Этот год проходит в Вене под знаком памятных смертей — век назад не стало четырех важнейших художников австрийского, да и европейского модерна. Им посвящено множество музейных выставок, охватывающих не только живопись и архитектуру, но и музыку, литературу и философию. Стойкости музейного маркетинга поразился Алексей Мокроусов.
Не всякая культура выдержит такой концентрации смерти. Век назад Австрия в течение нескольких месяцев потеряла четырех своих великих художников — выдающегося архитектора Отто Вагнера (1841–1918), живописцев Густава Климта (1862–1918) и Эгона Шиле (1890–1918), а также их коллегу-универсала, знаменитого графика и дизайнера Коломана Мозера (1868–1918). Преобразователи мира, искатели и бунтари, они создали искусство нового времени, их уход хотя и был порой случаен (в историю культуры сильно вмешалась испанка), но стал символическим. Все четверо представляли разные грани и разные поколения венского модерна. Роднило их одно — неприятие консервативными современниками. Архитектурные скандалы смешивались со скандалами эротическими, речь шла о радикальном изменении понятия нормы.
Лаконичнее всех это отторжение высказал кайзер Франц-Иосиф: увидев работы Шиле, он не удержался от возгласа «Ужасно!». Конечно, ужасно, когда буржуазный мир вдруг встречает неуважение к существующему порядку, а искусство преступает все границы дозволенного и официально, и неформально. Секс и власть, гомоэротика и борьба полов — авторы начала века выглядят предвозвестниками многих позднейших споров. И если архитектор-визионер, мыслитель мегаполисов и одновременно успешный домовладелец Отто Вагнер был предвестником нового языка, а Климт и Мозер чуть ли не самыми известными его создателями, то Шиле с его угловато-резкими, часто подростковыми моделями-вамп формировал новое зрение, новый взгляд на человека, что ставило художника в ряды не только реформаторов искусства, но и крупнейших мыслителей века.
Музейный маркетинг, каждый год ищущий для публики новые сюжеты и магические формулы, не мог пройти мимо знакового столетия. «Красота и бездна. Климт. Шиле. Вагнер. Мозер» — под таким девизом в австрийской столице проходит сейчас множество выставок, посвященных рубежу веков. Если смотреть на них по отдельности, кажется, что кураторы верны привычным стратегиям. Например, Музей Леопольда с его выдающимся собранием Климта и Шиле сделал два монографических проекта — разумеется, о Климте и Шиле. К шедеврам из постоянной экспозиции добавили работы из личной коллекции семьи Леопольда и вещи из других собраний — при хорошо продуманной развеске выглядит впечатляюще. А вот фундаментальная из 500 экспонатов выставка об авторе наполняющих визуальной радостью зданий Отто Вагнере в Музее Вены на Карлсплац — классическая монография с обилием макетов, планов, эскизов, мебели и прочих вещей, возвращающих зрителю детский восторг перед кубиками и воображаемыми городами.
Привычны музейные стратегии лишь на первый взгляд. Масштабы общего замысла проясняются, если взглянуть на выставочный ландшафт-2018 в целом. Проекты и идеи множатся и ветвятся, оказываясь частью огромного дерева венского модерна. Здесь и музыка, столь тесно связанная с живописью («Венский модерн. Новая музыкальная эпоха» в Доме музыки и «Арнольд Шёнберг и "Молодая Вена"» в Центре Шёнберга), и философия с литературой. «Параллельные акции» в Музее Фрейда посвящены отношениям отца психоанализа и литераторов «Молодой Вены» Артура Шницлера, Гуго фон Гофмансталя, Карла Крауса. Связи между музыкой, литературой и философией сходятся воедино в проекте недавно открытого Литературного музея «Берг, Витгенштейн, Цукеркандль: три центральные фигуры венского модерна». Композитор Альбан Берг и философ Людвиг Витгенштейн русской публике знакомы, а вот Берта Цукеркандль у нас persona incognita, хотя в ее салоне Густав Малер встретил роковую Альму, она была среди учредителей Зальцбургского фестиваля, ее тексты во многом определяли интеллектуальность эпохи.
Революционеры остались без революции — никто из четверки не дожил до исчезновения австро-венгерской монархии (император Карл I оставил престол только под конец года, в ноябре). Да и последствия распада не походили на события в другой дробившейся империи — охваченной гражданской войной, а затем соцреалистическим энтузиазмом России. Возможно, это уберегло от необходимости сложных отношений с новой властью, от борьбы за право создавать ее новый образ, а заодно приобщиться к живительному источнику государственной казны.
Но это не спасло от долгого забвения — того же Шиле считали скорее порнографом, чем реформатором изобразительного искусства, а, допустим, того же Вагнера воспринимали реакционером от архитектуры. В конце 1960-х венские власти даже попытались снести вагнеровский павильон метро, но на защиту встали горожане. Павильон отстояли, сегодня это такое же обязательное для туриста место, как и вагнеровская церковь Ам-Штайнхоф, фантастическое здание Почтовой сберегательной кассы или Музей декоративно-прикладного искусства (Museum fur angewandte Kunst, МАК). Кстати, последний тоже в деле — МАК сделал выставку как раз о вагнеровской сберкассе, благо та и находится почти напротив. Но с точки зрения близости героя и публики победил Музей истории искусств — в его парадном вестибюле построили высокие леса, чтобы можно было подняться под потолок и рассмотреть росписи Климта вплотную. Не заметить здесь их величие трудно.