иракский кризис
Вчера вернувшиеся в Москву из Багдада представители духовной и светской власти России рассказывали общественности про свой последний бой за мир в Ираке. "Коммерсантъ", в свою очередь, считает необходимым сообщить, какой вклад в дело мира внес бывший в их рядах специальный корреспондент Ъ АНДРЕЙ Ъ-КОЛЕСНИКОВ.Кто записался в добровольцы
В Багдад из Москвы летает один рейс в неделю, по понедельникам. Нашим рейсом летели делегация религиозных деятелей, группа "Трудовой России" во главе с Виктором Анпиловым, президент Калмыкии Кирсан Илюмжинов и посол Ирака в России доктор Аббас. Делегация религиозных деятелей держалась вместе в первом салоне, анпиловцы заняли экономкласс. Я подсел к Виктору Анпилову.— Решили, что надо лететь?
— Да как решил...— пожал плечами Виктор Иванович.— Надо реанимировать народную дипломатию. За этим и едем.
— Думаете, облегчите страдания иракского народа?
— Да нет,— оживился Анпилов,— особого влияния, конечно, не окажем. Все, машина закрутилась. Правда, на наземную операцию они вряд ли сразу пойдут. Вы как думаете?
Он с тревогой посмотрел на меня.
— Сразу-то, наверное, не пойдут,— ответил я.— Сначала предупредят, потом бомбить будут.
— Да? И я думаю, что предупредят. Вряд ли нам придется метаться под бомбами.
Он опять с сомнением посмотрел на меня.
— Да и потом, американцев интересует только один человек по большому счету. Саддам Хусейн. Не мы ведь.
Я спросил, кто пригласил их группу в Ирак.
— Партия социалистического возрождения БААС,— рассказал Анпилов.— Встретят, все покажут, проводят.
— Проводят? Я думал, вы остаетесь.
— Да нет. Ну, если надо будет... Нет, наверное, не останемся. Если бы это в Колумбии происходило, я бы, конечно, остался. А так — какой смысл?
— В Колумбии?
— Ну да. Я же там все знаю.
Немного расслабившись, Виктор Анпилов рассказал, в чем истинный смысл этой поездки. Надо, оказалось, возглавить антивоенное движение.
В другом салоне летел верховный муфтий России Талгат Таджуддин. Он взял с собой в эту поездку еще шестерых муфтиев из российских регионов. Муфтий Хазрат, как к нему обращались подчиненные, сам выбирал и утверждал их кандидатуры. Двое, правда, накануне сказались больными, и по-человечески это было понятно. Мы поговорили. Коротко говоря, верховный муфтий очень плохо отзывался о Буше. Хуже некуда. Тут же летел и владыка Феофан, епископ Магаданский и Синегорский. Владыка рассказал, что выбор патриарха пал именно на него не случайно. Он много лет проработал на Ближнем Востоке, потом в Сирии и Египте и не понаслышке знает про обычаи и нравы Востока. И в самом отце Феофане было что-то совсем не магаданское, а скорее восточное. Взгляд его выдавал: цепкий, архивнимательный. Такой взгляд и должен быть у человека, в советское время работавшего на самых ответственных участках за границей.
В первом ряду первого класса сидел президент Калмыкии. Я спросил, как он-то оказался в этой команде. Он объяснил, что отношения к религиозной делегации не имеет. У него деловая поездка. Все было запланировано несколько недель назад. И он рассказал, какое тесное торгово-экономическое сотрудничество у его республики с Ираком. Компания "Калмнефтегаз" заключила выгодные контракты с Ираком. Ансамбль калмыцкой песни и пляски — лучший гость в Ираке. Недавно калмыцкая футбольная команда "Уралан" провела в Ираке сборы. Не за горами чемпионат арабских стран по шахматам. Все нужно подготовить, со всеми успеть переговорить.
— Так, значит, война ни при чем? — еще раз уточнил я.
— Ну, есть связь. Я должен был вылететь в Ирак через неделю, заказал чартер, но потом попросил ребят узнать, можно ли вылететь раньше. Ребята вчера мне и предложили вариант.
Через пять минут в другом салоне посол Ирака доктор Аббас рассказывал мне, какую команду он собрал для поездки:
— Вы видели, даже президент Калмыкии с нами!
— Да он же здесь случайно,— пояснил я.
— Случайно? — улыбнулся доктор Аббас.— Ничего в этом самолете нет случайного. Я просто не рассказывал, кто полетит. Зачем раскрывать карты раньше времени?
В аэропорту Саддама Хусейна нас, конечно, встречали. Рейсовые самолеты в Ирак практически не летают. Я спросил доктора Аббаса, как лучше действовать. Дело в том, что со мной был спутниковый телефон. На таможне его должны зарегистрировать, забрать, опечатать и передать в министерство информации, которое потом решит, выдавать его мне или нет. Учитывая, что военные действия могли начаться вот-вот, расставаться с телефоном не хотелось. Посол тоже сказал, что не надо никому тут показывать телефон.
— Сейчас пройдем вместе с делегацией, а потом просто пользуйтесь аккуратно этим телефоном в гостинице, вот и все.
Меня это, конечно, устраивало. Мы и правда безо всякого досмотра, таможенного и паспортного контроля, попали в Ирак.
Бытовой исламизм
Было видно, что иракцы придают визиту делегации масштабное значение. Они не конфисковали мобильные телефоны у членов делегации, не просили заполнять декларации. Просто мы вышли на свежий воздух (оказалось совсем не жарко, градусов 27, чудесная погода), сели в хорошие машины с государственными номерами и поехали в отель "Аль-Рашид". У меня в этом отеле был забронирован номер. Там же остановились и президент Илюмжинов, и "Трудовая Россия".Я первый раз был в Ираке. Город произвел на меня хорошее впечатление. Мой новый товарищ Вахтанг, бизнесмен из Ростова, сопровождавший муфтия Ростовской области, все время сравнивал Багдад с Каиром. Сравнение было не в пользу Каира. По обе стороны дороги мы видели какие-то строительные объекты. То есть накануне войны они еще и строили! Сила духа иракского народа производила впечатление. Но потом я спросил у водителя, что это за объекты, и он рассказал, что точно никто не знает, потому что начали их возводить сразу после "Бури в пустыне" 12 лет назад и через год-два из-за санкций ООН прекратили.
Я вспомнил, как Кирсан Илюмжинов в самолете сказал, что попытался помочь иракским детям тетрадками и карандашами, а иракцы поблагодарили и объяснили, что тетрадки возьмут с удовольствием, а вот карандаши ввозить в Ирак нельзя, потому что у них графитовые стержни, которые входят в список запрещенных веществ.
В отеле "Аль-Рашид", кроме нас, уже почти никого не было. Дверь в номере напротив моего была распахнута. Иностранец громко звал коридорного. Он хотел понять, куда делась его "мыльница". Фотоаппарат лежал в сумке, на самом дне. И вот его там нет. Узнав, что я журналист из России, он рассказал мне как родному, что он тележурналист и что от руководства телекомпании поступила команда покинуть страну.
— А если войны не будет?
Он нехорошо улыбнулся:
— Это невозможно. Все решено. Утром по местному времени будет объявлен ультиматум Буша.
Я спросил его, как он собрался покидать Ирак.
— Как все — через Иорданию. Здесь, я думаю, вообще ничего не останется. Могу сказать, что я абсолютно уверен в этом. Абсолютно!
Американец с энергией продолжил поиски "мыльницы". Араб, который наконец появился у дверей его номера, бессмысленно и вежливо улыбался и энергично качал головой в такт его словам. Еще немного, и казалось, он начнет подпевать. Даже мне захотелось запустить в него чем-нибудь тяжелым.
Через несколько минут я встретился с советником-посланником российского посольства Александром Кинщаком. Я привез ему передачу из дома: свежий номер газеты "Спорт-экспресс", без которой ему тут трудно, и сушеных кальмаров, без которых тоже непросто. Он подтвердил информацию про возможный ультиматум Буша.
В номере я попробовал включить спутниковый телефон. Тихая комната тут же ожила. Загудели и зазвенели даже, показалось, стены, я уж не говорю про розетки и стационарный телефон на тумбочке. Впрочем, телефон в помещении все равно не работал. Буквально через несколько секунд в дверь номера постучали. На пороге стояли два человека, один из них с тележкой для багажа. Они спросили, не собираюсь ли я выезжать. Я подумал, что это уж как-то слишком быстро, и ответил, что мне об этом никто ничего не говорил. Тогда все хорошо, показали они знаками и, пятясь, удалились.
Делегация религиозных деятелей жила этажом ниже. Проходя по их коридору, я увидел, как два араба при настежь открытой двери роются в вещах одного из наших. Члены делегации в это время, оказалось, еще обедали. И иракцы знали об этом лучше, чем я. Заметив меня, они как-то жалко улыбнулись. В этих улыбках сквозила надежда на понимание.
Выход в город
Через полчаса члены делегации собрались в холле, чтобы совершить поездку по святым местам Багдада. Группа Анпилова уехала на рынок, чтобы поработать с местным населением. Надо было попытаться поднять боевой дух этого народа. Ведь дух россиян анпиловцы, по их признанию, поднять уже отчаялись.Я не стал расстраивать членов делегации рассказом о том, что видел. Это ничего бы не изменило, а люди бы расстроились и приехали бы к святыням не с тем настроением. Сам я присоединился к делегации. Было бы глупо упускать шанс тут же изучить город. Меня приняли, хотя и несколько настороженно. Особенно разволновался владыка Феофан. Это было, конечно, профессиональное. Решил все муфтий Хазрат.
— Да, вы с нами,— объявил он мне.— Министерство по делам религии Ирака не против.
— А владыка Феофан?
— Батюшка? — переспросил муфтий Хазрат.— Да все хорошо! Мы, знаете, в каких отношениях с самим патриархом? Да мы с ним еще в Советском фонде мира вместе работали!
Он неожиданно подмигнул мне. На нескольких машинах с правительственными номерами мы поехали в мечеть, где покоится Абу Ханиф, один из главных святых мусульманского мира, гордость Ирака. Главный имам этой мечети проводил нас в небольшую комнату приемов, в которой висел большой портрет Саддама Хусейна. Портрета Абу Ханифа на стенах не было. Стороны обменялись впечатлениями. Главный имам рассказал, что у американцев на их земле нет никаких шансов, и Талгат Таджуддин с владыкой Феофаном энергично согласились с ним. Потом муфтии и сопровождавшие их бизнесмены ушли молиться, а мы с владыкой остались, так сказать, на нейтральной территории. К нам подходили дети, дергали меня за брюки и рубашку, подъезжали какие-то специальные больные с язвами, которым местные служители культа откуда-то из-за угла давали отмашку на старт, а потом, увидев, что встречного интереса нет, еще раз давали отмашку, и убогие быстро удалялись. Владыка один раз, правда, дал доллар детям, но потом мелкие купюры у него кончились. А то, я уверен, он и еще раз дал бы.
В другой мечети, самой большой в Ираке, нас отвели в пристройку во дворе и снова усадили для разговора. С самого начала дня труд переводчика взял на себя муфтий Хазрат. Он не забывал импровизировать. Так, когда один из членов делегации попросил поблагодарить хозяев за необычного вкуса чай, муфтий Хазрат перевел, а от себя добавил:
— Да это обыкновенная корица. Что, не понравился чай? Клопами пахнет? А по-моему, ничего, пить можно!
Сопровождавший нас багдадец не удержался и засмеялся. Тем самым он, конечно, выдал себя, так как до сих пор делал вид, что не знаком с русской речью.
Во дворе перед мечетью было очень много людей. Муфтии опять ушли молиться, но тут же вышли во двор. Потом оказалось, что в мечети было все занято.
— Но она же просто громадная! — сказал кто-то.
Муфтии в это время уже оживленно меняли доллары на динары на входе в мечеть. Но Талгат Таджуддин отвлекся.
— Да, громадная,— и он уточнил на арабском, сколько сейчас человек в мечети.— Говорит, пятьдесят тысяч!
Муфтий из Ростова сказал ему, что он неправильно перевел. Мол, меньше.
— А ты иди и пересчитай, если так думаешь! — по-русски предложил ему Талгат Таджуддин, а сам продолжил пересчет динаров. К делегации и тут проявили максимальное уважение и привели меняльщика, у которого были новенькие крупные купюры — по 10 тысяч динаров. Обычные иракские деньги — это купюры по 250 динаров (примерно 10 центов). Рассчитываются за покупки пачками по 25 тысяч. Мне вот позже надавали пачек.
Город поражал своей беззаботностью. Им как будто и невдомек было, что, если завтра война, значит, завтра в поход. Они никуда не собирались. Хоть бы окопы порыли, что ли. Хотя бы для самообмана. Но нет. Для самообмана они заклеивали скотчем окна. Работали все магазины и лавочки. В полночь функционировала парикмахерская, и люди безо всякой обреченности стриглись. Кое-где я видел людей с автоматами Калашникова, но они были явно чужими на этом празднике жизни. Цены в сувенирных магазинах тоже были докризисного уровня. Мой новый товарищ Вахтанг из Ростова сказал, что лично он сейчас сдавал бы все по любой цене.
— Скидывать им надо на сувенирку! — беспокоился он.— А на продукты надо накидывать. Все так просто...
А владыке Феофану кто-то подсказал, что с местными торговцами надо много торговаться, иначе они могут обидеться. Владыка принял это известие близко к сердцу и отчаянно торговался за каждый динар. Торговцы с изумлением смотрели на человека в рясе и цены не снижали.
Муфтии долго выбирали, что бы им купить, и не могли решить. В итоге один остановился на русском самоваре. Талгат Таджуддин, не торгуясь, купил несколько картин невысокого, прямо скажем, качества. Но дело не в качестве. Я бы расценил это как акт милосердия.
Ночь прошла спокойно. И хотя, как говорят, Саддам уже раздал населению несколько сотен тысяч автоматов, никто не палил в воздух от избытка чувств, как можно было бы ожидать от людей, которым вот-вот объявят последний ультиматум.
Журналисты меняют профессию
Наутро все изменилось. В четыре часа утра по местному времени Буш выдвинул ультиматум. Вылет самолета, который должен был покинуть Ирак в среду, перенесли на вторник, на 14 часов. То есть вся наша делегация вылетала через несколько часов и заметно волновалась. Правда, один из анпиловцев продемонстрировал поразительную силу духа. Ранним утром, уже после ультиматума Буша, он искупался с бассейне отеля и даже сделал массаж. Он прочитал, что все это включено. Правда, потом он утверждал, что еще не подозревал про ультиматум, но я бы не стал на его месте настаивать на этом, ведь тогда из этой истории исчезнет линия революционной романтики.Я-то никуда уезжать не собирался. Мне, наоборот, надо было легализоваться в этой стране. Пока я был с делегацией, мне ничто не угрожало. Наоборот, я получал массу полезной информации, которой без этих добрых людей не добыл бы.
В холле отеля я встретил посла России в Ираке Владимира Титоренко, опекавшего делегации муфтия и владыки. Посол был хмур. Он сказал, что журналисты должны уехать, хотя из Москвы просили на нас по возможности не давить.
— Но вы, даже если пересидите бомбежки, ничего передать не сможете. Американцы наверняка применят электромагнитное оружие. Вырубятся все телефоны. У вас есть телефон?
Я во всем признался.
— Ну так вот, он работать не будет. И вообще ничего тут работать не будет,— с какой-то тоской закончил посол.— Надо отсюда выбираться.
— А вы?
— И мы. Если появятся американцы, нас здесь не будет. Посольство аккредитовано при законной власти, понимаете? Если здесь будут американцы, нам тут делать нечего.
Посол сказал, что через десять минут в посольстве собирает российских журналистов. Но когда я приехал туда, к нам вышел советник-посланник Александр Кинщак и с унылым видом передал то, что я уже слышал от посла. Советник-посланник добавил, что, кроме бомбежек, все опасаются внутренних беспорядков и мародерства, которое непременно начнется в городе.
Журналистов было человек пятнадцать. Слушали внимательно, не перебивая, потом вышли на свежий воздух и стали обсуждать ситуацию. Несколько человек сразу сказали, что уезжают в любом случае. Вопрос только, каким способом. Посол говорил про наш самолет, но телевизионщики не могли им воспользоваться, потому что никто не успевал расконсервировать аппаратуру в министерстве информации.
Озабоченность вызвал мой телефон. Все говорили, что его надо было декларировать на границе и получать на таможне разрешение — желтоватого цвета бумагу. Ходить с телефоном без этой бумаги, по общему мнению,— все равно что носить в кармане бомбу. В любую минуту меня с ним могли задержать, и правильно бы сделали. Поэтому я со своим товарищем Сашей Минаковым из РТР поехал в министерство информации, чтобы получить аккредитацию.
Телефонное бесправие
В министерстве было еще довольно много журналистов. Но практически все снимались с насиженных мест. На крыше здания еще накануне были развернуты студии ведущих мировых телекомпаний. Теперь крыша почти пустовала. Журналисты переживали, что мало кто зафиксировал момент отъезда военных наблюдателей ООН. Они снялись на рассвете, сразу после ультиматума, без шума и пыли. В самом министерстве была большая суматоха. Выносили оргтехнику и даже стулья. Я еще в Москве договорился, что мне будет помогать сотрудница министерства Муна. К каждому журналисту в Ираке в принципе должен быть приставлен специальный человек. Иракцы называют этих людей гидами. Но роль экскурсоводов у них — на последнем месте. На первом — контроль за передвижениями журналистов. В принципе на гидах лежит большая ответственность. Они параллельно работают как минимум еще на одно министерство. И вот только что гиды заявили, что в связи с войной они прекращают исполнять обязанности вплоть до поступления новых вводных. Было ясно, что эти вводные вряд ли уже когда-нибудь последуют.
Я нашел Муну. Она искренне хотела напоследок помочь мне (услуги гида стоили на тот день 50 долларов в сутки). Она познакомила меня с заместителем министра информации. Тот изучил мое письмо из посольства. Там было несколько слов и о телефоне "Моторола". Замминистра заметно насторожился.
— Вы оставили его на таможне? — с утвердительной интонацией спросил он.
Я сказал, что телефон при мне.
— Вы поступили не по правилам,— переменился он в лице.— У нас новые правила. Вы должны были оставить телефон на границе. У нас военное положение. Странно, что они разрешили вам вынести его. Давайте разрешение таможни.
Он говорил о желтоватой бумаге, которой у меня не было. Я ему сказал и об этом. Теперь этот человек глядел на меня широко раскрытыми глазами.
— Вы хотите сказать, что уже почти сутки находитесь на территории Багдада и носите телефон без разрешения?
Мне пришлось подтвердить и это.
— Вы понимаете, как вы нарушаете законы нашей страны? Вы хоть понимаете, какое это неуважение к иракскому народу и к его руководству? Кто вы?!
Я с тоской вспомнил, что неделю назад американского журналиста из "Бостон глоб" выслали из Ирака за то, что он сделал звонок по спутниковому телефону, на который у него было разрешение, из гостиничного номера. Из номера звонить было нельзя. Замминистра тут же подтвердил все эти опасения.
— Вы понимаете, что мы вас немедленно депортируем? Да, но мы вас сейчас даже депортировать не можем. Мы должны вас арестовать и разобраться, что произошло! Я вызову двух офицеров. Ждите.
Я спросил, нельзя ли мне все-таки после того, как офицеры разберутся, получить аккредитацию, а то без нее тут нельзя ступить и шагу. И еще раз попытался объяснить, что приехал вместе с делегацией, которую не досматривали.
— Когда офицеры разберутся, лучшим выходом для вас будет, если мы вас депортируем! — крикнул замминистра.
Ждать офицеров я не стал. Когда замминистра позвали к телефону в соседней комнате, я вышел, спустился на первый этаж и поехал в аэропорт. Без аккредитации тут делать было нечего. Даже пробираться к границе с Иорданией, что собирались сделать утром телевизионщики, бессмысленно. Я этой в стране был теперь хуже американца. Я был никем.
Взятки — наголо
Между тем в городе вдруг стали заметны следы надвигающейся паники. Кажется, до жителей столицы Ирака стало доходить, что с ними будет через день. На улицах уже был человеческий муравейник. На дорогах начинался хаос.Из отеля "Аль-Рашид" я выехал, если не ошибаюсь, последним. Два служащих сворачивали ковровые дорожки на входе, под которыми было скрыто знаменитое мозаичное панно с изображением Буша, от описания которого не удержался, по-моему, ни один журналист, пишущий об Ираке, вот в том числе и я. Буш на панно должен был принять свою смерть от Буша в Белом доме с открытым забралом.
В аэропорту мне удалось найти сотрудника авиакомпании, который летел с нами в Багдад в одном самолете. Он сказал, что поможет с билетом, только надо пройти таможню.
— Пойдем,— сказал он,— это несложно.
Но это оказалось сложно. Они обнаружили мой спутниковый телефон. Мрачно спросили, есть ли у меня деньги. А декларация? Деньги были, декларации не было. Все на глазах становилось еще хуже. Они начали куда-то звонить. Я вспомнил неплохое слово "бакшиш". Так же мрачно один из них спросил меня: "Хау матч?" Я сказал: "Твенти долларс". Он от возмущения даже поперхнулся. "Фифти",— добавил я. Он отвернулся. "Хандрид",— без удовольствия сообщил я.
— И вот ему тоже,— спокойно показал он на соседа.
Мне пришлось отдать им деньги. Кому война, как оказалось, а кому мать родная.
— Все хорошо,— сказали они мне.— Теперь все хорошо. Вон стоят два человека. Они тебе помогут.
И они передали меня с рук на руки еще двум таможенникам. Все повторилось. И еще раз. Сопротивляться было бесполезно. Потом я опять увидел сотрудника авиакомпании.
— Решили проблемы? — приветливо спросил он меня.
— Да нет,— ответил я.— Теперь они заставляют меня спрятать в багаж телефон и деньги, потому что там дальше еще два кордона, и там, они говорят, людям не объяснить, почему все эти меня пропустили без таможенных документов.
— Да, спрячьте поглубже,— кивнул этот человек, который все тут знал.— Здесь-то проблем не будет. Как бы наши дома, в Домодедово, не порылись.
Потом я прошел и через эти два кордона. Офицер, обыскивавший меня, признался в том, что очень любит Россию, и, потупившись, сказал только одно слово: "Гифт". У меня в кармане оказалась зажигалка с логотипом "Коммерсанта". Все буквы были на русском языке. Ему очень понравилось.
После боя
Все пассажиры самолета были уже на месте. Талгат Таджуддин поздравил меня с присоединением к их компании. Чуть позже появились сотрудники посольства, подлежащие эвакуации. В здании на улице Мансур осталось около 15 человек.Посол тоже появился и со всеми тепло попрощался. Уходя, владыка Феофан вдруг обернулся и неуверенно сказал:
— Ну так я остаюсь?
Титоренко удивился и похлопал его плечу:
— Езжайте с Богом в Москву, батюшка.
Владыка с готовностью кивнул:
— Ну что же. Если вы настаиваете...
Самолет стал выруливать на взлет. Муфтий Хазрат в микрофон запел молитву на арабском. В какой-то момент микрофон у него, похоже, выхватил владыка Феофан и успел сказать несколько слов из православной молитвы. Потом опять муфтий запел на арабском. Борьба за микрофон шла нешуточная.
Я еще раз подсел к Виктору Анпилову.
— Как провели время?
— Поняли, как чувствует себя народ. Видели женщин перед мечетью, которые хотят выйти замуж и для этого раздают нищим детям хлеб. Есть у них такой национальный обычай. Рассчитывают, что аллах поможет им выйти замуж.
— Еще что-то выяснили?
— Да. Если Буш — это Гитлер сегодня, то Саддам Хусейн — это Сталин номер два. Будет проведена очистительная борьба с теми, кто видит смысл только в долларах.
Я рассказал, что в аэропорту сегодня встретил очень много людей, которые тоже видят видят смысл только в долларах.
— Конечно,— поддержал Анпилов.— Всемирное зло пытается укорениться по всей планете. Это так естественно! Но народы не покупаются! Надо оторвать нефть от доллара! Найти деловых людей, бизнесменов, черт возьми, и оторвать!
— Виктор Иванович, мы же не на митинге.
— Да я искренне!
Я посмотрел на него. Похоже, и правда искренне.
Рядом сидел атаман Филин из этой же группы.
— Народ Ирака готов к войне,— сообщил он.
— А мне показалось, наоборот.
— Тактически, может, и не готов,— сразу согласился Филин.— Но моральная готовность есть.
— А я на рынке произнес речь,— перебил его Анпилов.— Моя самая короткая речь — на три секунды. Около пятидесяти человек собрал! Полноценный митинг. Объяснил им, что мы из России, что противостоим хищнику.
— Поняли?
— Да я потом просил перевести... А сегодня у нас была встреча с руководством партии БААС. Рассказывали им, как бороться с американской пехотой, у нас есть специалисты, генерал-полковник Скуратов издал много книг на эту тему. Как, спрашиваете, бороться? Если иракские войска начнут партизанскую войну, то американцы побегут! Их надо беспокоить по ночам. Хотя бы видимость атаки. Главное — чтобы они не спали. Не будут спать — не смогут воевать.
На том же месте в первом ряду сидел президент Калмыкии. Я спросил, доволен ли он результатами поездки.
— Да, встречались, говорили... Я виделся со старшим сыном Саддама Удеем, он мой товарищ. Встреча была назначена на сегодняшний вечер, потому что его не было в Багдаде, ездил инспектировать готовность некоторых провинций к войне по заданию отца. Должен был и с папой встретиться, но не успел, он передал мне привет. А сын в полшестого утра приехал и узнал, что вылет переносится, и прислал за мной машину.
— Это ведь сразу после ультиматума.
— Да. Знаете, многие постеснялись приехать, а я нет, я открыто высказал свою поддержку Саддаму. Еще бы, сильнейший лидер, 12 лет в блокаде, и такой результат.
— Какой?
— Не потерял управление страной.
— Похоже, теперь потеряет.
— Посмотрим. Знаете, когда я узнал, что они бомбить вот-вот будут, захотелось просто поехать и поддержать их.
Кирсан Илюмжинов больше не говорил, что он на этом борту случайно и летит, что обсудить проблемы чемпионата арабских стран по шахматам. Значит, прав был все-таки посол.
— И вообще, что за ультиматум Буша? Почему одна страна должна править в мире? — недоуменно спросил он.
— Вы с кем-нибудь согласовывали визит?
— Кремлевская администрация в Москве была, конечно, не в восторге от того, что я поехал. Конечно, ведь американцы так нагло ведут себя! Ясно, что получили одобрение из Кремля.
— Что еще рассказал вам Удей?
— Сказал, что американцев теперь ждет много сюрпризов, и не только в Ираке. Так и сказал! И поймите правильно, это же не терроризм с их стороны, это война.
— А где вы встречались?
— Дома у него.
— Хорошее у него бомбоубежище?
— Я его видел еще в 1996 году. Хорошее. Просторное, машины могут ездить.
— Да, мир после этой войны изменится,— вздохнул он.— Американцы не понимают, что делают. Законов ведь не будет. Сами и пострадают. А если завтра у них черные к власти придут? Переворот, я имею в виду...
На подлете к Москве все немного выпили. Муфтию Хазрату и владыке Феофану пилоты в кабине дали немного порулить. Расставались тепло. В аэропорту, на выходе из VIP-зала, еще дали пресс-конференцию. Виктор Анпилов тоже хотел пройти через VIP, но его не пустили. Он закричал, что "Трудовая Россия" всегда ходит через VIP, но это не помогло. На родной земле его принимали по-другому.
А я так и не дождался своего багажа с этим чертовым телефоном и, главное, с этим всемирным злом, пытающимся укорениться на всей планете. Похоже, в Москву багаж так и не прилетел, а так и укоренился в Багдаде, у этих мужественных людей, всеми доступными способами борющимися на свободу и независимость своей родины. Ну и ладно. Им он сейчас нужнее.
АНДРЕЙ Ъ-КОЛЕСНИКОВ, Москва--Багдад--Москва