Международный фестиваль современного танца Open Look, собравший в свой 20-й сезон серьезную программу, на открытии показал корейский спектакль «Рассуждения о "Весне священной". Образ розы». Рассказывает Татьяна Кузнецова.
Фото: Коммерсантъ / Александр Коряков / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Александр Коряков / купить фото
Open Look родился 20 лет назад благодаря утопической затее Натальи и Вадима Каспаровых, руководителей компании «Каннон данс», организовать российскую площадку для таких же фанатов современного танца, как и они,— что казалось почти невозможным в городе, гордящемся академическими традициями. Однако эксперимент удался: со временем фестиваль оброс международными связями, собственной молодой публикой и престижными площадками. И хотя его фундамент по-прежнему составляют мастер-классы по различным техникам современного танца, надстройка в виде публичных — неизменно аншлаговых — представлений оказалась главной заслугой Open Look в деле отечественного просвещения.
В этом году международную часть фестиваля в ТЮЗе им. Брянцева открыла Корейская национальная компания современного танца спектаклем «Рассуждения о "Весне священной". Образ розы» в постановке своего руководителя Ан Сынсу на музыку Ра Есон. Композитор перевела партитуру Стравинского на язык восточной пентатоники, доверив исполнение оркестру народных инструментов во главе с непременными солирующими барабанами. Именно корейская музыка, в которой нетренированное ухо с усилием улавливает знакомые темы Стравинского, определила не только структуру спектакля, но и его пластический язык: хореограф тоже скрестил Запад с Востоком, но разделил их по горизонтали. Ногами его артисты вытанцовывают нечто знакомое, подчас банальное: сиссоны, батманы, арабески, сутеню, даже эстрадные скользящие шассе — совсем как в старом фильме с Луи де Фюнесом «Ресторан господина Септима». В то же время их корпус и руки, пренебрегая законами западной координации, живут собственной, природной жизнью: завиваются лианами, распускаются бутонами, сворачиваются по-змеиному. Четкость ног и прихотливая подвижность верхней части тела (артисты сохраняют безукоризненную плавность пор-де-бра при любом, сколь угодно быстром темпе) составляют диковинный контраст и главную изюмину хореографии. Ан Сынсу подчеркивает свое ноу-хау и костюмами артистов (черные брюки, полупрозрачные черные топы, легкие развевающиеся жилеты), и светом, выхватывающим из полумрака бурные завихрения оголенных рук, и рисунком танца,— хореограф часто сбивает танцовщиков в плотную группу, украшая служебно-синхронную, единую на всех комбинацию па разветвленно-разнообразными движениями корпуса. При этом в спектакле нет привычного европейского деления на сольные и кордебалетные танцы: артиста, начавшего было вариацию, живо сметают со сцены двое-трое других, тех, в свою очередь, поглощает затопляющий сцену ансамбль, из которого на несколько тактов выделяется новый солист.
Эксперимент по скрещиванию западной и восточной танцевальной традиции в каждом конкретном теле и в композиции в целом, похоже, полностью удовлетворил хореографа — идеологическим содержанием своей «Весны» он явно не озабочен. В отличие от многочисленных западных авторов, для которых постановка великого балета Стравинского всегда была художественным манифестом и личным высказыванием (от модернистской архаики Нижинского до феминистского постэкспрессионизма Пины Бауш), Ан Сынсу ничего не рассказывает и ничего не утверждает. В память о языческом первоисточнике он пару раз бросает кордебалет на колени в мимолетной молитве несуществующим богам, а на роль жертвы-Избранницы намекает красавица с крошечным стилизованным соло — фрагментом старинного танца, по позам и движением напоминающим скорее индийский, чем корейский. В результате истинной — танцевальной и смысловой — кульминацией балета становится вставной номер, идущий под ритмически изощренную барабанную дробь: трое артистов, поддержанные музыкантом, выколачивают ее из девяти вертикально закрепленных двухсторонних барабанов, не прерывая ни на секунду своего виртуозного танца, нашпигованного стремительными пируэтами, прыжками и батманами.
Самодостаточное техническое мастерство и восточные визуальные красоты постановки Ан Сынсу полностью вытеснили профетический пафос, которым европейцы по традиции наделяют «Весну священную» — знаковый балет Стравинского, с премьеры которого в 1913 году началась новая танцевальная эра. Впрочем, его корейская интерпретация и звучит, и именуется иначе. Главной оказалась вторая половина названия — «Образ розы». С барабанами в качестве взбадривающих шипов.