажем прямо, едва стояли на ногах.
Рядом, в пятом ряду партера, сидел культовый итальянский судья Коллина, и я же видел, как он изо всех сил удерживает себя, чтобы не засвистеть. Но я понимал, что долго он так не продержится.
При этом все-таки у них был какой-то план. Я понимал, что выступают они по всему полю по системе «дубль вэ», которую ввели в моду англичане еще в 20-х годах прошлого столетия.
Впрочем, вскоре, по меткому замечанию присевшего рядом Михаила Куснировича, начался голландский тотальный балет.
Затем на сцене расположились актеры «мимического театра» (подробности в программке были деликатно опущены) в футболках болельщиков и с флагами в руках.
Ведущий (прежде всего телевизионный) Дмитрий Борисов сообщил, что сейчас выступит «неподражаемая Анна Нетребко». Мне-то казалось, что слово «неподражаемая» сама Анна Нетребко может счесть оскорбительным по отношению к себе (как сделал это я), но по крайней мере можно было передохнуть: Анна Нетребко была прекрасна. Она пела арию Тоски из оперы «Тоска». Впрочем, было довольно весело. Анна Нетребко, очевидно, олицетворяла собою так и не реализовавшиеся амбиции, или лучше приключения итальянцев в России.
С арией Тореадора, целиком и даже в конце концов, по-моему, с головой укутавшись в испанский флаг, выступил Ильдар Абдразаков.
Под конец арии на сцену выбежали три каких-то мальчика, попинали мячик возле кулис и убежали. Фантазия режиссера таяла на глазах.
Справа от меня сидела девушка-волонтер, нашедшая себе, слава богу, свободное местечко, и очень неплохое. Так вот она, слушая следующего солиста, Юсифа Эйвазова с арией Хозе из оперы «Кармен» (на сцене появились французские флаги), в какой-то момент глубоко и благодарно вздохнула и прошептала:
— Надо же, как похож… Ну просто Михаил Галустян на сцене Большого театра.
В результате я еще долго и безуспешно гнал потом от себя воспоминания об этом сходстве.
Третий ярус между тем оказался полностью занят хором Большого театра, который вскоре и вступил. Придумка была не новой, но добавила в происходящее странной брутальности: люди все были в черном или очень-очень темном, да к тому же пели-то хором, так что выходило, по-моему, страшно грозно.
— Авторское прочтение, что вы хотите,— поправил меня господин Куснирович.
Фабио Сартори поднял тему азиатского континента с арией Калафа из оперы «Турандот», а с куплетами Мефистофеля из оперы «Фауст» вышел Жак-Грег Белобо, заняв, казалось, на эти несколько минут внешность у французского игрока Мбаппе… Исполняя арию, бас вдруг показал рукой на Владимира Путина (ну при чем тут Путин и Фауст… пара Мефистофель и Фауст смотрится, считаю, гораздо убедительнее), а на фразе «Люди гибнут за металл!», кажется, подмигнул царской ложе…
Хор Большого театра исполнил отрывок из оперы «Набукко», а ведущие (вместе с Дмитрием Борисовым гала-концерт вела Яна Чурикова) опустили, к большому, думаю, огорчению Махмуда Аббаса, оригинальное название: «Хор пленных евреев». Они вышли из положения, возможно, думали, достойно, назвав это «Хором Большого театра» (главную скорбь еврейского народа олицетворял собою таким образом Туган Сохиев). Остается узнать, думал ли так же хор Большого театра.
Пласидо Доминго по понятным причинам не подвел, чего, на мой взгляд, не скажешь про хореографическую картину «Футбол» ансамбля имени Моисеева. Несмотря на то что ведущий объявил, что композиция создана специально к этому чемпионату, мы-то знаем, что солисты ансамбля исполняют ее последние 60 лет, причем прошлого века. Возможно, поэтому композиция выглядела по-советски карикатурно, то есть, простите, иллюстративно: советские люди, наблюдая искусство, имели право рассчитывать на то, что они поймут все, что тут кто хотел этим сказать.
А самым благодарным зрителем, пора перестать удивляться, оказался Джанни Инфантино, чья фамилия, казалось, диктует ему это поведение: такое непосредственное, что и дети бы позавидовали, если бы знали, что тут есть чему завидовать.
На арии Кутузова из оперы «Война и мир» Сергея Прокофьева и на словах «Наш народ идет на смертный бой» на сцене появились сине-бело-красные, конечно, зонтики, а также российский флаг, который какой-то человек (по-моему, не очень лояльно настроенный к своей стране) начал мерно раскачивать, одинокий, сиротливый, не способный тут развеваться российский флаг.
Впрочем, разве не проиграли мы хорватам?
Но я все-таки не понимал, при чем тут опять зонтики. Намек на дожди? Так их почти не было. Нет, снова что-то шло не так…
В заключение на сцену вышли, держась за руки, все участники концерта под песню «Подмосковные вечера», из-за кулис пальнули две пушки, и на сцену стали осыпаться блестки… Я содрогнулся, но выстоял.
Зрители выходили из зала оглушенные, и, конечно, не только пушками, а скорее, блестками из них.
— Вы-то здесь, может быть, увереннее чувствуете себя, чем на футболе? — спросил я у выходившей вместе с Натальей Водяновой Ксении Собчак.— Или так же?
— О, здесь я почти в своей тарелке! — воскликнула Ксения Собчак.— Но откуда взяли этого немца?! Зачем?
И началось из ее уст все то же, что продолжалось потом в разговорах зрителей, выходивших на улицу, еще не меньше получаса.
На следующий день Владимир Путин встретился и с президентом Франции, и с президентом Хорватии, выглядел многообещающим для обоих и обоим симпатизировал, так что разобраться в его реальных симпатиях было решительно невозможно.
Президент России еще передал мяч главе Катара, который будет принимать чемпионат мира, а тот подозрительно быстро перекинул мяч кому-то из своих, словно уже сейчас не хотел брать на себя никакой лишней ответственности.
И все они вскоре поехали на игру в «Лужники». Правительственная ложа была в этот раз не для тех, кто занимал ее все последние дни: министры (считай что весь кабинет), лидеры фракций вынуждены были спуститься на трибуны, в обычный ВИП-сектор.
Я уже спрашивал лидера КПРФ Геннадия Зюганова, за кого он, и он был, казалось, в смятении:
— С одной стороны, я сначала болел за хорватов, думал, что они православные…
А они оказались, к его досаде, католиками.
— С другой стороны,— рассуждал Геннадий Зюганов,— Москву-то сожгли французы! А хорваты так проявили себя во время Второй мировой войны, что лучше не вспоминать… Для них же лучше… А еще дело в том, что у Юрия Семина в «Локомотиве» один хорват играет, а Юрий Семин — мой друг…
— За Родину, Геннадий Андреевич, болеете! За Родину,— подсказал ему кто-то.
— Да! — обрадовался Геннадий Зюганов.— За Родину! Конечно! Не ошибешься!
— Самое обидное будет,— говорил актер Максим Виторган,— если французы в начале игры гол забьют. И тогда весь матч насмарку. Так 1:0 и останется.
Певец Филипп Киркоров тоже пришел на финал в некотором воодушевлении:
— Я только что из Соединенных Штатов, там только про нас и говорят!
— Может, это только с вами? — спросил я.— Из вежливости?
— Ну,— пожал плечами Филипп Киркоров,— да, спрашивают, откуда я, слышат, что из России, и начинают: «Такой чемпионат, такой чемпионат!..»
Филипп Киркоров сказал, что за французов болеть не будет.
— Сербы — моя любовь,— признался он.
Я аккуратно уточнил, что французы сегодня играют с хорватами.
— Ну и что? — с вызовом переспросил меня Филипп Киркоров.
Он подумал, да ведь и нашел выход из тяжелого, казалось, положения:
— Я родился не в Хорватии и не в Сербии, а в Югославии! Страна такая была! За нее и болею.
Я напомнил Филиппу Киркорову, что в церемонии закрытия сейчас будет участвовать американский актер Уилл Смит, певец Ники Джем, албанская певица Эра Истрефи, DJ Smash, певица Аида Гарифуллина…
— А из попа никого не позвали…— Филипп Киркоров, казалось, глядел с упреком на меня.— Вот как… Значит, Уилл Смит… Таким образом, как страна Америка против нас. А ее лучшие люди — за нас! Вот как получается…
Мимо нас очень, по-моему, кстати прошел американский актер Стивен Сигал… С Филиппом Киркоровым он не поздоровался. А Филипп Киркоров его просто даже не заметил.
На правительственной трибуне уже стояли президент Хорватии Колинда Грабар-Китарович, президент Венгрии господин Орбан, жена президента Франции Брижит Макрон (сам он еще, видимо, договаривал с Владимиром Путиным в Кремле). Совсем в стороне, ближе к самому краю трибуны, держался президент Судана — словно думал, что в случае чего можно уйти от Международного уголовного суда — как обычно, через запасный выход…
По лестнице на трибуну тяжело спускался, держась за руку помощника, лидер ЛДПР Владимир Жириновский. Годы берут свое, и партия ЛДПР, кажется, нуждается не только в обновлении, но и прежде всего в новом лидере.
Интересно: притом что никого из членов правительства на трибуне не было, сюда позвали несколько рядовых людей: дирижера Валерия Гергиева, пианиста Дениса Мацуева, хоккеиста Александра Овечкина… Похоже, все эти люди могли пригодиться Владимиру Путину (и хорошо бы наоборот тоже).
Церемония закрытия была в меру задорной, при этом не печальной, а даже веселой: стоит только вспомнить, как развлекался на барабане Роналдинью… Первая песня, которую исполнил Ники Джем, собрала в интернете уже один миллиард просмотров. А вот гимн чемпионата мира, который он исполнил вместе с Уиллом Смитом и Эрой Истрефи, выслушали пока всего 95 млн человек.
Первый тайм закончился со счетом 2:1 в пользу Франции, и я видел, как после пенальти, который забил французский футболист, Эмманюэль Макрон сочувственно и долго, не меньше полминуты, держал в объятиях, успокаивая, Колинду Грабар-Китарович. За это время в таких надежных руках можно было не только успокоиться, но уже и снова начать радоваться. Кажется, так все и происходило.
Приехавший на игру Владимир Путин с места ни разу не встал: повода не было. Возможно, и для него чемпионат мира закончился в прошлую субботу.
Но еще до того, как закончился тайм, я обратил внимание, что многие вдруг встали и пошли к выходу с трибун. Это было странно: игра продолжалась даже интенсивней, чем раньше.
— И правда! — удивился, оглянувшись на поле, губернатор Московской области Андрей Воробьев.— Так они свистнули, и я и пошел…
В перерыве к нам с генеральным директором ТАСС Сергеем Михайловым подошел глава еврейских общин России Александр Борода и ритуально поинтересовался, за кого мы болеем.
— За Францию! — воскликнул господин Михайлов.— Это правильно?
— Тут…— замялся господин Борода,— трудно сказать, что правильно в такой ситуации… И как правильно…
А главное, зачем, подумал я.
Несмотря на то что хорваты проигрывали, на удивление благодушно был настроен по отношению к ним спикер Госдумы Вячеслав Володин.
— Да, хорваты нас обидели, но, болея за них сейчас, мы, Россия, можем показать свое величие и великодушие! — констатировал он.
Такого аргумента я еще не слышал.
— Хорваты выиграют,— подтвердил вице-премьер Дмитрий Козак.— Такая маленькая страна… Надо поддержать…
Господин Козак таким образом уже демонстрировал свое величие и тем более великодушие, хотя мне казалось, что уж кого-кого, а хорватов-то мы уже поддержали — все в ту же прошлую субботу…
После перерыва французы забили еще гол, и тут Колинда Грабар-Китарович, мне показалось, продемонстрировала себя слишком странно: ей забили гол, а она широко улыбнулась и снова обняла Эмманюэля Макрона. И тем более это повторилось при счете 4:1. Они обнимались, уже просто не переставая.
С кем обнималась Колинда Грабар-Китарович, когда счет стал 4:2? Ведь Эмманюэль Макрон даже не встал со своего места. Было впечатление, что сама с собой.
За три минуты до конца игры ВИП-трибуна начала редеть. Сначала ее покинула Татьяна Навка (а ведь не все еще было решено, не все). Потом и остальные начали вставать.
Наконец мы услышали финальный свисток. Андрей Воробьев на всякий случай помедлил и только после этого встал.
— Да,— сказал идущий к выходу Сергей Лавров.— Опустела без тебя земля…
Ему, кажется, было жаль сборную Хорватии, и даже 21-й номер Вида не смог, судя по всему, на него повлиять.
— Жаль хорватов: они же лучше играли!
И Сергей Лавров стал доказывать, почему и когда.
Я пытался спорить, но дипломат становился резок.
Я не могу не сказать, что уточнил у Сергея Лаврова, как отразится эта победа на отношениях Франции и России.
Министр иностранных дел ответил так, что иллюзии, если они и были, то рассеялись.
Тогда через некоторое время я спросил уже Владимира Путина, по игре ли счет, и российский президент сказал, что да, конечно, по игре. Правда, хорваты помогли забить себе один гол, но в принципе, подтвердил он, французы заслужили свою победу.
И продолжит ли теперь спорить со мной Сергей Лавров, с удовлетворением подумал я.
— А вы сами-то чувствуете себя победителем сегодня? — уточнил я у Владимира Путина.
Он начал говорить о том, как дорога эта победа для всей России, благодарил болельщиков, в том числе и иностранных, добавил, что побеседовал с коллегами, и теперь, видимо, будет принято решение, что те, у кого есть Fan ID, смогут без виз приезжать в Россию до конца этого года.
Мне казалось, правда, что можно было этого не делать: болельщиков словно заманивали в Россию обратно.
А на вопрос, чувствует ли он сам себя победителем, Владимир Путин не ответил. Не хотел отвечать. Потому что чувствует.
Не может не чувствовать. В конце концов, ведь только над Владимиром Путиным, когда на стадион во время церемонии награждения вдруг обрушился ливень, открыли зонт, а Джанни Инфантино, Эмманюэль Макрон и Колинда Грабар-Китарович с ее только на вид волшебной, на самом деле выстраданной прической сразу и, казалось, навсегда промокли до нитки.
Но все-таки, подумал я, еще неизвестно, кто в конце концов победил больше.
Ведь Колинда Грабар-Китарович теперь победила бы в любом конкурсе «Мокрая футболка».