Затишье перед урной

ФОТО: АР
       Перед референдумом по чеченской конституции корреспондент "Власти" Ольга Алленова отправилась в Чечню, чтобы выяснить, пойдут ли чеченцы голосовать. Оказалось, что пойдут, но не все. Многим из тех, кто читал проект основного закона, он не нравится. А те, кто не читал, боятся боевиков и военных. Впрочем, на итогах референдума это никак не скажется.

Ставка на Кадырова
       Мое знакомство с Чечней накануне референдума началось с офиса регионального отделения "Единой России". Расположился исполком в Гудермесе, в новеньком особняке, рассчитанном на комфортное длительное проживание. "Хочешь быть хозяином своей судьбы — иди на референдум" — красуется на фасаде здания яркая лента. Председатель политсовета депутат Госдумы Франц Клинцевич работает в Чечне уже третий месяц. Такое упорство сделало его здесь одним из самых уважаемых людей. Чеченцы говорят, что Франц Адамович — очень смелый человек. Депутат ездит по отдаленным селам в бронированной машине в сопровождении охраны, которую ему обеспечивает другой уважаемый в Чечне человек — Халид Ямадаев, заместитель Клинцевича по партийной работе.
       Я приехала в офис "Единой России" вместе с Клинцевичем. Входя в кабинет председателя политсовета, увидела бывшего дудаевца, а ныне начальника службы безопасности "Единой России" Абу Арсанукаева: каждое утро он лично проверяет здание. Располагаюсь в кресле.
       Два часа депутат принимает посетителей. Футбольной команде обещает средства на проведение турнира за несколько дней до референдума, жителям горного села — ретранслятор, который обеспечит работу телевидения, с имамами договаривается о созыве совета старейшин 18 марта, с активистками партии — о съезде женщин Чечни 20-го, а с представителем комитета молодежи — о проведении праздничного концерта для молодежи и одновременно пробного референдума.
       — На молодежь надо бросать все силы,— говорит мне депутат.— У нас со студенчеством масса проблем — не пойдет студенчество на референдум. Они агрессивны, они много знают, много читают, понимают, какие недочеты в конституции.
       — Потому что конституция написана под одного человека? Так об этом многие говорят.
       — Люди вообще много говорят. Говорят, например, что не верят Кадырову. А он работает для народа.
       — А вы верите?
       — Я не вижу возможности заменить Кадырова. Он единственный человек, который может довести здесь все до конца. Кадыров искренне пытается навести мир и порядок. Он честный человек, он верит и предан президенту страны, а это очень важно.
       — То есть "Единая Россия" делает ставку на Кадырова?
       — Да, можно так сказать.
       Заходят помощники председателя политсовета. "Где наглядная агитация, которая должна быть уже готова? — раздраженно спрашивает депутат.— Сколько я буду вас учить?"
Звонит телефон. "База торпедных подлодок",— говорит в трубку Клинцевич. Помощники смеются.
       
"Всех, кто пойдет на референдум, перережем"
       Наглядная агитация — это листовки, плакаты, растяжки с призывом прийти на референдум. Я много видела их по дороге из Гудермеса в Грозный: "Референдум — право на труд", "Референдум — мир и покой", "Защити себя от произвола — приходи на референдум", "Стабильная Чечня — единая Россия". Я бы даже сказала, что чеченцы теперь знают больше о партии "Единая Россия", чем о референдуме. Во всяком случае, до недавних пор партия обещала им больше, чем власти. Например, выделяла средства на восстановление мечетей. Или отправила больше ста человек в Мекку на хадж. Или занялась восстановлением зияратов — святых мест, которые после второй войны оказались разрушены.
       И вышло, что "Единая Россия" заменила частично власть. Она оказалась доступнее, чем последняя, и отзывчивее. Все стали просить партию о помощи. "Мы понимаем, что референдум нужен, и мы пойдем и проголосуем. Но помогите решить одну проблему,— сказал депутату Клинцевичу имам Итум-Калинского района.— Просим вас, сделайте так, чтобы мы могли спокойно ходить по улицам, чтобы военные не врывались в дома, чтобы уважали стариков".
       — Понимаете, Оля,— говорит мне господин Клинцевич.— В этом селе в Итум-Калинском районе, куда мы ездили, я названия уже не помню, нет даже помещения для школы. Школа располагается в палатке — три парты и печка-буржуйка. Но они не просят о школе, они просят о спокойствии.
       — И вы им обещали спокойствие?
       — Сказал, что будем разбираться. Будем работать.
       Ночевать едем в дом к Ямадаевым. По телевизору говорят о необходимости прийти на избирательные участки. Премьер чеченского правительства рассказывает о восстановлении разрушенного жилья, которое поручат строительной организации, выигравшей конкурс. Неожиданно отключается свет. Ищем свечи и спички.
       — Тут село под Гудермесом, недалеко от Комсомольского,— говорит одна из женщин.— Там в каждый дом по ночам бросают листовки. Утром люди читают: "Всех, кто пойдет на референдум, перережем".
       — Не пойдут?
       — Не знаю. Боятся люди. Я не пойду.
       
"Конституцию не читала, просто работаю на телевидении"
       На следующий день я наблюдаю за одной из акций "Единой России". Партийцы вместе с республиканским комитетом по делам молодежи проводят пробный референдум.
       Въезжаем в Грозный. Город не меняется. Вроде бы появились ярко-зеленые гаишники на перекрестках. Вроде бы оранжевые экскаваторы кое-где расчищают завалы обрушившихся домов. Полуоборванные разноцветные флажки болтаются на ветру. А город кажется мертвым. Черными дырами смотрят на проспект разбитые дома. По дорогам ездят расстрелянные много раз из автоматов автобусы. Потрепанные "Жигули" в страхе съезжают на обочину, пропуская БТР.
       Едем долго — в единственное уцелевшее здание Дома культуры, где можно собрать молодежь. У здания ДК толпятся молодые люди. Их пригласили на концерт. Концертов они уже не помнят много лет. Почти три часа на сцене отплясывает ансамбль народного танца "Даймохк" и балагурят местные кавээнщики, а электорат так и не покидает зал, с горящими глазами хлопает в ладоши и подбадривает артистов криками.
       В вестибюле у урны появляются редкие сознательные студенты и студентки. Одна из них говорит, что в конституции ей не нравится, что президента Чечни может снять президент России. "Это нужно потом исправлять через парламент",— говорит она. Я удивляюсь: неужели эта девушка читала конституцию? Оказывается, не читала, просто работает на местном телевидении. К концу мероприятия организаторы объявляют, что проголосовали 600 человек. Студенты смеются. Им хорошо, они давно не собирались вместе.
       
Будем живы — проголосуем
       Я расстаюсь со своими спутниками из "Единой России", пожелав им удачи, и еду в Дом правительства. После декабрьского взрыва, когда на территорию правительственного комплекса прорвались машины с камикадзе, здесь многое изменилось. В два раза больше стало КПП. Руководство правительства и администрации переехало в бывшую правительственную гостиницу, а остальные сотрудники — в щитовые домики. Зато теперь на улице можно встретить любого министра, когда он идет из щитового домика в Дом правительства.
       Вижу Бислана Гантамирова. Он занимается СМИ, и здесь его называют коротко: наш идеолог. Говорят, со времени его прихода в министерство в республике появилось девять газет, два журнала, а с 20 февраля в полную силу заработало местное телевидение. "На наше министерство большая нагрузка,— говорит Гантамиров.— Сама понимаешь, пропаганда сейчас — самое главное". Уставшим бывший ополченец и мэр Грозного не выглядит — глаза горят, лицо смеется.
       Из здания правительства выходит председатель избиркома Абдул-Керим Арсаханов. Я спрашиваю, готова ли Чечня к референдуму. Арсаханов утверждает: "Однозначно готова". В республике организовано 414 избирательных участков, 20 территориальных комиссий, во всех районах уже получены списки избирателей. Где-то в Кабардино-Балкарии отпечатаны бланки и бюллетени высокой степени защиты и завезены в Чечню, причем все секреты этой защиты председатель избиркома узнает только при вскрытии избирательных урн.
       Я спрашиваю, правда ли, что в Грозном с населением боятся работать. Арсаханов говорит, что не знает: не его сфера деятельности. Этим занимается инициативная группа по подготовке к референдуму. Ее руководителя Хасани Таймасханова я тоже нахожу в Доме правительства.
       — Это неправда,— отвечает он на мой вопрос.— То есть люди, конечно, боятся. Но вот один член группы у нас на Центральном рынке раздает агитацию, другой выезжает на предприятия.
       — А я слышала, что никто никуда не выезжает.
       — К нам 40 тонн наглядной агитации завезено. Если бы люди ее не получали, они бы ничего не знали. Конечно, заставить население читать эту конституцию мы не сможем. Но я уверен, что люди придут на референдум. Я общаюсь с людьми, вижу их настроение.
       — И какое у них настроение?
       — Говорят, если будем живы — проголосуем.
       Рядом с нами останавливается местная группа НТВ.
       — Трудно будет с этим референдумом,— говорит оператор Арби Забараев.— Люди без работы, денег, без гарантий на жизнь, без света и воды — и от них чего-то хотят!
       
Во всем виновата армия
       У въезда на территорию правительственного комплекса расположились женщины с плакатами. На плакатах — фотографии погибших сыновей.
       — Расскажите, как они погибли,— прошу я.
       — Приехали военные в масках, забрали, увезли,— перебивая друг друга, кричат женщины.— Если ваш Путин хочет референдум, пусть остановит беспредел! Россия лишила нас дома, послала сюда самолеты, и мы не хотим помогать Москве!
       — А что за военные? Номера машин помните? — продолжаю спрашивать я.
       — Не знаем, откуда они, на бэтээрах приехали, в масках. Забрали с постели! Почему мы должны страдать? Вы на нашем горе зарабатываете, перед Западом хотите показать, что в Чечне мир и покой! А мы отсюда не уйдем!
       Рядом останавливается машина. Знакомая из правительства машет мне рукой:
       — Зачем ты их слушаешь? К ним уже выходили, спрашивали, но они одно и то же твердят. Как заученное. Они перед приездом крупных чиновников все время тут собираются.
       — А кто сегодня приезжает?
       — Говорят, что Волошин. Только мы об этом час назад узнали, а женщины эти тут еще утром появились.
       После обеда в Грозный прилетел руководитель администрации президента РФ Александр Волошин. Скорее всего, этим визитом Кремль отреагировал на сообщения в СМИ о том, что грозненцы не получают проект конституции, потому что инициативные группы боятся ходить по домам.
       Ахмат Кадыров во время встречи с Волошиным активно требовал наказания бесчинствующих в населенных пунктах военных, возвращения уволенных накануне референдума начальников РОВД самых стабильных районов и обвинял военных и МВД в провокациях, попытке сорвать референдум и подставить главу республики.
       В условиях возможного срыва референдума администрация президента оказалась готовой решать все вопросы. Решили вывезти за четыре дня радиоактивные залежи под Грозным, которые много лет портили людям кровь. Решили проблему с отключением света в селах. Решили вернуть уволенных милиционеров. Вот только насчет бесчинствующих военных ничего не решили. Волошин пообещал лишь, что доложит президенту об убийствах военными мирных людей в Старой Сунже, об обстрелах Сержень-Юрта, о стихийных блокпостах и поборах. О том, что все, именуемое в Чечне армией, распоясалось и вышло из-под контроля и что нужно теперь эту армию собрать, припугнуть и зажать в кулак. Но, похоже, справиться с этой задачей Кремлю уже не под силу. Война слишком затянулась.
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...