Десять лет назад, в ночь с 7 на 8 августа Грузия начала военную операцию в Южной Осетии. Москва ответила жестко, впервые со времен СССР решившись на боевые действия против другого государства. Российские танки встали под Тбилиси, а после окончания активной фазы конфликта Кремль признал независимость Южной Осетии и Абхазии. Участники той войны считают ее неоконченной, а друг друга — врагами. Вражда продолжает убивать. Чем кроме взаимных обвинений и ненависти живут Тбилиси, Цхинвали и Сухуми — выяснял спецкор “Ъ” Владимир Соловьев.
Фото: Shakh Aivazov, AP
Сейчас для них главное — это внутренности. Печень, почки, мозг, сердце. Слово «сердце» Русудан Татунашвили выделяет в разговоре особой интонацией. Ей не по себе, что сын погребен без сердца, и она не может считать обряд завершенным.
Внутренние органы 34-летнего Арчила Татунашвили семье не отдают уже полгода. И где они находятся, в Южной Осетии или в России, тоже неясно. Тело Арчила, предварительно вынув из него внутренности, югоосетинские власти выдали грузинским через месяц после его странной смерти.
Дело было зимой. 22 февраля Арчил Татунашвили повез на своем минивэне товар в Ленингор (грузинское название этого поселка — Ахалгори). Он часто так челночил: возил фрукты-овощи, бытовую химию. Границу пересекал по выписанному югоосетинским КГБ спецпропуску. Уезжал в Южную Осетию ранним утром и возвращался обычно к ночи. Тем вечером семья от знакомых узнала, что его задержали югоосетинские силовики. А 23 февраля в грузинских СМИ разорвалась другая новость: Татунашвили умер в цхинвальском изоляторе.
Дальше версия того, что произошло, раздваивается, как в этих местах всегда бывает в случае любой конфликтной ситуации.
В КГБ Южной Осетии причиной смерти Татунашвили назвали острую сердечную недостаточность, а самого его — диверсантом и агентом грузинских спецслужб, к тому же принимавшим активное участие в войне 2008 года. Торговля якобы была прикрытием для планировавшего теракты Арчила Татунашвили. Предотвратить преступления помогла бдительность чекистов.
«Во время осмотра личных вещей задержанного обнаружены подложные югоосетинские документы, грузинские удостоверения личности, визитная карточка офицера вооруженных сил Грузии. На мобильном телефоне подозреваемого — видеосъемка военной инфраструктуры в Южной Осетии. Однако по причине неожиданной смерти подозреваемого подробные сведения о его деятельности получить не удалось»,— цитировала КГБ югоосетинская газета «Республика». И еще деталь: перед тем как умереть, Арчил Татунашвили пытался бежать, выхватив у одного из конвоиров оружие. В потасовке задержанный упал с лестницы и позже скончался.
В Южной Осетии провели свою экспертизу трупа, а потом направили биоматериалы независимым экспертам — в Россию. Результаты совпали: причиной смерти названо слабое сердце. Кроме того, оказалось, что Татунашвили страдал циррозом печени и хроническим гепатитом. Все манипуляции с телом заняли месяц, а 20 марта через представителей Красного Креста его отдали грузинской стороне.
В Тбилиси тело тоже обследовали и сообщили, что насчитали больше сотни увечий: переломы костей, травмы головы, повреждения мягких тканей. Арчила Татунашвили долго и сильно били, и умер он, скорее всего, по этой причине, полагают грузинские эксперты. Исследование внутренностей, говорят они, могло бы сделать картину более ясной. Но их не отдают.
Так внутренние органы стали внешнеполитической проблемой. Тбилиси требует их от Москвы, поскольку, во-первых, считает, что Россия полностью контролирует Южную Осетию, а во-вторых, заместитель главы МИД РФ Григорий Карасин сам сказал, что органы возили на экспертизу во Владикавказ. В России отвечают, что Грузия должна разбираться с Южной Осетией. Тупик.
Грузия. Посттравматический синдром
Отец Арчила Татунашвили Георгий хранит в смартфоне снимки мертвого сына. На кистях рук заметны черные пятна. Георгий называет их ожогами и настаивает: никакого цирроза и гепатита у его сына не было, как и проблем с сердцем. Ложь, по его словам, и сообщения о том, что Арчил воевал в Южной Осетии в 2008 году. Он и правда тогда служил в армии, однако во время августовских боевых действий находился не в Грузии, а в Ираке, откуда вернулся, когда все уже закончилось. Теперь Арчил Татунашвили герой-мученик: 24 марта его с воинскими почестями похоронили на тбилисском мемориале Мухатгверди. На надгробиях большинства лежащих там грузинских солдат и офицеров одна и та же дата смерти — август 2008-го.
В отличие от сына Георгий и Русудан Татунашвили в ту войну были в Южной Осетии: их родной дом в деревне Канчавети Ленингорского района. Семья уехала в сентябре 2008-го: «Осетины унижали и обижали». Теперь они и такие, как они, живут в Цилкани. Это село построили специально для беженцев из Южной Осетии — 402 дома-близнеца стоят ровными, параллельными рядами. Считается, что это временное жилье и обитатели Цилкани вернутся в родные места, когда Грузия добьется возвращения утраченных территорий. У улиц порядковые номера. Это подчеркивает, что люди поселились здесь не навсегда, а раз так, нет смысла давать названия рядам одинаковых коробок.
Но чем больше проходит времени, тем сильнее начинают отличаться друг от друга дома. У одного выросла под боком пристройка, возле другого появился коровник, к третьему приклеился гараж. На пыльных улицах играют дети, которые родились уже здесь. Они будут считать родным это место.
Недалеко от Цилкани еще один поселок для беженцев — Церовани. Там тоже безымянные, пронумерованные улицы, но домов гораздо больше — около 2 тыс. Как и в Цилкани, тут часто встречаются смешанные семьи, когда муж осетин или жена осетинка. Многие из живущих здесь знают от оставшихся по ту сторону границы родных и знакомых, что их домов больше нет. Осетинка Мзия Сабашвили и ее муж-грузин раньше жили в селе Кехви между Цхинвали и Джавой. Бежали оттуда в спешке 7 августа: «Дома моего нет больше там. Пустое место. Да и деревни больше нет».
Такие, как Мзия, и те, кто потерял в войну близких или остался инвалидом, надеются отсудить у России компенсацию. Тбилисские правозащитные организации вроде «42-й статьи Конституции» представляют в Европейском суде по правам человека в общей сложности около 3 тыс. истцов, рассказывает исполнительный директор «42-й статьи…» Натия Кацитадзе. Скоро исков станет на один больше — судиться с Россией намерена и семья Арчила Татунашвили.
Жительница Гори Зоя Мурадова выпала из поля зрения правозащитников, хотя во время войны она стала известна в Грузии и за ее пределами. Фото, на котором Мурадова истекает кровью посреди груды обломков, напечатали многие мировые СМИ. Съемка, сделанная 8 августа после попадания российских авиабомб в жилой микрорайон Гори, стала едва ли не самой известной иллюстрацией той войны. Фотографии Зои Мурадовой и Зазы Рамзадзе, который держит на руках только что убитого брата и рыдает, до сих пор первыми вываливаются в Google по запросу «бомбардировка Гори».
Переживший войну Рамзадзе погиб два года назад: убило током в гараже. Зоя Мурадова почти не встает с постели и редко покидает квартиру на верхнем этаже восстановленной после бомбежки пятиэтажки. Десять лет назад ее сильно ранило осколками. С тех пор правая нога не работает и сохнет. Мурадова получает пенсию в 180 лари ($73), и деньги бы не помешали. Но ей никто не рассказал о возможности подать в суд на Россию. В этом году власти подарили Мурадовой инвалидную коляску. Новенькое синее кресло стоит в собранном виде. Не похоже, что его часто используют: спустить женщину с пятого этажа без лифта целое дело. Иногда ей помогают выбраться наружу внучки —18-летняя Нино и 20-летняя Сопо. Ни одна не знает русского языка.
23-летний Гиви Цверава живет в том же микрорайоне и на той же улице, что Зоя Мурадова. По-русски тоже не говорит. Его мать Майя погибла в день, когда ранило Зою. После того как на микрорайон упала первая бомба, она с 13-летним Гиви выбежала из квартиры на улицу. Ее убило шрапнелью из второй бомбы, а сыну повредило ногу. Эта сцена тоже попала в объективы фоторепортеров: мертвая Майя, раненый Гиви и его причитающая бабушка Цицино Кушашвили.
Цицино хранит пачку пожелтевших газет, на первых полосах которых опубликованы снимки ее убитой дочери. Виновников своих несчастий она давно установила: «Путин и Саакашвили грызли друг друга, а пострадали мы». Цицино Кушашвили хочет отсудить у России $60 тыс. Иск лежит в Страсбургском суде уже десять лет.
В Гори 11 августа 2008 года сделано еще одно знаменитое фото: Михаил Саакашвили растянулся на асфальте, а над ним груда телохранителей. В тот день грузинский президент привез сюда главу МИД Франции Бернара Кушнера, чтобы показать последствия российской бомбардировки. Вдруг над городом послышался гул самолета. Саакашвили и его охрана побежали прочь от черного президентского Hummer, который с воздуха был отличной мишенью. Отбежав от внедорожника, секьюрити уложили главу государства на землю, не задумываясь, какой картинкой они в этот момент обеспечивают репортеров. Спустя несколько часов после того, как кортеж с президентом уехал в Тбилиси, в Гори вошли российские войска. Еще через пару дней танки стояли неподалеку от грузинской столицы.
Проиграв войну, Михаил Саакашвили правил Грузией до 2013 года, а потом уехал, опасаясь тюрьмы. Он пытался сделать политическую карьеру на Украине, но после конфликта с президентом Петром Порошенко его лишили украинского гражданства, а затем выдворили из страны.
У жителей Грузии Михаил Саакашвили, превратившийся в политического скитальца, вызывает контрастные эмоции. Его боготворят за то, что при нем страна резко изменилась: власти победили воров в законе, снизили уровень преступности, создали новую полицию, которая и сегодня не берет взятки, улучшили деловую среду, построили дороги и курорты. Его ненавидят за практику отъема бизнеса, всевластие спецслужб, жестокие разгоны протестов, слежку и прослушки, переполненные тюрьмы, коррупцию среди элит.
Ненависть и благодарность нередко уживаются в одном и том же человеке. Бизнесмен Давид Нинуа, рассказывая о временах «мишизма», сначала воздвигает экс-президента на воображаемый пьедестал за его заслуги, а затем собственноручно низвергает, перечисляя грехи: «Миша бюрократию убрал, реформы провел, полицию изменил. Но телефоны прослушивали, изобрели ночных нотариусов, к которым возили бизнесменов, чтобы те на нужных людей бизнес переоформляли, а по числу заключенных мы были лидерами в Европе».
Южная Осетия. Зависимость от независимости
Южная Осетия — это республика-крепость. Границу с Грузией охраняет ФСБ России. Вдоль нее столбы с камерами слежения и датчиками движения, местами стоит забор и натянута колючая проволока, где-то ограждение еще не установили. Каждая пограничная застава выглядит как бастион, и все они на виду, без маскировки. «Чтобы заметно было наше здесь присутствие»,— объясняют пограничники. Посольство России тоже выглядит внушительно: высокий забор, колючая проволока, глухие металлические ворота и такие же двери. Военные на улицах Цхинвали попадаются не реже гражданских. Погранвойска и российская 4-я военная база — это больше 4 тыс. человек. Для города с 30-тысячным населением это много, поэтому бросается в глаза.
Цхинвали сильно изменился по сравнению с августом 2008 года. Заасфальтировали улицы, отстроили здание университета, от которого после войны остались только стены, возвели театр, новый жилой микрорайон, городок для российских военных, отремонтировали дома, поврежденные во время боев. Но зданий со следами пуль и осколков все равно больше. Поэтому репортажи отсюда еще долго можно будет начинать фразой: «Стены все еще хранят память о грузинской агрессии». Если понадобится трогательный кадр, иллюстрирующий, как мирная жизнь победила войну, нужно покрутить головой, и вот он: изрешеченный крупнокалиберными пулями металлический забор, сквозь дыры в котором белеет сохнущая на веревке детская одежда. Такие визуальные метафоры на каждом шагу.
Еще одна говорящая картинка — пустыри вместо грузинских сел. Курта, Кехви, Тамарашени, их как сбрили. Редко где сохранились остовы домов. Галина Тедеева из Минэкономики Южной Осетии считает, что это правильно, потому что грузинские села долго были источником опасности — оттуда могли напасть или обстрелять: «Классно, что их нет, очень хорошо. Я бы сама по камушкам снесла эти дома. Их надо было снести, чтобы дожди всю эту грязь смыли, которая там скопилась, эту ауру грязную».
Десять лет назад дом Тедеевой был сильно поврежден попаданием «Града», а саму ее ранило осколками. После войны они с мужем получили компенсацию — деньги выделяла Россия — и восстановили дом, часть которого превратили в гостиницу.
Тедеева все еще не может простить грузин, живших здесь раньше. И объясняет почему: «Если бы они тогда встали и сказали, что война им не нужна, что они здесь с нами нормально живут, то Грузия бы сюда войной не пошла. И они бы сейчас тут жили. Но они этого не сделали. Мое поколение еще более или менее нормально к грузинам относится, но сын мой, дочь — уже нет. Мы с вами росли на играх в войнушку, в которых русские против фашистов, а у наших детей — осетины против грузин. Грузин для них — скверный человек. И грузины сами в этом виноваты».
Галина Тедеева с воодушевлением рассказывает, какой райский уголок Южная Осетия, и охотно рассуждает о том, как здесь можно развивать туризм, сельское хозяйство. Вдруг в ней что-то переключается, и она говорит, что время от времени думает уехать: слишком многое напоминает о войне и пережитом страхе.
Если долго жить в состоянии боевой готовности, мирная жизнь может стать проблемой. Осенью 2009 года в Грузии случилось землетрясение. Южную Осетию тоже тряхнуло. Весь Цхинвали как по тревоге выбежал на улицу. «И больше уже никто спать не мог. Такой адреналин заиграл. Стали столы накрывать»,— рассказывает главный редактор газеты «Республика» Андрей Кочиев. Мир, по его словам, для многих все еще непривычное состояние: «Учимся жить в мире, но не научились пока. Так быстро не привыкаешь к этому. Оказалось, что в состоянии войны было легче, когда знаешь, что есть враг и кто он».
Вообще же, продолжает Андрей Кочиев, нельзя говорить, что война закончилась, пока нет соглашения с Грузией о неприменении силы: «У нас дискуссия в какой-то момент началась по поводу того, чтобы 12 августа сделать Днем победы (12 августа считается днем окончания боевых действий в Южной Осетии.— “Ъ”). Я сказал тогда: а если новая война случится? У нас два дня победы будет?» Кочиев не сомневается, что, случись новый конфликт с Грузией, победа будет за Цхинвали.
Действующий президент Южной Осетии Анатолий Бибилов пришел к власти прошлой весной под лозунгом вхождения в состав России и даже называл сроки проведения референдума по этому вопросу: до конца 2017 года. Плебисцит до сих пор не состоялся, но у югоосетинского лидера есть объяснение: дело в самопровозглашенных республиках на востоке Украины.
«Мы готовы провести референдум буквально завтра. Но у нас есть обязательства, которые мы должны выполнить. На сегодня единственное государство, которое признало Донецкую народную республику и Луганскую народную республику,— это Южная Осетия. Мы должны и обязаны выстраивать отношения с ними, помогать и быть рядом, потому что мы понимаем, каково им. Сначала должна получить решение ситуация с ДНР и ЛНР, и уже после проведение референдума станет возможным»,— говорил Бибилов в мае в интервью ТАСС.
На самом деле плебисцита о вхождении Южной Осетии в состав России не хочет Москва. Во-первых, ей не нужны дополнительные осложнения в отношениях с Западом. Во-вторых, Южная Осетия и без этого де-факто российский регион, причем дотационный. Все местные жители — россияне, валютой республики является российский рубль, доходная часть бюджета в 6 млрд руб. на 80% формируется из присылаемых Россией денег, Россия выплачивает пенсии, цена на российский газ тоже внутрироссийская — 4,5 руб. за кубометр. Наконец, на Москву замкнуты все вопросы безопасности и обороны.
О собственной экономике в Южной Осетии говорят в основном в будущем времени. Пока из относительно крупных производств здесь есть мясоперерабатывающий завод «Растдон» и швейная фабрика БТК-4. Оба предприятия открыты крупными российскими бизнесменами осетинского происхождения. Завод начал работать в прошлом году и принадлежит основателю ростовского холдинга «Евродон» выходцу из Цхинвали Вадиму Ванееву. Фабрику в 2013 году открыл владелец петербургского АО «БТК групп» Таймураз Боллоев. В Цхинвали говорят, что Боллоев открыл производство по личной просьбе президента России Владимира Путина. По словам главы Минэкономразвития Южной Осетии Геннадия Кокоева, фабрика загружена заказами для российской оборонки: шьют и вывозят в Россию униформу.
Кокоев считает перспективной и сферу туризма. По его словам, здесь можно было бы построить горнолыжный курорт: «Есть у нас и памятники истории, архитектуры, природы. Но нужно создавать инфраструктуру. Это стоит недешево, а окупаемость инвестиций в такой сфере достаточно долговременна».
Российский дипломат, занимающийся югоосетинским направлением, но просивший не упоминать его имени, в развитие сферы услуг в Южной Осетии не слишком верит. Но не только потому, что сюда трудно завлечь инвесторов: «Здесь каждый хочет с портфелем ходить, начальником быть. На грузинской стороне в марте уже в огородах одни, простите, задницы торчат. А в Южной Осетии местные жители хорошо если в мае начнут в земле копаться».
Абхазия. Инстинкт самосохранения
Русский театр драмы имени Фазиля Искандера — Русдрам — место с историей. Осенью 1992 года, когда уже шла война с Грузией, театр, расположенный в центре Сухуми, сгорел. Конфликтам свойственны недобрая ирония и символизм. Вскоре после пожара первый президент Абхазии Владислав Ардзинба передал погорельцам из Русдрама находившееся неподалеку здание Грузинского театра.
После того как Россия в августе 2008-го признала независимость Абхазии, сюда пошла из Москвы финансовая помощь. В 2014 году театр отремонтировали, и теперь это культовое место и один из самых успешных бизнес-проектов.
Но так было не всегда. Еще несколько лет назад театр не интересовал сухумскую публику и давал один-два спектакля в месяц для аудитории в 50–100 человек. Превращение Русдрама в популярную площадку произошло после того, как его директором в 2016 году стал 33-летний Ираклий Хинтба — человек с извилистой карьерой, возможной в таких местах, как Абхазия.
Сухумчанин Хинтба в 2006 году окончил факультет гуманитарных и социальных наук РУДН, провел в Москве несколько лет и в 2008-м вернулся на родину. Сначала занимался наукой и экспертной работой, а в 2011 году ушел работать в абхазский МИД, где за год дорос до замминистра. Из МИДа Хинтба ушел в администрацию президента Рауля Хаджимбы и сейчас работает его помощником по вопросам внутренней политики. И параллельно управляет театром.
Совмещение этих двух сфер деятельности Ираклию Хинтбе явно нравится: «Театр всегда был политическим институтом. Мы же знаем, какое внимание театрам в сталинские времена уделялось и сейчас уделяется в России».
Хинтба сделал упор на коммерциализацию. В Русдраме стали ставить комедии для широкого потребления. И публика пошла. «Комедии хорошо продаются. Задача — развеселить зрителя, чтобы он пришел не один раз,— не скрывает Ираклий Хинтба.— В сфере культуры — это самый успешный проект. Энергетически место стало притягательным: здесь другая Абхазия».
При Хинтбе в Русдраме стало все в порядке не только со зрелищами: сборы за представление, случается, превышают 300 тыс. руб. Для 60-тысячного Сухуми это впечатляющая касса. Главная причина успеха в том, что в театре нет коррупции, говорит Ираклий Хинтба: «Если бы она была, мы никогда бы не сделали то, что сделали».
Хоть Хинтба в основном занят театром, о нем в Абхазии говорят как о политике новой волны с перспективной карьерой. Почва для таких, как он, удобрена ошибками прошлой и нынешней номенклатуры. Русдрам выглядит оазисом посреди здешнего упадка. Сухумские развалины и остатки советских конструкций хоть и сохраняют винтажный шарм, но разрушений здесь слишком много для места, где война кончилась 25 лет назад, причем победой. Пейзаж отчасти спасает буйная южная растительность, которая моментально заглатывает едва заброшенную территорию любого размера. Еще море выручает — на его фоне летом все выглядит не так плохо.
В восточной части Абхазии, которая ближе к Грузии и где живут мегрелы, еще депрессивнее. В райцентре Гал много полуобитаемых пятиэтажек: часть квартир заселена, а часть без окон и признаков жизни.
«Вроде бы несложно сделать счастливыми 250 тыс. человек, которые здесь живут. Но чтобы провести реформы, политикам нужно вырубить телефоны и перестать общаться с родней и друзьями: многое надо ломать и строить заново»,— говорит политолог Инал Хашиг.
Он имеет в виду не снос старых и строительство новых зданий, а выстраивание новой системы управления в целом. В качестве примера он указывает на Грузию, независимости от которой так долго добивалась Абхазия: «Терапевтическими методами не обойтись. У грузин, кстати, получилось. Нам бы сделать хотя бы половину того, что они у себя сделали. А пока у нас инерция. Мир движется быстрее, чем мы пытаемся эволюционировать. Нынешний абхазский премьер уже руководил правительством (Геннадий Гагулия был премьером в 1995–1997 годах и в 2002–2003 годах.— “Ъ”). Тогда пытался внедрить кассовые аппараты и сейчас пытается это сделать»,— вздыхает политолог.
В каком-то смысле пусть и частичное, но все же международное признание независимости Абхазии сыграло против самих абхазов. «Во время войны была цель победить, потом была цель выжить. Когда нас признали, у всех случилась эйфория и успокоение: достигли, чего хотели. А потом начались проблемы. Оказалось, что дело не в признании или его отсутствии: Тайвань 20 стран признали, и он спокойно живет. Просто у нас не было ставки на экономику. Сейчас спохватились и не знаем, за что браться»,— заключает Инал Хашиг.
Ираклий Хинтба похожим образом формулирует ответ на вопрос, что пошло не так: «Мы много говорим об отсутствии национальной идеи, цели. Признание было одной из таких идей. Когда мы его достигли, это было подтверждением правильности выбранного пути. Когда процесс широкого международного признания затормозился, у некоторых возникло ощущение исчерпанности цели. Какие дальше идеи? Мы ищем одну, а их должно быть несколько: образование, развитие абхазского языка, репатриация, экономика».
Абхазская экономика — это в основном сельское хозяйство и туризм. Но одна из главных ее проблем заключается в отсутствии иностранных инвестиций, признает глава Нацбанка Абхазии Беслан Барателия. Инвестиционного бума, по его словам, нет. «Климат не очень привлекательный для инвесторов из-за того, что их интересует право собственности на землю, а в Абхазии его нет: вся земля принадлежит государству. Плюс закрыт рынок недвижимости для иностранцев»,— говорит банкир.
Вопрос доступа иностранцев к недвижимости — тема больная и острая. С ней связаны страхи, которые корнями уходят еще в советские времена, но до сих пор актуальны. «В советское время из Грузии сюда население переселили и изменили демографию за счет этого. Поэтому у абхазов обостренное чувство опасности существует. У нас и сегодня нет подавляющего большинства абхазского населения»,— говорит лидер партии «Единая Абхазия» бывший глава абхазского МИДа Сергей Шамба.
Фобия, описанная Шамбой, с Грузией давно не связана. Демографические опасения теперь вызывает уже Россия, благодаря которой Абхазия стала частично признанной. «Если будет разрешена продажа недвижимости в самой либеральной форме, то приедут и заселят Абхазию. Приобретут собственность, застроят, изменится социальный мир. Вот есть Адлер, и есть Сухум — совершенно разные миры»,— поясняет Хинтба.
И тут ничего личного. Просто проживающие в Абхазии абхазы, которых, по одним данным, 120 тыс., а по другим, уже сильно меньше, пытаются себя сохранить. Это желание пока перевешивает экономические резоны.