В Пушкинском музее при поддержке Агентства по культуре Японии и компании «Роснефть» открылась грандиозная выставка «Шедевры живописи и гравюры эпохи Эдо». Из-за хрупкости 135 важнейших, в том числе и редко покидающих Японию произведений, в основном выполненных на шелке и бумаге за более чем 260-летний период начиная с XVII века, покажут в два этапа. Рассказывает Игорь Гребельников.
Хрупкое японское искусство периода Эдо в Москве можно рассмотреть с недопустимого для японских музеев расстояния
Фото: Кристина Кормилицына, Коммерсантъ / купить фото
Музей небезосновательно называет «Шедевры живописи и гравюры эпохи Эдо» (кураторы — Хироёси Тадзава и Айнура Юсупова) главной выставкой года: такой представительной подборки работ, отвечающих за огромный период японского искусства, в Москве еще не показывали. Многие работы — хрестоматийные, как, скажем, ширма Огаты Корина «Бог ветра и бог грома», персонажи которой украшали книжные и альбомные обложки советских времен. И вот теперь все это — «живьем», причем вещи можно рассмотреть чуть ли не вплотную, с недопустимого в японских музеях расстояния, и оценить ни с чем не сравнимое мастерство владения тушью и кистью, обращения с бумагой, шелком, краской, позолотой, которое свойственно только японским художникам.
В начале ХХ века европейцы открыли для себя японское искусство отнюдь не через высокий жанр, а через тиражную гравюру на дереве укиё-э, детище эпохи Эдо (1603–1868). Хоть и весьма разнообразная в смысле качества, но все же массовая продукция породила моду на японизм и повлияла на стиль ар-деко. Нынешняя выставка снимает самые сливки с периода небывалого расцвета искусства, связываемого с централизацией власти и внешней самоизоляцией страны.
Эдо — существовавшее до 1868 года название Токио, тогда еще не столицы Японии (ей был Киото), а — к приходу к власти в 1603 году сёгуна Токугавы Иэясу — всего лишь маленького поселения. Уже через столетие правления сёгунов из рода Токугава его население превысило миллион жителей. Эдо стал политико-административным центром Японии.
Именно сёгунам с XII века принадлежала реальная власть в стране, тогда как ослабевшая власть императора была к тому времени всего лишь «божественной» (впрочем, формально титул сёгуна жаловал все-таки император). Политическая история средневековой Японии, как и любого феодального образования,— это череда междоусобных и клановых войн за право властвования сёгунатом, ей-то и положил конец Токугава Иэясу. Его стараниями на японских островах воцарились стабильность, покой и процветание.
Выходец из самурайского рода Токугава Иэясу пришел к власти интригами, отвагой и жестокостью. Первым делом он навел порядок в управлении страной (прекратились войны, а в четкой вертикали власти уже не нашлось места императору), в экономике (стала расти внутренняя торговля, а вместе с ней — старые города, возникали новые) и, что называется, в умах населения — утвердилось строгое конфуцианство с опорой на незыблемость порядка. Поиски национальной идентичности привели к осознанию исключительности японской нации и ее превосходства над китайской. В иностранцах и христианстве увидели главных врагов режима, массовые казни и ограничения торговли с испанцами, португальцами и голландцами фактически отрезали страну от внешнего мира. Мобилизация внутренних ресурсов привела к экономическому и культурному расцвету на период без малого 265 лет, в течение которых клан Токугава правил Японией,— с этим Ренессансом и знакомит выставка в ГМИИ.
Конечно, расцвет в искусстве был бы немыслим без предшествующей многовековой традиции, восходящей к китайским мастерам. Но многое появилось впервые: как, например, театр кабуки, возникший из ритуальных танцев на природе некой Окуни, служительницы одного из старейших синтоистских святилищ. Они были дополнены светскими номерами, музыкой, актерством, девушек-актрис сменили юноши. Театр кабуки стал повсеместным массовым развлечением, целой культурой и неисчерпаемой темой для мастеров гравюры. Благодаря ей мы знаем не только костюмы и роли, но и имена актеров, и их характерную мимику, как, например, на портрете Араси Рюдзо в роли ростовщика авторства Тосюсая Сяраку.
Если раньше заказчиками искусства были преимущественно император, монастыри, храмы, военные, то в новые времена к ним добавились богатые купцы и состоятельные горожане. Отсюда и многообразие направлений: произведениями школы Кано, возникшей в Киото, но распространившейся и в других городах, наслаждались знатные самураи, школы Тоса — императорский двор и высшая аристократия, школы Римпа — богатое купечество; гравюры и живопись в технике укиё-э имели более широкое хождение.
Сюжеты тоже вышли за рамки религиозных, а традиционные были переосмыслены. Дивная ширма «Наслаждение вечерней прохладой» кисти Косуми Морикагэ (одна из двух работ на выставке, обладающих статусом национального сокровища Японии) — простая семейная пара, сидящая на террасе, монохромное изображение, словно растворенное в воздухе, свежесть которого ощущаешь и четыре века спустя. То же растворение очертаний горы Фудзи, выполненных тушью в тончайших оттенках серого и черного, на белой поверхности створок ширмы Кано Танъю. Все это — перегородки, по сути, стены жилища, ставшие чарующе невесомыми. Многочисленные вариации в жанре «цветы и птицы» на ширмах, бумажных и шелковых свитках — тоже элементы дизайна интерьеров, ставших будто одушевленными. Не всегда — природой, но и грозными богами вроде тех же «Бога ветра и бога грома» Огаты Корина.
Жизнь переливалась красками и за пределами жилищ — судя по многочисленным изображениям куртизанок, любовных свиданий, пикников на природе и разного рода городских сцен. И это, пожалуй, самое удивительное в эпохе Эдо. Насыщенная будничная жизнь, несмотря на жесткий политический режим, не только продолжалась, но и смогла остаться в истории самым изысканным способом.