 |
ФОТО: РГАКФД\РОСИНФОРМ  Борис Ельцин и Яков Рябов немало лет проработали в одной упряжке (фото 1975 года) |
"До инженеров в нашей семье дело вряд ли дойдет"
— Яков Петрович, так как же вы стали "крестным отцом" Бориса Ельцина?
— Почему только Ельцина? И других известных в последние десятилетия политиков — Николая Рыжкова, Олега Лобова, Геннадия Колбина, Юрия Петрова. Я, как и любой другой партийный руководитель, много занимался кадрами — подбирал людей, продвигал их. Точно так же и меня в свое время присмотрели и выдвинули на партийную работу.
— Но ведь Ельцин и Рыжков — люди не без недостатков.
 |
ФОТО: РГАКФД\РОСИНФОРМ Семья Рябовых. "Мать (в центре, сидит) была штукатуром с нулем классов образования. Отец (в центре, стоит) пограмотнее — три класса. А я (первый слева) был девятым ребенком в семье. Не все, правда, выжили" |
— А что, об этом никто не знал?
— Да все знали! Мои родители на самом деле приехали строить Уралмаш из деревни. Мать была штукатуром с нулем классов образования. Отец пограмотнее — три класса. Он воевал в первую мировую, получил солдатские Георгиевские кресты. Потом до 1922 года был командиром Красной армии. Жили мы в уралмашевском поселке, как и все, тяжело — сначала в землянках, потом в бараках. Отец работал столяром и плотником. И в 1939 году ему как стахановцу выделили участок под строительство дома и делянку в уралмашевском лесхозе. Нужно было самим валить лес, делать сруб. Все работали, так что помочь отцу мог только я, 11-летний пацан.
— Отец мечтал, чтобы вы пошли по его стопам?
— Мы с ним тогда говорили о моем будущем. Он мне рассказал, кто такие конструкторы: люди, которые придумывают все. Я решил, что он хочет, чтобы я стал инженером. "Ну, сынок,— говорит отец,— до инженеров в нашей семье дело вряд ли дойдет. Недосягаемое это дело. А вот если бы в нашей семье появился техник, это было бы великое дело". Так что я преодолел все препятствия и поступил в 1942 году в танкостроительный техникум. Одновременно работал на заводе, занимался спортом, общественной жизнью.
— Так вы на партийную работу попали из комсомола?
— Нет, хотя и был членом обкома комсомола. Но в кадровую обойму, как тогда говорили, я попал как производственник на Уральском турбомоторном заводе. Я работал в конструкторском бюро завода, а после техникума поступил на вечернее в Уральский политехнический институт и еще до получения диплома был назначен начальником КБ. Но крутиться вокруг меня товарищи, ответственные за кадры, начали, когда меня назначили начальником цеха. Избрали в партком завода. А через некоторое время выдвинули в секретари парткома — я ни в какую. Директор завода говорит: "От вас все равно не отстанут, соглашайтесь".
— И почему же в вас так вцепились?
 |
ФОТО: РГАКФД\РОСИНФОРМ Слабохарактерный директор Уралмаша товарищ Рыжков (в центре) переехал в Москву не без помощи товарища Рябова (справа) |
"Я объяснил Ельцину, что это неправильный подход"
— И Рыжкова вы таким же образом нашли и вели?
— Его приметил директор Уралмаша Кротов. Рыжков в 1950 году окончил сварочный техникум в Донецке. Его направили на Уралмаш. Учился на заочном и вырос до начальника сварочного цеха. А тогда на Уралмаше шла реконструкция. Важным объектом был цех металлоконструкций. И тогда было принято решение под строительство этого корпуса ввести должность главного сварщика. Кротов говорит мне: "Посмотри Рыжкова. Хороший, перспективный парень. Может, назначить его начальником корпуса и одновременно главным сварщиком завода?" Я с ним подробно не беседовал. Симпатичный, грамотный, молодой. Говорю: "Это твоя номенклатура, а не райкома. Считаешь нужным, ставь пожалуйста. Пусть пойдет".
— А кто его двигал дальше?
— Потом уже начал его проталкивать я. Он лояльный такой, спокойненький, обходительный, мягкий. Директором Уралмаша после ухода Кротова на повышение поставили немолодого человека, и я считал, что Рыжков, который был на 19 лет моложе директора, будет подходящим главным инженером. И я его рекомендовал на утверждение.
— То есть вы считали, что ему следует набраться опыта под руководством специалиста?
— Я и сам в его подготовке принимал участие — жестко критиковал за недостатки в работе, а когда он их исправлял, хвалил.
— Он не обижался?
— Конечно, обижался, но делал все как надо. Поэтому я счел, что его уже можно поставить во главе Уралмаша, когда произошла неприятность с действующим директором. Он повел себя неправильно — запил. Я был вторым секретарем обкома и настоял на назначении Рыжкова, хотя первый сомневался.
— И Рыжков справлялся?
— Ну, как сказать? Он старался, но получалось не всегда. Тогда началась косыгинская реформа экономики, и предприятиям стали спускать планы не помесячно, а поквартально. А внутри директор мог распределять работы так, как считал нужным. И у Николая частенько оказывалось, что в самом тяжелом последнем квартале года половина квартального плана отнесена на декабрь. Он начинал ходить ко мне, жаловаться на поставщиков, смежников: мол, подвели. И просил помочь скорректировать план в сторону уменьшения. Я говорю: "А ты министру звонил?" "Звонил,— говорит,— да он не соглашается". Мне это тоже было ни к чему: не выполнит план Уралмаш, значит, в отстающих окажутся и район, и город. Я уже был секретарем обкома. "Ну, приезжай,— говорю,— позвоним министру". Вызываю Москву, тот ни в какую. Я ему объясняю, что тогда не выполнит план и главк, и все твое министерство. Министр поупирается, да и согласится. А потом спросит: "Этот слюнтяй и нытик Рыжков небось возле тебя сидит?"
— Другого вашего выдвиженца — Ельцина трудно было обвинить в слабохарактерности.
— Он чем-то был похож на меня. Энергичный, упорный. Я познакомился с ним в 1963 году. Он был начальником стройуправления, строил очистные сооружения для производств и города. Работал хорошо, настырно. Мы его выдвинули главным инженером домостроительного комбината, а года через полтора — директором ДСК.
— Строители тоже хронически не выполняли план. Вы и с Ельциным звонили соответствующему министру?
— Там был такой порядок, что все, хочешь или не хочешь, должны были помогать строителям. Если дом до конца года не сдавался, его переносили в план следующего года. То есть деньги, выделенные на такой же дом в следующем году, мы теряли целиком и полностью. Вот и приходилось собирать отовсюду строителей и бросать их на сдачу объектов. Из-за этого однажды случился казус. Пятиэтажка, построенная ДСК, весной развалилась. Оказалось, что бетон в фундаменте, который заливали в мороз, не схватился, а застыл. Ельцина тогда мы представляли к ордену Ленина, но еле отбили для него после этого орден "Знак Почета". Хотя виноват он не был — фундамент делали смежники.
— А как он попал на партийную работу?
 |
ФОТО: РГАКФД\РОСИНФОРМ Товарищ Суслов был двумя руками за назначение товарища Рябова секретарем ЦК, а сообщил ему приятную новость лично товарищ Брежнев |
— А у вас не было сомнений?
— Так получилось, что несколько моих друзей учились вместе с Ельциным. Я решил спросить их мнение о нем. Они говорили, что он властолюбив, амбициозен, что ради карьеры готов переступить даже через родную мать. "А если ему дать задание?" — спрашиваю. Они говорят: "Любое задание начальства он разобьется в лепешку, но выполнит". Я прямо сказал друзьям, что именно такой человек мне и нужен — он же строительство курировать будет, а не идеологию. Но Борису при встрече я эти претензии высказал. Он сразу вскинулся: "Кто вам сказал?!" Я ему объяснял, что это неправильный подход: "Тебе нужно думать, как искоренить недостатки, а не то, кто о них сказал". Но он потом все равно вычислил этих людей и не давал им хода.
— И как у него складывалась работа в обкоме?
— Отношения с окружающими у него были неважные. Он ведь грубый, резко разговаривал даже с секретарями обкома. Поэтому семь лет заведующим отделом и просидел. За это время избрали двух новых секретарей, а его назначением обошли. Вот тут он и задумался. Стал на глазах меняться, начал искать подход к людям, тому чем-то помог, с этим подружился. Так что когда у нас перевели в Грузию второго секретаря, а я уже был первым, все дружно начали мне говорить, что вторым надо рекомендовать Ельцина. Но я и здесь поступил по-своему — предложил все строительные дела, лесное хозяйство и соцкультбыт передать в ведение одного секретаря обкома и избрать на эту должность Бориса. Считал, что вторым ему быть рановато.
— И все же, уезжая в Москву, вы рекомендовали на свое место именно его.
— Я считал, что он достаточно изменился. А его волевые качества были нужны области. Брежнев тоже удивился: "Почему он? Не член ЦК, не депутат, даже не второй секретарь". Но я сказал, что он справится.
"Да на хрен он нужен со всеми его перекрутками!"
 |
ФОТО: РГАКФД\РОСИНФОРМ Когда стали подбирать натуру для съемок немецкого фильма, в Политбюро решили, что на фоне других секретарей обкома (справа — товарищ Городовиков, секретарь Калмыцкого обкома) товарищ Рябов (слева) смотрится выигрышно |
— Андрей Павлович уехал от нас, когда я был секретарем райкома, и все дальнейшие перемещения происходили уже без него.
— Но вы же не станете уверять, что он не вмешивался в кадровые дела своих выдвиженцев?
— Кириленко агитировал меня пойти в Министерство энергетического машиностроения. Говорит: "Я посоветоваться, только посоветоваться. Создается новое министерство. Не хотели ли бы вы его возглавить?" Я отказался. Там ведь было всего 26 заводов, а в области у меня — тысячи. Не мой уровень, не полезу на эти 26 заводов... Я член ЦК, депутат Верховного совета, что мне еще надо? А на пост секретаря ЦК меня выдвинул не он, а Суслов.
— Вы ведь не входили в число идеологов. При чем же тут Суслов?
— В 1975 году вдруг мне позвонил секретарь ЦК Капитонов и говорит, что обратились западные немцы, чтобы показать по своему телевидению фильм о работе секретаря обкома, и на Политбюро решили разрешить им снимать меня. Но я это дело отбил. Звонит Кириленко. Я снова отбил. Через день звонит Суслов: "Вы почему, товарищ Рябов, не выполняете распоряжения Политбюро ЦК КПСС? Леонид Ильич это мероприятие поддерживает". Деваться стало некуда. С немцами приехал Генрих Боровик, и мотали они меня два месяца. Фильм показали по немецкому телевидению и для делегатов XXV съезда. А тут умер министр обороны маршал Гречко.
— А что там все-таки случилось? Есть совершенно различные версии.
— Мне рассказывали, что произошло следующее. Гречко после игры в теннис вернулся домой и прошел в свой кабинет. Внук побежал за ним звать обедать. Возвращается и говорит: "А дедушка-то не разговаривает". Он умер сидя за столом. Министром обороны назначили Устинова, а место секретаря ЦК по оборонным вопросам освободилось. Устинов хотел, чтобы секретарем ЦК избрали его ближайшего сторонника — председателя Военно-промышленной комиссии Совмина Леонида Смирнова. А Суслов, как мне потом говорили, на Политбюро спросил: "Почему это Смирнов должен везде следовать за Устиновым? Надо рассмотреть кандидатуру кого-нибудь из секретарей обкомов". Вот и сошлись на моей кандидатуре. Мне позвонил Брежнев и пригласил прилететь в Москву. Зачем, почему — не сказал. А чуть позже позвонил его секретарь Дебилов и сказал, что на столе у Леонида Ильича лежит моя объективка и что ходят слухи о моем назначении главой профсоюзов — председателем ВЦСПС. Но оказалось, что секретарем по оборонке.
— Суслов понимал, что Устинов хочет сосредоточить в своих руках все руководство армией и оборонкой?
— Конечно. И наверняка знал, что у меня с Устиновым не совсем гладкие отношения. Испортились они в 1971 году, когда я стал первым секретарем обкома. Наш Уралвагонзавод в Нижнем Тагиле тогда подготовил выпуск танков Т-72. Надо было принимать его на вооружение и начинать выпуск. Но только что в Харькове наладили производство танков Т-64. Военным он не нравился, и его приняли на вооружение только под большим давлением ЦК и самого Устинова. Так же жестко он выступал против нашего Т-72. "Средний танк,— говорит,— у нас уже есть, и другого нам не надо". А я говорю: "Надо!" Устинов, приехав к нам вручать области орден, даже отказался ехать в Нижний Тагил. Но я Устинова все-таки на Уралвагонзавод привез. Показали танк, а он мне говорит: "Знаешь, Яков, ты занимайся своим партийным делом. Что ты в наши вопросы лезешь?!" Ну, меня заело. "Я знаю,— отвечаю,— чем мне заниматься в области, и танк Т-72 в производство пойдет!" "Ну, посмотрим",— говорит Устинов. И началась заваруха.
— И что предпринял Устинов?
 |
ФОТО: РГАКФД\РОСИНФОРМ Товарищ Устинов (второй слева, сидит) дружил с товарищем Рябовым (третий слева, сидит) до тех пор, пока между ними не пробежал танк Т-72 |
Дней через пять мне звонит министр обороны маршал Гречко: "Можно прилететь к вам прямо в Нижний Тагил?" Там был рядом аэродром ПВО, и через четыре часа мы с командующим Уральским военным округом встречали там Гречко. Показали ему сборочный цех завода. По конвейеру идут танки, параллельно идет сборка башни, в конце стыкуют, откатывают танк в бокс, заправляют, и вот он загудел и пошел. Гречко говорит: "Интересно".
— Устроили типичную показуху?
— Она только начиналась. Выводим мы его к шоссе, которое шло вдоль корпуса. Вдруг гул. Со скоростью почти 70 км/ч летит Т-72, от булыжника искры летят. За ним второй — скорость такая же, только башня крутится и пушка вверх-вниз. Третий танк остановился, высекая искры, с полного хода прямо возле Гречко. Пришли к директору завода. Спрашиваем у Гречко: "Докладывать?" А он говорит: "Что докладывать, надо танк в производство пускать". Пошли мы с ним к телефону ВЧ, позвонили Брежневу. Гречко докладывает: "Я посмотрел Т-72. Это чудеснейшая машина. Это то, что нужно вооруженным силам. Если вы не будете возражать, я от вашего имени объявлю, что машина принимается на вооружение". Брежнев отвечает: "Тебе решать. А как же с Устиновым?" Гречко говорит: "Да на хрен он нужен со всеми его перекрутками!" Устинов мне этого не простил.
(Окончание следует)
ПРИ СОДЕЙСТВИИ ИЗДАТЕЛЬСТВА ВАГРИУС "ВЛАСТЬ" ПРЕДСТАВЛЯЕТ СЕРИЮ ИСТОРИЧЕСКИХ МАТЕРИАЛО В РУБРИКЕ АРХИВ