Бумага-убийца

Развитие цифровых технологий убивает бумагу, но и она тоже может убивать. И не в переносном, а в прямом смысле слова. Книги несут не только знания и добро, но и зло: не так давно в Дании нашли три старинных фолианта с пропитанными мышьяком обложками. В истории немало случаев, когда бумага и написанное на ней причиняли страдания, толкали на преступления или заставляли совершить самоубийство.

СЕРГЕЙ МАНУКОВ

Язык может довести до могилы

«Имя розы» итальянского писателя Умберто Эко — интеллектуальный исторический детектив, действие которого происходит в XIV веке. В итальянском монастыре происходит несколько загадочных убийств. Главный герой раскрывает преступления. Убийцей оказывается… книга, вторая часть «Поэтики» Аристотеля, считавшаяся утерянной. Чтобы сохранить ее в тайне, монах смачивает ее в растворе мышьяка, рассчитывая, что читатель, переворачивая страницы, будет слюнявить палец, занесет яд в рот и умрет. Так и случилось. Несколько человек, попытавшихся прочитать «запретную» книгу, умирают в страшных мучениях…

Умберто Эко не был изобретателем способа убийства при помощи отравленной книги. Об этом сообщается в памятнике арабской и персидской литературы «Тысяча и одна ночь», в «Сказке о коварном везире» (ночь пятая).

Как и в большинстве случаев, связанных с литературой, возникает вопрос: возможно ли такое в реальной жизни?

Историки из университета Южной Дании в Оденсе ответили на этот вопрос положительно. Исследователей заинтересовали три книги XVI–XVII веков. Вернее, не столько сами книги, сколько переплеты. Дело в том, что в то время при изготовлении книг и особенно переплетов часто использовали более старые фолианты, служившие «строительным материалом». В данном случае было известно, что использованы трактаты о римском и каноническом праве. Датских историков ждал малоприятный сюрприз — львиная доля текста фрагментов была скрыта слоем зеленой краски.

Книги отдали в химическую лабораторию на рентгено-флуоресцентный анализ (РФА), который определяет химический состав анализируемого объекта по вторичной радиации, образующейся в результате воздействия на объект рентгеновскими лучами. Этот анализ часто используют археологи и искусствоведы для исследования, например, химического состава картин и красок или черепков глиняной посуды.

Историки хотели прочитать, что было написано во фрагментах, но зеленая краска надежно скрывала текст. Удалось выяснить только, что тексты были написаны на латинском языке.

Впрочем, датские ученые не пожалели, что отдали книги в лабораторию. Это спасло их от больших неприятностей.

Анализ показал наличие в переплетах исследуемых книг большого количества мышьяка, одного из наиболее ядовитых элементов на нашей планете, отравление которым часто приводит к летальному исходу.

В природе чаще встречается органический мышьяк в виде соединений с другими элементами, например с углеродом и водородом. Но наиболее ядовитым является неорганический. Ядовитые свойства мышьяка со временем не снижаются. Микроорганизмы способны перерабатывать мышьяковые соединения типа арсенитов и арсенатов при определенных условиях в арсин, очень ядовитый газ с ярко выраженным запахом чеснока.

В основе краски, скрывавшей текст, была так называемая парижская зелень, пигмент, содержащий наряду с мышьяком медь. За ярко-зеленый цвет, как у популярного драгоценного камня, его часто называют изумрудной зеленью. Оттенки цвета в красках и лаках зависят от размера крупинок: чем они крупнее, тем темнее зеленый цвет краски. Краски на основе этого пигмента почти не бледнели со временем.

Этот кристаллический порошок, легкий в приготовлении, получил очень широкое распространение. Промышленное производство парижской зелени началось в первом десятилетии XIX века. Особой популярностью краски на ее основе пользовались у импрессионистов и постимпрессионистов. Они помогали художникам создавать полотна изумительно ярких оттенков, которые вместе с содержащимся в них мышьяком сейчас висят в сотнях музеев по всему свету.

Конечно, парижскую зелень использовали не только художники. Этим пигментом окрашивали в ярко-зеленый цвет практически всё, включая переплеты книг и одежду. Естественно, длительный контакт с такими предметами мог привести к отравлению.

Век парижской зелени оказался недолгим. Этот пигмент запретили использовать в большинстве европейских стран во второй половине XIX века. Еще сотню лет его использовали в сельском хозяйстве как пестицид, но в середине ХХ века перестали применять и на полях, и в садах.

Что касается датских книг, то едва ли яд предназначался читателям и библиотекарям. Скорее всего, при помощи парижской зелени старинные книги хотели защитить от насекомых и вредителей.

Исследователи, узнав, какой опасности они избежали благодаря счастливой случайности, наверняка перекрестились. Ядовитые книги, конечно, взяли на заметку. Сейчас они хранятся в картонных футлярах с надписями «Осторожно, яд!» в специальных вентиляционных шкафах. Для минимизации опасности физического контакта их планируется оцифровать.

Смерть от обоев

3 апреля 1862 года доктора Томаса Ортона вызвали в Лаймхаус, многоквартирный жилой дом в лондонском Ист-Энде. Родители трехлетней Энн Амелии Тёрнер были в отчаянии. Каменщик Ричард Тёрнер и его жена незадолго перед этим потеряли от таинственной болезни, предположительно дифтерии, троих детей и сейчас боялись, что Энн Амелия будет следующей. Когда у нее появились симптомы дифтерии, решили обратиться к Ортону, одному из лучших врачей в викторианском Лондоне.

Девочка не могла глотать и страдала от сильных болей. Симптомы действительно напоминали дифтерию, но никто из многочисленных соседей не заразился от маленьких Тёрнеров. К тому же все попытки лечить старших детей традиционными лекарствами от дифтерии не дали результата.

Томас Ортон был уверен, что у Энн Амелии не дифтерия. Сначала он как мог попытался облегчить страдания маленькой девочки, а затем внимательно изучил условия жизни Тёрнеров. Их квартира находилась в идеальном состоянии в смысле чистоты и гигиены. И у соседей Ортон не нашел ничего страшного, что могло бы привести к вспышке дифтерии, распространенной в Лондоне и Англии в XIX веке болезни.

Врач обратил внимание на зеленые обои в спальне родителей Энн Амелии. Обои привлекли его внимание не случайно. Британские врачи уже не первый год обсуждали теорию, согласно которой зеленые обои могут… убивать.

Через месяц Энн Амелия Тёрнер умерла. Проводивший вскрытие доктор Летеби пришел к выводу, что девочка отравилась мышьяком. На следствии у коронера он объяснил: для того чтобы отравиться, не нужно даже спать в комнате с опасными обоями. В практике Летеби был случай, когда двое детей отравились мышьяком, играя в отцовском кабинете, стены которого были оклеены зелеными обоями.

Рассказал об известных ему случаях и Томас Ортон. Четверо детей из одной семьи с похожими симптомами поправились после того, как их отправили за город, но после возвращения домой они вновь заболели. Окончательное выздоровление наступило лишь после того, как по совету врача в доме заменили обои.

Во время уборки соседка Ортона легонько провела щеткой по зеленым обоям. Через час у нее и мужа начало резать глаза и заболели головы, а вокруг носа и губ появилась сыпь. Они начали задыхаться и всю ночь не сомкнули глаз.

На слушании выяснилось, что дети у Тёрнеров были здоровые. Проблемы начались после Рождества, когда родители поменяли в своей комнате обои. После того как в квартире появились зеленые обои, в течение трех месяцев дети один за другим умерли…

Во всем виноваты шведы

Среди сотен схожих историй трагедия семейства Тёрнеров выделяется лишь ажиотажем, который возник благодаря Томасу Ортону. О гибели детей Тёрнеров, и особенно Энн Амелии, написали все газеты королевства.

«Огромных масштабов медленное отравление происходит сейчас в Великобритании»,— написал в 1857 году врач из Бирмингема Уильям Хайндс.

О масштабах этого отравления можно судить по книге Люсинды Хоуксли «Укушенные ведьмовской лихорадкой: обои и мышьяк в домах XIX века» (2016). Череп и кости на обложку попали не случайно. В книге Хоуксли представлены фотографии 275 видов зеленых обоев викторианских времен, содержавших мышьяк.

Название для книги Хоуксли позаимствовала у Уильяма Морриса, самого известного в Британии дизайнера и производителя обоев XIX века. Компания Morris & Co перестала выпускать обои с мышьяком лишь в 80-х годах позапрошлого века, но Моррис до конца своих дней был уверен, что во всем виноваты не обои, а доктора, которые не могли вылечить больных и в оправдание придумали страшилку о зеленых обоях. В качестве довода он приводил в пример себя.

Моррис много лет работал с мышьяком и жил в комнате с зелеными обоями, но ни он, ни его родные не отравились. Тогда медицина еще не знала, что люди по-разному реагируют на мышьяк. Взрослые в отличие от детей и стариков могли и не заболеть.

В 1771 году шведский химик Карл Вильгельм Шиль получил зеленый пигмент из арсенита меди. Спустя четыре десятилетия его соотечественник Вильгельм Саттлер усовершенствовал «зелень Шиля» и получил более стойкий зеленый цвет. Вскоре ярко-зеленый цвет стал непременным атрибутом в особняках викторианской Британии. Дело доходило до того, что зеленые обои разных оттенков нередко соседствовали в одной комнате и даже на одной стене.

В 1833 году в королевстве было выпущено 1 222 753 рулона обоев, а через 40 лет их производство выросло в 26 раз, до 32 млн рулонов. Для придания обоям стойкого зеленого цвета их пропитывают мышьяком.

В те времена мышьяк был главным орудием борьбы с крысами и мышами. Конечно, британцы знали и о том, что мышьяк считается одним из излюбленных орудий охотников за наследствами. Отсюда, к слову, и одно из его названий — «порошок для получения наследства». Мышьяк, конечно, не ели, но мясо окунали в его раствор, чтобы на него не садились мухи. С той же целью раствором мышьяка опрыскивали и овощи. Мышьяк добавляли в косметику, красками на его основе раскрашивали детские игрушки.

Конечно, о смертельно опасных свойствах мышьяка было известно, но считалось, что отравиться им можно было только при непосредственном контакте, например если долго лизать зеленые обои.

Элисон Мэттью Дэвид писал в «Жертвах моды» (2015), что из британских городов в XIX веке ушла живая природа — ее заменила искусственная зелень. В викторианской Британии с мышьяком можно было встретиться всюду: модницы из высшего света носили зеленые платья и украшали волосы искусственными зелеными цветами. Мужчины щеголяли в зеленых жилетах и галстуках.

Журнал Punch опубликовал в 1862 году карикатуру Джона Лича под названием «Мышьячный вальс», на которой были изображены танцующие скелеты мужчины в зеленом жилете и женщины в зеленом вечернем платье.

На континенте спохватились раньше, чем на Британских островах. Использовать мышьяк в красках во Франции, Пруссии, Баварии, Швеции и России запретили в 60–70-х годах позапрошлого века.

Британские компании не хотели терять деньги и настойчиво штамповали изумрудно-зеленые обои. Перемены наступили лишь после настойчивых требований общественности. Сказала свое веское слово и королева Виктория. После того как с симптомами отравления мышьяком слег один из зарубежных гостей, который спал в комнате с зелеными обоями, она приказала сорвать со стен Букингемского дворца все такие обои.

По одной из версий, мышьяк убил и Оскара Уайльда. Говорят, перед самой смертью он якобы воскликнул: «У нас с обоями схватка не на жизнь, а на смерть. Кто-то из нас погибнет».

В немалой степени угасанию моды на «мышьячную» зелень способствовала и паника 1880 года, когда стало известно, что мышьяк присутствует в красках даже для почтовых марок, которые при наклейке смачивали языком. Окончательный удар по ядовитым обоям нанесли законы о фабриках (1883) и мастерских (1895).

К началу ХХ века доля отравлений мышьяком в Соединенном Королевстве снизилась до 1% от всех отравлений. Мода на изумрудную зелень прошла, британцы наконец потеряли интерес к зеленым обоям.

Тени стен Смерти

Немалую роль в борьбе с ядовитыми обоями сыграли и книги.

«Тени стен Смерти» Роберта Кларка Кедзи (1874) больше похожи на альбом произведений живописи. Во-первых, солидными размерами — 56 на 75 сантиметров, а во-вторых, тем, что в этой книге собраны образцы почти сотни видов зеленых обоев, выпускавшихся в Америке во второй половине ХIХ века. И наконец, эта книга со странным названием очень опасна, потому что чтение ее может привести к смерти.

Роберт Кедзи (1823–1902) был хирургом. После Гражданской войны он преподавал химию в Мичиганском сельскохозяйственном колледже и работал в департаменте здравоохранения Мичигана. На этом посту он и повел бескомпромиссную борьбу с применением в обоях мышьяка, которая принесла ему известность.

К концу XIX века, по данным Американской медицинской ассоциации, 65% обоев в США содержали мышьяк. Кедзи доказывал, что зеленые обои выделяют микроскопическую пыль, которая с воздухом попадает в легкие человека. В предисловии к своей книге он предупреждает, что смерть от мышьяка может быть не только быстрой и мучительной, но и медленной и такой же мучительной. В разъяснении департамента здравоохранения объяснялась цель книги и содержался совет библиотекарям не выдавать ее детям.

На титульной странице «Теней стен Смерти» стоит цитата из библейской Книги Левит: «Если он, осмотрев язву, увидит, что язва на стенах дома состоит из зеленоватых или красноватых ямин, которые окажутся углубленными в стене, то священник выйдет из дома к дверям дома и запрет дом на семь дней. В седьмой день опять придет священник, и если увидит, что язва распространилась по стенам дома, то священник прикажет выломать камни, на которых язва, и бросить их вне города на место нечистое; а дом внутри пусть весь оскоблят, и обмазку, которую отскоблят, высыпят вне города на место нечистое…» (Лев 14:37–41).

Остальные 86 страниц книги Кедзи занимали образцы ядовитых обоев.

Книга эта была разослана в библиотеки по всей Америке. В большинстве библиотек «Тени» уничтожили, чтобы не подвергать жизни читателей опасности. Сейчас осталось лишь четыре экземпляра: два в Мичигане (один в колледже, где работал автор, а второй — в Мичиганском университете), третий — в библиотеке медицинского факультета Гарвардского университета и четвертый — в Национальной медицинской библиотеке США (НМБ).

Экземпляр колледжа хранится в зеленом футляре. Каждая страница заделана в пластик, чтобы с книгой можно было работать без опасности для здоровья. До 1998 года, когда «Тени стен Смерти» защитили пластиком, для чтения книги требовались специальные перчатки.

Кроме того, книгу выдавали на короткое время, а читателей строго предупреждали: ни в коем случае не слюнявьте пальцы во время чтения!

С экземпляром НМБ можно ознакомиться в интернете — он полностью оцифрован. Кстати, оцифровка оказалась нелегкой задачей, потому что работать приходилось в защитном снаряжении в лаборатории в специальном шкафу с вытяжкой. Недавно книгу для большей безопасности тоже закатали в пластик.

Роберт Кларк Кедзи издал «Тени стен Смерти» без малого полтора века назад. За это время краски несколько потускнели, но книга все равно производит впечатление своей сочной зеленью и напоминает известную мысль, что самая красивая вещь может быть и самой опасной.

Да отсохнет рука…

Читателей от опасных книг защищали крайне редко. Куда чаще приходилось защищать книги от читателей.

В Средние века на изготовление одной книги уходили годы. В целях пожарной безопасности переписчики работали только при естественном освещении. Их труд был тяжелым и неблагодарным. Как писал один из представителей этой профессии, «эта работа гасит свет в очах, сгибает спину, раздавливает позвоночник и ломает ребра. Она приносит боль почкам и усталость всему телу».

Учитывая, каких трудов стоило издание одной книги, как у переписчиков, так и у владельцев книг были все причины защищать их. Конечно, защита книг при помощи хитроумных приспособлений и ловушек, как в «Имени розы», была большой редкостью. Значительно чаще от нечистых на руку читателей книги в Средние века защищали проклятиями, которые размещали в начале или конце экземпляра.

Авторы проклятий угрожали похитителям самыми страшными карами, как физическими (ужасная и быстрая смерть в ужасных мучениях), так и духовными, вплоть до отлучения от церкви и попадания в ад.

«Тех, кто осмелится украсть книгу, рассечет надвое меч демона,— гласило распространенное в те далекие времена проклятие.— Им отсекут руки и выколют глаза. Им предстоит вечно гореть на адском огне...»

Сейчас такие проклятия могут вызвать улыбку, но в те далекие времена книжным ворам было не до смеха. Несмотря на страх они все же рисковали как бренным телом, так и бессмертной душой ради больших денег. Книги ценились на вес золота, а самые редкие стоили намного дороже. Неудивительно, что даже самые «элитные» библиотеки тех лет, чаще всего располагавшиеся в монастырях, могли похвалиться десятками или в лучшем случае сотнями томов.

В 1983 году вышел самый полный сборник средневековых проклятий, предназначавшихся для похитителей книг. Карикатурист и библиофил Марк Дрогин собрал в книге «Анафема! Средневековые переписчики и история книжных проклятий» десятки проклятий, начиная от древней Греции и Вавилона и заканчивая Ренессансом. В те далекие времена плагиат был так же распространен, как и сейчас, поэтому проклятий было не так уж и много, и наиболее распространенные повторялись от книги к книге.

Чаще всего использовались короткие и простые проклятия, понятные даже неграмотным людям, например «SI quis furetur, anathematis ense necetur» (Пусть меч анафемы убьет всякого, кто украдет эту книгу).

Для защиты более ценных книг приходилось напрягать фантазию. Чем креативнее был переписчик, чем подробнее и страшнее описывал он страдания злоумышленника, тем больше шансов было напугать его и сохранить книгу в безопасности.

«Для того, кто похитит или возьмет и не вернет эту книгу, она превратится в змея и разорвет его на части,— гласит более "глубокое" проклятие.— Пусть его разобьет паралич, пусть его члены разорвутся на части! Пусть он катается от невыносимой боли, громко взывая о пощаде! Пусть книжные черви гложут его внутренности! И пусть последним наказанием для него будет пламя ада, которое навечно поглотит его».

Ядовитое лекарство

Сократ боялся, что большинство людей не сумеют правильно отреагировать на литературное произведение. Его тревожило, что у многих, особенно у необразованных людей, чтение будет вызывать смятение и моральную дезориентацию. Философ видел единственный выход в советах мудреца, который учил бы, как реагировать на то или иное произведение.

В платоновском диалоге «Федр» (360 год до н. э.) Сократ предупреждает, что литература отрицательно действует на память читателя. Философ называет литературные произведения лекарством и пытается объяснить парадокс, согласно которому чтение книг должно быть лекарством, но чаще оказывается ядом.

Опасения Сократа разделяли многие греческие и римские мудрецы. Достаточно вспомнить, например, древнегреческого комедиографа Менандра, утверждавшего, что

чтение книг вредит женщинам, которых он считал слегка слабоумными и очень эмоциональными. Учить женщину читать и писать, по мнению Менандра, так же плохо, как кормить ядовитую змею ядом.

Сенека считал, что чтение книг приводит читателя к полной дезориентации. Главная опасность, говорил он, прячется не в содержании конкретных произведений, а в непредсказуемых психологических последствиях чтения запоем.

В Средние века церковь сравнивала многие книги с ядом, разрушительно действующим как на тела, так и на души читателей. Чтение запретных книг считалось ересью и могло привести к самым плачевным последствиям.

Смертельно опасным ядом назвал в 1553 году английский философ и государственный деятель Томас Мор труды таких протестантских реформаторов, как, например, Уильям Тиндейл. Работы Тиндейла, уверял он, могут заразить читателей «чумой».

Часто использовались фразы «моральный яд» и «литературный яд» и в XVII–XVIII веках. С появлением романа в современном понимании этого жанра угроза, которую представляет чтение для рассудка читателя, достигла апофеоза. Критики утверждали, что читатели романов рискуют окончательно оторваться от реальности и заболеть серьезным психическим заболеванием.

Английского лексикографа и поэта Сэмюеля Джонсона больше всего пугали реализм романов и его пагубные последствия. Еще более категоричен был Жан-Жак Руссо, написавший в «Новой Элоизе», что, как только девушка отважится прочитать страницу любого романа, она превращается в «падшую женщину».

К концу XVIII — началу XIX века теория о вреде чтения укрепилась в науке. Бенджамен Раш, один из отцов-основателей США, в первой американской книге о психологии «Медицинские исследования и наблюдения за психическими болезнями» (1812), например, отмечал, что среди продавцов книг особенно часто встречаются психические заболевания.

Артур Шопенгауэр называл «плохие» книги интеллектуальным ядом за то, что они разрушают рассудок. Выход в 1856 году «Мадам Бовари», одного из первых «сенсационных» романов, дал новый толчок медикализации и морализации чтения романов. Роман Гюстава Флобера вызвал девятый вал низкопробных подражаний, которые, как утверждали критики, провоцировали психические заболевания, не уступавшие по вреду физическим недугам.

Несмотря на предупреждения о вреде чтения публика только посмеивалась и еще больше налегала на романы. О вреде чтения «плохих» книг говорят и сейчас, хотя, конечно, и гораздо реже, чем 100–200 лет назад. Однако главным отличием ХХI века от былых времен является то, что уже сами читатели, как утопающие, взяли в свои руки свое собственное спасение. Они хотят, чтобы их предупреждали о возможных последствиях чтения потенциально опасных книг, как это сделали с «Тенями стен Смерти».

Эффект Вертера

В конкурсе на звание самой опасной книги, если бы его провели, все шансы на победу были бы у сентиментального романа в письмах «Страдания юного Вертера».

Полуавтобиографическая книга 25-летнего Гёте, рассказывающая о молодом романтике, застрелившемся от неразделенной любви, произвела в литературном мире фурор и принесла ее автору всемирную известность. «Вертер» — первый современный бестселлер и первый психологический роман, оказавший огромное влияние на многих маститых писателей, начиная от Франца Кафки и заканчивая, например, Томасом Манном. Конечно, роман неоднократно экранизировался, хотя и без особого успеха, а Жюль Массне написал на его основе оперу.

Много лет спустя Иоганн Гёте утверждал, что работа над «Страданиями юного Вертера» заглушила мысли о самоубийстве, преследовавшие его в молодости. Автору книга помогла изгнать демонов, но для многих читателей она их разбудила.

Возлюбленную Вертера зовут Шарлоттой (Лоттой), но она списана не с Шарлотты Буфф, которая не ответила Гёте взаимностью, а с возлюбленной знакомого писателя, который покончил с жизнью из-за неразделенной любви. После долгих месяцев страданий и тоски влюбленный Вертер пускает пулю в лоб со словами: «Шарлотта, прощай!»

После выхода «Вертера» в немецком языке появилось новое слово — Liebestod, «смерть от любви». Роман очень быстро завоевал огромную популярность не только в Европе, но и в Америке. Томас Карлейль увидел в нем культурный феномен, назвав его бескрайним бредом сумасбродства.

«Страдания юного Вертера» породили индустрию по выпуску всякой всячины, начиная от гравировок и заканчивая разрисованным фарфором и духами «Eau de Werther». Перед романом Гёте не устоял даже Наполеон, который как-то признался, что прочитал его семь раз!

«Думаю, такая популярность объясняется тем,— говорит социолог Фрэнк Фуреди, автор исследования "Сила книги: От Сократа до Twitter",— что роман соответствовал появлявшемуся в то время отчуждению от мейнстримовского общества, особенно у молодежи».

Сила отвергнутой любви оказалась такой мощной, что молодые люди с разбитыми сердцами носили синие сюртуки с желтыми панталонами и жилетами. Этот костюм был на Вертере в день первой встречи с Шарлоттой и в день смерти. Подражание не ограничилось только одеждой. Вскоре после выхода «Страданий юного Вертера» газеты запестрели сообщениями о нарастающей волне самоубийств отвергнутых влюбленных.

Одни поклонники Вертера стрелялись, другие выпрыгивали из окон, третьи топились в реках и озерах. Критики обвинили симпатичного героя в том, что он легализовал самоубийства и даже придал им ореол доблести.

Одновременно с завоеванием популярности у романа появилась и оппозиция. Уже на следующий год после выхода «Вертера» на факультете теологии Лейпцигского университета появилась успешная петиция с требованием запретить как саму книгу, так и желтый вертеровский костюм под тем предлогом, что они представляли угрозу общественной безопасности. Кроме Германии роман Гёте был запрещен в Италии и Дании. Епископ Милана скупил все экземпляры опасной книги и уничтожил их.

Гёте много лет спустя писал о непредвиденных последствиях своего романа и влиянии, которое он оказывал на тех, «кто думал, что они должны превратить поэзию в реальность».

Мадам де Сталь утверждала, что «Вертер» спровоцировал больше самоубийств, чем самая красивая женщина на земле. Теолог Чарльз Мур написал в 1790 году «Полное исследование самоубийств», в котором тоже пришел к выводу, что «Страдания юного Вертера» виновны в волне самоубийств молодых читателей.

Правда, следует заметить, что большинство самоубийств-подражаний основывалось на слухах и содержало одни и те же детали. Например, писали, что самоубийцы умирали, прижимая к сердцу любимую книгу.

«Конечно, встречались и реальные "вертеровские" самоубийства, на которые повлиял, но которые не вызвал роман Гёте,— говорит Фуреди,— но все же большинство историй не что иное, как слухи с несомненными признаками городской легенды».

Провоцируют «Страдания юного Вертера» самоубийства или нет, об этом спорить можно долго, но самоубийства-подражания — явление, к сожалению, реальное. В 1974 году социолог Калифорнийского университета в Сан-Диего Дэвид Филлипс обратил внимание на то, что количество самоубийств в Великобритании и США в 1947–1968 годах резко вырастало после появления в местных газетах историй о самоубийствах. Филлипсу принадлежит авторство научного термина «эффект Вертера». Дальнейшие исследования подтвердили, что самоубийства, получившие известность благодаря СМИ, вызывают рост самоубийств. Считается, например, что смерть Мэрилин Монро, по главной версии — самоубийство, спровоцировала рост числа самоубийств-подражаний на 12%.

Наиболее уязвима перед «эффектом Вертера» молодежь: среди молодых людей уровень самоубийств в четыре раза выше, чем среди представителей более старших групп.

Конечно, страшные истории о книгах и картинах, отравленных мышьяком, не означают, что читать старинные книги и любоваться шедеврами живописи следует в перчатках и противогазах. И все же забывать об опасности не стоит. Викторианские обои, кстати, представляют определенную опасность и в XXI веке. Ученые утверждают, что при высокой влажности они могут и сегодня выделять частицы мышьяка или арсин.