28 июля президент России Владимир Путин встретился с игроками российской сборной по футболу, вручил им почетные грамоты, ордена и медали за участие, а не победу в чемпионате мира FIFA. А специальный корреспондент “Ъ” Андрей Колесников хотел спросить Федора Смолова про тот не забитый им пенальти, но в результате услышал неожиданные признания Станислава Черчесова и Артема Дзюбы президенту Владимиру Путину: о «коттеджике» в Монако и о многом другом.
Вернувшись из ЮАР, Владимир Путин сразу, считай что с самолета (иначе просто бы не успел), поехал на празднование более или менее юбилейного Крещения Руси, а оттуда, можно сказать, бросился в Кремль, награждать игроков сборной России по футболу.
Здесь его ждала вся команда, состоящая не только из самих футболистов, но и, разумеется, из их жен (и даже был один мальчик, рассеянно бродивший меж всеми этими людьми и, казалось, не знавший, к кому ему в конце концов прибиться).
В свою очередь, среди жен выделялась одна — тем, что ее мальчика (в крайнем случае девочку) ни с кем нельзя было спутать, так как все было прямо при ней, и очевидно, что в любую уже секунду, по-моему, этот мальчик или девочка готовы были примкнуть к остальному человечеству прямо, похоже, тут, в Екатерининском зале Кремля, потому что это был уже даже не восьмой, по-моему, месяц…
Это все выглядело между тем очень, не побоюсь этого слова, трогательно — в такой-то момент.
Несколько дам пришли в до невозможности похожих красных брючных костюмах, и было очевидно, что о нарядах они не сговаривались, ибо тогда бы не стали приходить в одинаковом; и цветом, да и, чего уж там говорить, формой (а также, прямо скажем, формами), совсем никак не отличавшемся от формы российской сборной, когда она играла домашний матч, то есть сама выбирала цвет (как эти дамы), и был он всегда красный.
Другие были в синем, иногда до голубизны, а остальные, теперь уж должно быть понятно, в белом — и разве могло быть иначе, хотя я отдаю себе отчет в том, что и сейчас они не сговаривались.
Список награжденных был обширным, и каждый в нем был либо заслуженным мастером спорта России, либо заслуженным тренером России (исключая почему-то только бывшего вратаря Гинтараса Стауче, тренирующего вратарей: не потому же, что бывших вратарей много не бывает, а вернее не должно быть, тем более в одной сборной?).
Звания всем присвоили накануне, а не на церемонии в Екатерининском зале, как потом почему-то стало считаться — видимо, в связи с тем, что присвоение званий случилось в безмолвии, приказом по Министерству спорта. А у некоторых оно было и до этого, как, например, у Акинфеева или Игнашевича.
И честно говоря, не было никаких сомнений в том, что они должны были это в целом странное звание, ничего сверхъестественного, как раньше, в советское время, не означающее, имели право получить. Все эти люди в июне-июле очень старались в своем виде спорта, да так, что было нисколько не стыдно не только за них, но даже почему-то и за себя.
Лично у меня вопросы вызывал только один человек из всей этой большой команды, это был человек по имени Федор Смолов, который, как мне казалось, не так уж и старался. Но зато я предполагал, что после того не забитого с тем вывертом, с тем ударом Паненки… в общем, после того пенальти Федор Смолов так страдает, ну не может же не страдать, что наверняка сейчас, на награждении, свою боль и выплеснет нам всем, прямо сейчас уже наконец, прямо у микрофона, плеснет прямо под ноги президенту своей страны и всей этой стране тоже. А уж мы его как-нибудь простим — не за то, что забил, это же с кем не бывает, и даже не за то, что зачем-то рисковал, когда на кону было столько, сколько никогда не было, потому что был же шанс попроще осчастливить несколько десятков не самых безнадежных миллионов людей… А за то, что с тех пор так и не объяснился со всеми этими людьми, со страной, которой, как оказалось, так мало было для счастья надо. И только однажды произнес Федор Смолов что-то в том смысле, что та история заставит его еще больше совершенствоваться в футболе, или что-то в этом роде. То есть сказал что-то такое, чего не то что лучше было не говорить, а лучше было бы прежде всего даже и не думать…
И вот я хотел спросить Федора Смолова и, может быть, как-то даже помочь ему, что ли, хоть это, конечно, и было самонадеянно… А что, тот его удар, после которого до сих пор все болит, а больше всего душа, не был разве самонадеянным?..
Станислав Черчесов должен был получить орден Александра Невского, Игорь Акинфеев — орден Почета (И разве не за что? И два можно было бы дать), и Сергей Игнашевич — тоже. Остальным 26 положена была почетная грамота президента Российской Федерации. Их усилий, таким образом, не хватило даже на медаль, допустим, ордена «За заслуги перед Отечеством» хотя бы второй степени.
И это тоже понятно: в конце концов, если бы они выиграли какие-нибудь медали, то и сами бы все получили какие-нибудь медали, это ведь логично, не правда ли? А так — вот, да, благодарность на бумаге…
Сомнения в этом смысле вызывала фигура Сергея Игнашевича, но не такие уж большие: ясно, что он заслужил, может, даже прежде всего в силу возраста (а то, если бы давали за игру, то было бы не очень ясно, почему не дали Александру Головину, к примеру, или Денису Черышеву, или, между прочим, Артему Дзюбе…), и скорее всего, к тренеру пришла разнарядка на двух человек, и он сам уже решал, кто будет достоин, и теперь сидел, значит, рядом с ними в первом ряду.
А Артем Дзюба терпеливо искал табличку со своей фамилией в третьем ряду Екатерининского зала, потом во втором и наконец обнаружил ее все-таки в первом, через проход, не справа, а слева.
Расселись и все жены, в серединке, друг к дружке, и казались мне сейчас удивительно чем-то похожими друг на друга… То ли тем, что это тоже была команда, причем именно что молодости нашей (да, только в том смысле , что кризис среднего возраста доступен был лишь некоторым из них…).
На этот раз более прочувствованной, чем обычно, была речь сотрудника протокола российского президента, который рассказывал о деталях церемонии в Екатерининском зале:
— Владимир Путин обратится к вам с приветственным словом, потом начнет награждать… Он будет стоять вот так… И не будет поворачиваться в вашу сторону, а вы потом поворачиваетесь вместе с ним лицом к залу и в таком состоянии остаетесь несколько секунд… Запомните, почетная грамота президента, в отличие от всех остальных, таких, которые предоставляют профсоюзы, например, дается один раз в жизни!..
И прожить ее, то есть эту грамоту, надо так… Да, хотелось продолжить…
— К грамоте,— продолжал сотрудник протокола,— будет дан значочек, который вы в петлице можете носить каждый день, это предусмотрено и разрешается.
Можно было представить себе, как они носят эти значочки каждый день в петлицах своих футболок…
Но не из-за этого речь казалась прочувствованной, а из-за выстраданного, по-моему, замечания:
— Президент сфотографируется только (это слово, судя по тому, как гулко и многозначительно оно прозвучало под сводам Екатерининского зала, следовало бы написать здесь большими буквами, но воспитание, данное Дитмаром Эльяшевичем Розенталем в Ленинской аудитории факультета журналистики, не велит.— А. К.) с членами сборной команды команды России!
Те, кому была адресована эта нехитрая, в сущности, мысль, то есть жены, так же многозначительно переглянулись, и я понимал: нет, они не считают этот бой заранее проигранным.
Футболисты в ожидании президента помалкивали, сидя в одинаковых до грусти черных костюмах, и только Денис Черышев и Марио Фернандес болтали в третьем ряду не умолкая — на испанском, между прочим, языке.
Владимир Путин сказал футболистам много добрых слов, большинство которых они, без сомнения, заслужили.
— Заслуженную награду,— произнес он,— получит и капитан сборной России, вратарь Игорь Владимирович Акинфеев. Он не раз спасал ситуацию на поле, сам определял, по сути, исход матчей!
Среди игроков я в этот момент наблюдал некоторую нервозность: некоторые стали то ли подкашливать, то ли честно хихикать — все-таки нечасто Игорь Акинфеев на их глазах становился «Владимировичем» (и конечно, стал им в тот раз, когда отбил пенальти…)
И тут же президент добавил и про это:
— А момент, когда и, главное, как на чемпионате он отбил последний пенальти, в матче с испанцами… думаю, станет легендой и нашего, и мирового футбола.
Президент подтвердил, что орден Сергею Игнашевичу дан по совокупности, как говорится, заслуг:
— На счету защитника нашей сборной 127 игр за национальную сборную и более 20 лет в профессиональном футболе в целом. Игры чемпионата стали достойным финалом долгой, яркой карьеры Сергея Николаевича (в этом случае мало кто, я думаю, удивился, честно говоря, отчеству.— А. К.), и мы благодарим его за вклад в развитие российского футбола и, безусловно, желаем удачи.
Владимир Путин высказался и о предстоящем уже чемпионате Европы:
— И конечно, рассчитываем, что здесь (на чемпионате России.— А. К.) зажгутся новые яркие звезды нашего и мирового футбола, которые в свое время составят нашу национальную сборную и прославят страну. А пока, уважаемые друзья, ответственность за спортивную честь Отечества, безусловно, лежит на вас. Мы на вас очень рассчитываем.
Надо понимать, что это была скорее форма поддержки футболистов — насчет того, что ничего, они будут играть и дальше.
— Теперь я понимаю выражение «нет слов». Раньше не понимал…— произнес Станислав Черчесов, когда получил орден.
Он, конечно, хотел сказать что-нибудь более или менее оригинально, не так, как сказали бы и говорили другие на его месте, и нельзя судить, получилось у него или нет (хотя не всегда у него и раньше были слова, и именно в этих случаях, он, видимо, и пренебрегал, то есть после проигрыша, своими пресс-конференциями: именно, наверное, потому, что не было слов). Нельзя судить, потому что у этого микрофона в этом зале с людьми происходило и происходит порою такое, чего они потом, думаю, не могут объяснить сами себе всю оставшуюся заслуженную жизнь.
— Не из-за наград чисто…— в порыве добавил Станислав Черчесов тоже от души.— Чисто морально удалось…
— Думаю,— сказал Игорь Акинфеев, что чемпионат мира, извиняюсь, конечно, за выражение, прошел у нас на «ура» (а нечего извиняться: именно так и было. А. К.), и те люди, которые были восхищены, думаю, что они не только восхищены футболом, а восхищены нашей страной! И это, наверное, большой праздник! И мы должны гордиться этим!
Да гордимся мы, гордимся.
Краток был Сергей Игнашевич:
— Для нас большая честь находиться здесь, и мы безумно рады, что всего лишь своей игрой в футбол смогли осчастливить миллионы россиян, в особенности детей.
Если кто-то из футболистов в этом зале и должен был сказать про детей, так это, конечно, Сергей Игнашевич: эту честь все по старшинству должны были бы по праву отдать ему.
Артем Дзюба тоже подошел к микрофону.
— Всем здрасьте! — кивнул он.— Владимир Владимирович, для нас огромная честь находиться здесь и огромная гордость играть за свою страну! Для нас будет приятно, если вы смените хоккейные коньки на футбольные бутсы. Для нас это будет самое замечательное!
Артем Дзюба был, возможно, категоричен, однако если хотел запомниться, то и запомнился: я обратил внимание, как оживились сидевшие рядом со мной телекорреспонденты…
— В первую очередь,— обратился к президенту Денис Черышев,— хотел от всей души поблагодарить вас за вашу поддержку, за все условия, которые вы предоставили нам во время чемпионата мира и, конечно же, за возможность находиться здесь сегодня. Для нас это большая честь. Спасибо большое.
Он, может быть, хотел сказать что-то еще, потому что, по идее, за первой очередью должна следовать вторая, но ее не было. Может, Денис Черышев просто забыл. А может, сказал на самом деле все, что хотел.
Владимир Путин должен был как-то отреагировать на замечание Артема Дзюбы:
— По поводу смены коньков на бутсы: вы знаете, мне тогда нужно будет и кимоно поменять, и горные лыжи забросить.
Я же, в отличие от вас, не спортсмен, а физкультурник, а физкультурники занимаются всем подряд, и футболом, конечно, тоже.
Следует, возможно, сказать о том, о чем промолчал российский президент: когда-то Владимир Путин занимался футболом, и апатия к нему наступила после того, как он вдруг на ровном, можно сказать, месте сломал ключицу.
Пора было разносить шампанское, но его что-то не было.
— Мощные ребята!..— одобрительно заметил помощник президента Игорь Левитин, стоя в стороне вместе с министром спорта Павлом Колобковым.— На поле бегают маленькие такие, и не скажешь…
— Да баскетболисты! — поддержал его министр.
Президент и футболистам, как Дональду Трампу, подарил мяч (а то у них дефицит мячей), и министр спорта уже предсказуемо интересовался, будут ли и его проверять на «жучки»…
— Да что же шампанское не несут? — разволновался я.— Как-то неловко все стоят…
— Они же спортсмены…— пожал плечами министр, и сам-то олимпийский чемпион.— Сегодня без шампанского.
Принесли шампанское.
— Так,— распоряжался Станислав Черчесов,— сегодня у некоторых игра, так что не всем положено!..
Футболисты, которые взяли было в руки бокалы, готовы были теперь, казалось, выронить их.
— Можно не пить,— успокоил их президент.— Чокнитесь только.
И немедленно выпил.
Они чокнулись.
Я обратил внимание на мальчика, который теперь бродил меж президентом и футболистами. Его, без сомнения, подтолкнула сюда мама, которая сама придерживалась ультимативных заветов сотрудника протокола, по крайней мере пока.
— Чей мальчик? — нервно спросил Станислав Черчесов.
Мальчик походил и приткнулся к Артему Дзюбе.
— Мы еще не решили,— пожал плечами Артем Дзюба.
Мальчик, по-моему, от этого разволновался.
— Да Жиркова это, Жиркова! — крикнул кто-то из футболистов.
— А похож на тебя,— неумолимо добавил Станислав Черчесов.
— Я старался! — поддержал разговор Артем Дзюба.
Объясняться с Юрием Жирковым он, видимо, будет после.
Владимир Путин между тем деликатно перевел разговор на то, как много любителей спорта у нас в стране, и вот они все смотрели футбол, болели, радовались и огорчались и снова радовались…
— У нас вообще любителей много! — неумолимо добавил Артем Дзюба.— В команде тоже, кстати…
Этот парень начинал, как говорится, мне нравиться.
— Да,— вздохнул Станислав Черчесов,— Артем у нас такой…
— Разносторонний,— согласился Артем Дзюба.
— Да,— решил, видимо, не оставить без внимания замечание президента о большом количестве любителей Станислав Черчесов,— чуть-чуть инфицировали народ футболом… И все-таки когда домашняя команда не дает результата, тогда и чемпионат не тот… Вот когда мы проиграли, Владимир Владимирович, тогда, казалось, и чемпионат мира закончился.
Ему не казалось: и для многих он, как, например, для моего сына Вани, и правда закончился в ту субботу.
Но как-то все же слишком легко говорил главный тренер о «проиграли». Ведь прежде всего чемпионат мира тогда закончился для него и для футболистов, которые сейчас стояли почтительным полукругом перед президентом России. И разве не больно ему до сих пор?.. А он говорил сейчас об этом как посторонний и не такой уж заинтересованный наблюдатель.
— Почаще приходите, Владимир Владимирович, на наши матчи! — не удержался вдруг Артем Дзюба, и ведь опять по существу: оказывается, и ему недоставало президента на играх с Испанией и Хорватией.
— Да,— поддержал Станислав Черчесов,— вот вы два раза пришли, и мы два раза выиграли…
Что-то он тут, кажется, маленько перепутал.
— Да,— согласился Владимир Путин,— буду… Голы красивые надо смотреть… Какой красивый Головин забил-то…
Стоявшего за спиной Артема Дзюбы Александра Головина своевременно вытолкнули поближе к президенту, и он успел кивнуть Владимиру Путину.
— Головин? — переспросил Станислав Черчесов.— Да. Случайный гол был. С испуга забил.
Владимир Путин с тревогой посмотрел на Александра Головина. Но тот, видимо, привык.
— Секрет раскрою,— продолжал тренер,— это первый раз, когда не Самедов бил, а Головин.
Я не очень понимал: может, тогда пускай Головин и все время бьет штрафные, а не Самедов, если Головин со штрафных забивает? Но, видимо, все тут было не так просто.
— Я, кстати, да, смотрел матч с Саудовской Аравией…— вспомнил Владимир Путин.
— Да, принц расстроился! — обрадовался Артем Дзюба.— Вы его утешали!
— Да, так вот,— продолжал президент,— и мы начали выигрывать, и Инфантино говорит: «Ну что, 5:0 ?!» Я говорю: «Ладно, посмотрим…»
А самое-то интересное, что сказал Инфантино принц.
Тут Станислав Черчесов опять обратил внимание на замершего перед президентом Александра Головина, который улыбался, конечно, но так же подавленно, как и молчал, и я понимал: ни за что вы его тут не разговорите.
— В «Монако» едет…— добавил главный тренер.— Раньше у нас Монако ассоциировался с шампанским (он имел в виду, видимо, историю с Кокориным и Мамаевым, отлученных в конце концов от сборной тем же самым Черчесовым.— А. К.), а теперь вот с ним!..
Ему нравился Александр Головин, этот очень молодой и до бесконечности смущенный человек.
— Ну да,— неожиданно сказал Владимир Путин,— там тоже в принципе все не чужое…
Он был в курсе того, кто владеет клубом.
— Езжай, езжай…— кивнул тренер футболисту.— И мне там коттеджик присмотри…
Я подумал, что такие слова многие потом прочтут с интересом. И будет уже не важно, пошутил Станислав Черчесов или нет.
Президент начал прощаться, но тут вступили те, кто не мог, видимо, не вступить.
— Спасибо, что пригласили, Владимир Владимирович! — вскричала с расстояния в несколько метров одна жена.
Теперь это так и должно было выглядеть, видимо: а кто же еще мог их пригласить? Хотя пригласили их, конечно, мужья и сотрудники протокола: он же предусматривает в таких случаях наличие родственников.
Они мгновенно образовали полукруг (все-таки сыгранная команда), так что Владимир Путин просто не имел морального права не встать в него. Все, снято. Можно выдохнуть.
А я все искал глазами Федора Смолова. Мне казалось, он избегает людей даже здесь. Он не подходил к остальным, которые стояли с президентом, и мне казалось, он все думает, может, что его могут спросить про тот пенальти и что лучше тогда не надо…
Может, он и по какой другой причине сторонился, кто ж его знает. Но я хотел спросить-то именно про пенальти.
— Я не даю никаких комментариев,— сказал мне Федор Смолов.— Никаких. Не буду. Я ничего не говорю!
Я его уже и не уговаривал, а он все еще отказывался.
— Вы как спите после того, как тот пенальти пробили? — все-таки спросил я, так как мы все равно рядом шли к выходу.
Можно было, конечно, и помягче сформулировать, но честно говоря, уже не хотелось.
Этот человек в конце концов упустил свой шанс, когда президент вручил ему грамоту, он мог подойти к микрофону и за все это извиниться, но понятно же теперь было, что он не считает себя виноватым за то, что не ударил как все люди, а решил рискнуть, ведь почему бы не рискнуть… И уж лучше бы промазал, как широко улыбающийся сейчас Фернандес… Ну мог бы не извиняться, а рассказать, как оно было… Мы же ждали… Ждем.
И вот теперь он отказывался пользоваться еще одним шансом, и я видел: готов грубить, но не разговаривать.
— Я же сказал: не буду ничего говорить,— опять сказал он.
— А может, именно пора бы уже что-то сказать людям? — все же переспросил я.
— Я уж сам как-нибудь решу…— бросил он.
Ну хорошо, мы подождем. Или нет.
Но как-то после этого несостоявшегося разговора полностью к тому же пропал интерес к Смолову. Потому что все на самом деле ясно.
— Послушайте,— зато спросил я Игоря Акинфеева,— тот пенальти, который вы взяли… Краешком ноги… Просто мяч попал или вы отбили?
— Честно говоря, просто повезло,— сказал он.— Это правда. Повезло просто. Так вышло.
— Мне бы не хотелось так думать,— признался я.— Не случайно же вы эту ногу подняли. Вы же старались!.. Пытались!..
— А,— легко согласился Игорь Акинфеев,— тогда, конечно, отбил.
Внизу, у выхода из первого корпуса Кремля (одним из первых вышел Александр Самедов вместе со своей беременной женой) футболистов ждало множество журналистов и камер. Только Станислав Черчесов, Игорь Акинфеев и Артем Дзюба сочли нужным остановиться около них.
Я потом спросил у Артема Дзюбы:
— Вы сегодня, можно сказать, солировали после церемонии, когда шампанское разнесли…
— Ну,— засмеялся он,— Владимиру Владимировичу же нужен интересный собеседник!
— Да,— согласился я,— с этим у него большая проблема.
— Если так,— обрадовался Артем Дзюба,— я готов каждый день для него превратить в сказку!