Одной из главных тем для обсуждения на Восточном экономическом форуме во Владивостоке стала ситуация на Корейском полуострове. Член южнокорейской делегации спецпредставитель президента по связям с РФ и основатель Комитета по развитию экономических отношений с северными странами Сон Ён Гиль рассказал корреспонденту “Ъ” Михаилу Коростикову, зачем, с его точки зрения, лидеру КНДР Ким Чен Ыну стоило бы выступить трибуны Генассамблеи ООН, действительно ли Пхеньян движется к денуклеаризации и почему многие южнокорейские компании боятся сотрудничать с РФ.
— Вы выступили идеологом и создателем южнокорейского комитета по развитию экономических отношений с северными странами. В чем была идея?
— Как вы знаете, в начале 1990-х произошла нормализация отношений с Россией, и в целом у нас сохранялся двухпартийный консенсус по поводу того, что эти отношения нужно поддерживать и развивать. Но процесс шел очень медленно. Тогда я в качестве спецпосланника президента Кореи съездил в Кремль к президенту Владимиру Путину, вернулся, поговорил с моим президентом, и мы решили создать такой орган. Он нужен для координации политики в отношении России между разными министерствами, для того чтобы задавать стратегический курс.
— Комитет также занимается развитием отношений с Северной Кореей, Монголией, Китаем и странами Центральной Азии. Какая из этих стран в приоритете?
— Первый приоритет — Россия. Предыдущий режим (администрация консервативного лидера Пак Кын Хе, которая была свергнута в конце 2016 года и позже заключена в тюрьму за коррупцию.— “Ъ”) делал фокус только на Северную Корею, не уделяя России достаточно внимания. Мы решили исправить эту ошибку. Северокорейская проблема решится, рано или поздно, но отношения с Россией — отдельная тема, которая не зависит от ситуации в КНДР.
— Как работает ваш комитет? Каковы его полномочия? Нет ли пересечений по функциям с министерствами?
— Комитет состоит из четырех министров: финансов, иностранных дел, торговли и объединения (Корейского полуострова.— “Ъ”) — плюс двадцать экспертов и представителей гражданского общества. Комитет — штаб-квартира всей нашей политики в этой области.
— Инициатива президента Южной Кореи Мун Чжэ Ина о «девяти мостах сотрудничества» предполагает, помимо прочего, развитие в России сельского и рыбного хозяйства, строительство промышленных кластеров и многое другое. Какие из этих идей ближе всего к реализации?
— У нас уже есть многие реализованные проекты по строительству инфраструктуры и ведению сельского хозяйства за рубежом. Но их обсуждение требует времени. Плюс существует очень важная проблема санкций. Американский министр финансов и OFAC (управление по контролю над иностранными активами США.— “Ъ”) угрожают вторичными санкциями тем, кто будет сотрудничать со многими российскими компаниями. Нужно как-то убедить акционеров, что оно того стоит. Плюс корейский ExIm Bank (госбанк, имеющий дело с экспортом и импортом.— “Ъ”) очень осторожен: опасается попасть под санкции.
— Но у нас развивается сотрудничество с Японией, и многие японские компании сотрудничают с Россией, не боясь санкций. JBIC (японский банк международного сотрудничества.— “Ъ”) кредитует российско-японские проекты. Не хотите перенять опыт?
— За девять лет президентства Ли Мен Бака и Пак Кын Хе многие наши крупные компании стали слишком зависимы от США. Они потеряли достоинство. Я критикую их, я даже министра объединения критикую. Он такой осторожный, такой боязливый в отношениях с КНДР. У нас многие очень часто смотрят в сторону США. Я говорю им: вы служите не США, а народу Кореи.
— Правильно ли я понимаю, что ваша с Мун Чжэ Ином Демократическая партия настроена более пророссийски, чем консерваторы?
— Да, совершенно верно.
— Сейчас идет обсуждение создания зоны свободной торговли между Евразийским экономическим союзом и Южной Кореей. Ожидаете ли вы в ближайшем будущем подписания соглашения?
— Россия заняла очень осторожную позицию в этом вопросе. Она защищает свое производство автомобилей, из-за этого переговоры идут небыстро. Я считаю, что если Россия и другие страны Евразийского союза пойдут на упрощение торговли, это повысит конкуренцию и качество товаров, в том числе автомобилей. В Приморье есть много простора для развития торговли, много земли. Там должно быть больше зерна, больше скота, все это можно продать в Корею.
— На вашем сайте я обнаружил, что вы критикуете предыдущее руководство Южной Кореи за то, что оно наложило санкции на проект Хасан—Раджин (план экспорта российского угля через северокорейский порт Раджин.— “Ъ”), но нынешнее руководство до сих пор их не сняло. Почему?
— Проект Хасан—Раджин не обложен санкциями ООН (он исключен из них специальным пунктом резолюции Совбеза ООН.— “Ъ”), но против него действуют отдельные южнокорейские и американские санкции. Мы не можем просто возобновить сотрудничество по проекту, для этого нужно добиться снятия американских санкций. Мы ведем с США эти переговоры, убеждаем американцев, но президент Дональд Трамп верит, что санкции заставляют КНДР менять свою политику.
— Верите ли вы в то, что этот проект может скоро возобновиться?
— Мы должны вместе убеждать США. В этом месяце (18 сентября.— “Ъ”) состоится очередной межкорейский саммит, после чего Мун Чжэ Ин отправится в США (на Генассамблею ООН.— “Ъ”) и там еще раз попробует убедить Дональда Трампа достичь компромисса.
— Насколько я знаю, в июле в КНДР приезжали представители России и Южной Кореи, которые пробовали вместе как-то возродить проект Хасан—Раджин. Что из этого вышло?
— Да, туда ездил мэр города Пхохана на восточном побережье Кореи. Он мой друг и горячий сторонник расширения сотрудничества, так что он решился на этот шаг. Я поддерживаю его поступок.
— Готова ли Южная Корея вложить деньги в проект Хасан—Раджин, если санкции будут сняты?
— Конечно. Три компании, Hyundai, Korail и POSCO, готовы финансировать его.
— Когда, по-вашему, санкции могут быть сняты?
— Мы рассчитываем максимум на год-два, мы оказываем давление на США в этом вопросе. Я лично скоро лечу в Вашингтон, чтобы встретиться с курирующим этот вопрос человеком.
— Как вы относитесь к трехсторонним проектам на Корейском полуострове — строительству железной дороги, газопровода, линии электропередачи через весь полуостров? Даже если санкции будут сняты, в КНДР сохраняется очень нестабильный режим. Какой бизнес пойдет на инвестиции в этом регионе?
— Я считаю, что этим должен заниматься международный консорциум с представителями Японии, США, Китая, России. К примеру, если Япония и Северная Корея примирятся, Токио должен будет выплатить Пхеньяну $20 млрд в качестве компенсации за преступления в ходе оккупации (в 1910–1945 году Корея была целиком поглощена Японией, которая проводила там политику ассимиляции.— “Ъ”). Это само по себе неплохой стартовый взнос, но он может быть выделен в виде инвестиций, в виде нематериальных вещей, к примеру, технологий. Другой источник — Азиатский банк инфраструктурных инвестиций. Я недавно встречался с его главой, и он сообщил, что в случае нормализации обстановки на полуострове будет готов вкладывать деньги.
— Вам действительно кажется, что КНДР движется к денуклеаризации? Что заставляет вас так думать?
— В США очень многие верят, что в КНДР все — и народ, и руководство — сумасшедшие. Я не думаю так. Руководство КНДР в некоторых вопросах очень последовательно и стабильно. Сейчас Ким Чен Ын — более предсказуемый лидер, чем Дональд Трамп. И двигаться к денуклеаризации — в его интересах.
— Можно ли вообще как-то повлиять сейчас в этом вопросе на США?
— В конце сентября будет Генассамблея ООН. Лидеры со всего мира съедутся туда. Ким Чен Ын все время спрашивает: «Почему меня никто не слушает? Почему везде одна только американская точка зрения?» Я отвечаю: ему необходимо поехать и выступить на Генассамблее. Это будет не трудно, он хорошо знает английский. Он мог бы использовать эту трибуну как (лидер кубинской революции.— “Ъ”) Фидель Кастро, который ненавидел США, но ездил в Нью-Йорк, чтобы донести до мира свою позицию.
— В чем могла бы быть его позиция?
— В том, что договор о нераспространении ядерного оружия несправедлив. Если США, Россия и Китай могут иметь ядерное оружие, почему его не может иметь КНДР? Страны мира должны либо разрешить северокорейцам (иметь ядерное оружие.— “Ъ”), либо выдать гарантии безопасности и неприменения против них силы.