Декан экономического факультета МГУ Александр Аузан не раз высказывал озабоченность состоянием российского образования, особенно высшего. По мнению профессора, образование требует смены самой экономической модели.
Фото: Александр Уткин
Фото: фото из личного архива
Александр Аузан: В начальной школе наши дети отличаются умом и, по международным рейтингам, входят в первую пятерку. В средней школе мы на 26–32-м месте. В высшей школе наши команды побеждают на олимпиадах, но по общему уровню мы едва дотягиваем до Испании и Южной Кореи. Это означает, что реализовать свой потенциал мы не можем и, более того,— растрачиваем. В советское время говорили: образование — борьба системы с одаренностью. Наша система выиграла борьбу, мы имеем модельный кризис.
Валерий Панюшкин: Что же с нашей моделью не так?
А. А.: В 1990-е годы была предложена модель: образование — такая же сфера рыночной деятельности, как и многие другие. Есть регулятор, есть потребитель, есть спрос, есть предложение — исходя из этого построена та модель, которая сейчас демонстрирует свой ошеломляющий результат.
В. П.: Почему это не работает?
А. А.: Потому что образование — не услуга (при всем уважении к парикмахерским). В крайнем случае инвестиционная услуга. Продукт образования — это успешное будущее выпускника. Успешный выпускник — и не по баллам, а в жизни. Говоря экономическим языком, «человеческий капитал». Этот капитал не может проявиться в процессе обучения или даже через два года после выпуска. Вы не можете с саженца яблони сразу потребовать антоновки для пирога. Если результат образования — человек и в процессе он деградирует, тут и надо разбираться, почему модель не работает.
В. П.: Что это за деградировавший выпускник такой?
А. А.: Сейчас критерий для составления программ — профстандарты. То есть мы отдали дело работодателю, чтобы он нам все наладил. Не получилось! Россия находится за пределами первой сотни стран, которые привлекают профессионалов. Это во-первых. Во-вторых, образование производит не только умения, но и ценности и поведенческие установки. Мы сделали исследование по 27 университетам и выяснили: студенты за время обучения перестают доверять людям и начинают думать, что допустимо не платить налоги. На это коллеги из вузов, где проводилось исследование, сказали: это и есть подготовка к жизни в нашей стране. Хотелось бы, чтобы новое поколение двигало нас вперед, а не деградировало в угоду реальности. Но наши ученики уезжают на Запад и делают там карьеру. Значит, мы не до конца уничтожаем их природную одаренность и можем давать хорошее образование — нужно только сменить модель.
В. П.: Как? И какие вообще бывают модели?
А. А.: Благо бывает доверительным: вы не знаете качества лечения — благодаря таблеткам вы выздоровели или вопреки. И качества образования вы не знаете — это доверительное благо. А еще мы имеем олигополию. У нас несколько десятков ведущих университетов в стране. Они получают деньги от государства, участвуют в проектах правительства, делят рынки. Еще существуют специфические активы. Например, научные школы. Коллеги из ВШЭ предложили, как в Америке, запретить выпускникам работать там, где они учились. У нас это сработает иначе: вуз не будет вкладывать деньги в подготовку ученого для себя, а лучше купит ученого из другого университета. Поэтому я считаю, что совершены ошибки в самой модели. Рубашка оказалась не по размеру, задавленное неудобными условиями образование стало хиреть.
В. П.: И что с этим делать?
А. А.: Кризис образования вижу не я один. Идея привлечь работодателей возникла пять-семь лет назад, но не сработала. Еще пробовали проращивать исследовательские университеты: министерские чиновники почему-то решили, что это лучшая модель. А ведь в мире три типа университетов. Исследовательские обычно очень маленькие (из наших это Европейский университет, РЭШ и Шанинка). Там главный — ученый, а не преподаватель. Он занимается исследованиями, а рядом с ним студенты чему-то научаются. Еще бывают liberal arts, университеты, где учат всему, от истории до математики, потому что неизвестно, что в жизни понадобится. А есть еще state universities, которые готовят управленческие кадры, поэтому там главное — практики. Без системного мышления трудно жить — не важно, наукой вы занимаетесь или строите управленческую систему. И для формирования системного мышления главную роль играют как раз liberal arts — именно эти университеты позволяют увидеть многомерность мира. Без многомодельности мы не справимся.
В. П.: Так как же устроить эту вашу многомодельность?
А. А.: Надо отнестись к образованию не как к рыночной конкуренции, а как к сложному и длинному инвестиционному процессу. Строительство этой модели надо начинать с успешного выпускника — когда университеты, оценивая своих студентов, дают гранты школьным учителям, а выпускники университетов, достигшие определенных высот, решают, что делать с системой стимулов для преподавателей alma mater. Длина взгляда — это и есть основа инвестиционной модели. Если мы признаем, что яблоня вырастает не за год, где-то здесь и найдется выход из кризиса. весь сюжет
rusfond.ru/issues