Тема миграции — снова номер один в немецком обществе. Спустя почти год после всеобщих выборов и через две недели после того, как город Хемниц захлестнула волна правых, а затем левых протестов из-за убийства беженцами гражданина ФРГ, политическое руководство страны так и не пришло к общему знаменателю по миграционному вопросу. Глава МВД Хорст Зеехофер считает миграцию «матерью всех политических проблем» в Германии. Канцлер Ангела Меркель парирует, говоря о «вызовах и успехах». А чиновники утверждают, что ситуацию в целом удается контролировать куда лучше, чем три года назад. Так ли это, разбиралась в Берлине корреспондент “Ъ” Галина Дудина.
Фото: Reuters
Фото: Коммерсантъ / Галина Дудина / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Галина Дудина / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Галина Дудина / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Галина Дудина / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Галина Дудина / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Галина Дудина / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Галина Дудина / купить фото
Очередную перепалку из-за разногласий по миграционной политике спровоцировал глава МВД Германии, лидер Христианско-социального союза (ХСС) и бывший многолетний премьер-министр земли Бавария Хорст Зеехофер: в ходе закрытой партийной встречи он не преминул назвать миграцию «матерью всех политических проблем» в ФРГ.
В октябре в Баварии предстоят выборы, и главным конкурентом ХСС, непрерывно правящего там с момента основания ФРГ, неожиданно оказалась правопопулистская и полумаргинальная партия «Альтернатива для Германии» (АдГ), активно подогревающая антииммиграционные настроения. Именно эта партия, созданная в 2014 году и дрейфующая от широкой протестной повестки к популизму и праворадикализму, стала главным бенефициаром миграционного кризиса в ФРГ. Осенью 2017 года партия впервые прошла в парламент страны, несмотря на скандал вокруг ее лидера Александра Гауланда, накануне голосования призвавшего признать «право немцев гордиться успехами немецких солдат в двух мировых войнах». После августовских волнений из-за драки в восточногерманском Хемнице (бывшем Карл-Маркс-Штадте), в которой от рук сирийского и иракского беженца погиб гражданин ФРГ, популярность АдГ скакнула до 17%. По данным опубликованного на прошлой неделе опроса института INSA для таблоида Bild,
«Альтернатива» стала второй по популярности политической силой в стране после Христианско-демократического союза Ангелы Меркель (28,5%), впервые обойдя социал-демократов (16%).
В словах Хорста Зеехофера партнеры по правящей коалиции услышали недвусмысленную критику лично канцлера Меркель, а некоторые даже призвали Хорста Зеехофера подать в отставку. Отмалчиваться не стала и сама канцлер. «Я вижу это иначе,— заявила она в интервью телеканалу RTL.— Миграция — это вызов для нас, где есть и проблемы, и успехи». Какие — можно наблюдать на примере столицы страны, ведь именно туда стремятся попасть большинство беженцев.
«Живого человека нельзя взять и объявить вне закона»
— При Саддаме Хусейне тот парень палачом был, зарабатывал тем, что убивал людей. После смены режима он не захотел оставаться в Ираке и приехал в Германию, подал заявку на получение убежища»,— вспоминает одного из подопечных Штефен Сулимма, соцработник немецкого негосударственного фонда «Контактный и консультационный центр для беженцев и мигрантов» (KuB).
Этот клуб помощи беженцам и мигрантам появился в Берлине еще в 1983 году, с тех пор став крупнейшим в столице НКО по помощи мигрантам. Штефен работает тут два десятилетия и похож то ли на панка, то ли на священника: густая окладистая борода, маленькие очки, темная одежда. Будто в церкви, тут действительно готовы привечать каждого, кто остался без денег и надежды: консультируют даже по отказам в убежище, учат языку, ориентироваться в стране и административной системе, искать работу и жилье, готовят к родам и материнству, находят психологов жертвам военных действий и насилия, водят детей на экскурсии. Все бесплатно: деньги дают немецкие и зарубежные фонды, а также мэрия.
От входа до кабинета, где встречает гостей Штефен,— несколько комнат. Тут светло, чисто, бедно. Есть общая кухня, там готовит парень из Афганистана. Еще несколько мужчин из Африки и Ближнего Востока заполняют документы и просто сидят на продавленных диванах.
«Если человеку некуда больше пойти, мы будем ему помогать, ведь живого человека нельзя взять и объявить вне закона. Многие из них совершили поступки, с которыми я не согласен. Но не моя задача оценивать, вел ли этот человек правильный образ жизни до того: право на убежище по закону имеют те, кто бежит от войны или подвергается политическим преследованиям»,— декларирует Штефен. И уточняет: тот палач-иракец, бежавший в ФРГ, вроде бы тут остался. Но это единственный подобный антипример, который он может вспомнить за 20 лет работы.
Одним из символов подобного немецкого гостеприимства стала фотография 2015 года, на которой сириец из баварского лагеря для беженцев снимает селфи, прижавшись плечом к улыбающейся Ангеле Меркель
Фото: Fabrizio Bensch, Reuters
Похожую толерантную позицию в течение многих лет занимали и власти Германии. Одним из символов подобного немецкого гостеприимства стала фотография 2015 года, на которой сириец из баварского лагеря для беженцев снимает селфи, прижавшись плечом к улыбающейся Ангеле Меркель. Только если в 2000-е в ФРГ подавалось не более 130 тыс. запросов на убежище в год, то с 2014 года эта цифра стала стремительно расти: 202 тыс., 476 тыс., 745 тыс... Параллельно падал процент отказов в предоставлении какого-либо убежища или защиты: с 78% в 2010 до 37% в 2016 году.
В общей сложности за 2014–2017 годы число заявок на убежище, поданных в ФРГ впервые, превысило отметку в 1,5 млн.
Преимущественно это выходцы с Ближнего Востока и из Африки: в лидерах Сирия, Ирак, Афганистан, Эритрея, Иран, Турция, Нигерия. За это же время право так или иначе оставаться в стране получили более 880 тыс. кандидатов в беженцы.
«Все изменилось в 2015 году, когда в сентябре федеральное правительство решило принять значительное число беженцев, добравшихся до Венгрии и надеявшихся попасть в Германию. Решение, принятое из гуманитарных соображений, оказалось крайне противоречивым,— говорит политолог Самуэль Мюллер, эксперт Европейской академии Берлина.— Я полагаю, что те, кто живут в Европе, должны сами решать, кто может сюда въезжать и как тут строить общество. С другой стороны, есть глобальная ответственность за людей, за то, что происходит в таких странах, как Сирия или страны Африки».
Отчеты Федерального ведомства по делам миграции и беженцев (BAMF) свидетельствуют: за три года приток мигрантов удалось резко снизить, договорившись с партнерами по ЕС, а главное — с Турцией и другими соседями Евросоюза. С января по июль нынешнего года заявок набралось всего 96 тыс. (в том числе 250 — из России). Параллельно ужесточено миграционное законодательство, ускоряется процедура отказа, идет взаимодействие со спецслужбами, а для въехавших в страну беженцев создаются условия для интеграции. На национальном и общеевропейском уровнях щедрыми траншами выделяются средства на урегулирование кризиса. Перед журналистами в Берлине распахивают двери ведомств, чтобы показать: ситуация под контролем.
«Бегство — бизнес сезонный»
«С волнами миграции мы сталкивались и раньше, в 1970-е, 1990-е. И когда внезапно приезжает такое число людей, это, конечно, вызов,— признается депутат Бундестага Дирк Визе.— Но, например, сирийские беженцы бегут от войны. И хотя бывают разные инциденты, большинство беженцев — честные люди, с благодарностью принимающие возможность защиты». 35-летний депутат представляет Социал-демократическую партию Германии и регион Северный Рейн—Вестфалия.
Дети мигрантов на уроке немецкого языка в католической школе
Фото: Reuters
«У нас небольшой округ, но во время кризиса мы приняли более тысячи беженцев, из них больше сотни остались. И я видел много положительных примеров: люди учат язык и находят жилье, работу,— отмечает Дирк Визе.— При этом иммиграция в Германию нужна нам чисто по экономическим причинам. Скажем, наш регион промышленный, и компаниям не хватает рабочих рук, притом что в моем родном городе безработица составляет 2%». По словам депутата, решением мог бы стать и новый иммиграционный закон, который бы позволил привлекать в страну квалифицированную рабочую силу, легальных мигрантов. Но пока главный вопрос заключается в том, как принять и обустроить тех, кто уже перебрался в Германию.
Этим в ФРГ занимаются подразделения BAMF. Именно специалисты этого ведомства принимают заявки (с 2014 года — по принципу одного окна), решают, брать ли их на рассмотрение, а затем отклоняют прошение или же одобряют его. Они же отвечают за большую часть интеграционных мер, языковые курсы, депортацию, учет и исследования в этой области.
О том, сколько работы разом свалилось на ведомство, говорит зал ожидания в берлинском центре обработки заявок: ряды комфортных стульев тут отделаны дорогой искусственной кожей. «Когда в 2015 году в Берлин приехали сразу 80 тыс. беженцев, мы открыли этот центр регистрации, а стулья взяли из недостроенного аэропорта Берлин-Бранденбург»,— вспоминает пресс-секретарь BAMF Саша Лангенбах. Аэропорт-долгострой, чье открытие не раз переносилось с 2011 года, так и не заработал, а ряды сидений стоят третий год в центре приема заявок. Число сотрудников центра пришлось с тех пор увеличить со 130 до 500 человек, хотя если в 2015 году в день сыпалось до 800 заявок, то сейчас — 50–70. И это летом, когда дальняя дорога легче и безопаснее. «Бегство — сезонный бизнес»,— пожимает плечами чиновник. Общее число сотрудников BAMF за 15 лет выросло в четыре раза, до 10 тыс. человек.
Типичный путь беженца в Берлине такой: в столицу прилетают на самолете и сообщают, что хотят попросить убежище. Там есть круглосуточный дежурный и медицинский пост, где проверяют, что прибывшим не нужна первая неотложная помощь и что они не больны, например, корью или ветрянкой. Там же обеспечиваются элементарные условия существования: душ, еда, одеяла.
Затем беженцев перевозят в один из центров обработки заявок, где при помощи переводчиков проводят краткое интервью, узнавая, откуда и зачем приехал человек, где его семья и нет ли родственников в других странах Европы (проще туда отпустить сразу). Здесь им объясняют систему получения убежища. Ведь формально основания для того, чтобы остаться в ФРГ, могут быть разные. Во-первых, беженец, которого преследуют по религиозным или политическим мотивам, может получить такой статус по конституции ФРГ или Женевской конвенции о статусе беженцев. Во-вторых, если для убежища оснований не хватает, то государство может на время предоставить так называемую субсидиарную или вспомогательную защиту тем, чья жизнь находится под угрозой, скажем, сирийцам, у которых на родине идет война. Такой статус был придуман после войны в Югославии, чтобы помочь тем, у кого когда-нибудь обстановка на родине наладится. Но работать, перевезти семью и детей в Германию и обращаться за видом на жительство можно уже сейчас. В-третьих, можно даже получить отказ в убежище, но с признанием того факта, что отправлять человека домой слишком опасно, например, из-за заболевания.
Формально слово «беженец» следовало бы употреблять только по отношению к тем, чья заявка уже рассмотрена. Но по-немецки, как и по-русски этим словом давно обозначаются и те, кто легально сбежал в Германию, и те, кто просто бежал из своей страны. Саша Лангенбах и вовсе иногда называет беженцев «клиентами». Как жест уважения в пустующем подвальном помещении даже была выделена зона для совершения намаза, и оставленные коврики напоминают всякому входящему, в каком направлении Мекка. «Здесь в центре приема и регистрации мы относимся к клиентам любезно, но мы не наивны»,— заверяет представитель BAMF. На входе дежурят плечистые охранники.
Собеседник “Ъ” показывает залы, где проходят технические этапы приема заявки,— они выглядят как обычный офис, только на каждом столе санитарный спиртовой гель для рук. Тут снимают фото и отпечатки пальцев, сверяют биометрические данные с европейской базой (вдруг человек уже где-то просил убежища раньше). Документы также проверяют на подлинность, ведь террористы из «Исламского государства» продают поддельные сирийские паспорта по цене в тысячу долларов. При необходимости — обыск в соседней комнате, состоящей будто бы из примерочных кабинок, и проверка телефона: на каком языке пишешь сообщения? Сохранились ли в памяти смартфона геотеги? Если есть такая потребность, можно сделать прививки и тест на беременность, что особенно актуально для женщин, переживших насилие.
Беженец из Ирака в регистрационном центре
Фото: Muhammed Muheisen, AP
Первичный процесс регистрации, получения свидетельства о регистрации и медицинской карточки занимает 3–5 дней — достаточно, чтобы успеть отказать выходцам из балканских стран и тем, кто уже подал прошения в других странах. Остальных переводят в режим ожидания, который в среднем длится три месяца. Такие беженцы направляются в лагерь размещения или в регионы, хотя все хотят в столицу. На время рассмотрения прошения им обеспечат кров, еду по талонам, одежду и первую помощь, но если повезет, то вместе с заявкой будет решен и вопрос о предоставлении пособия: €350 в месяц на взрослого без семьи, чуть меньше — если пара, и около €80 на ребенка. А главное — и эти факторы, согласно различным исследованиям, привлекают беженцев куда больше — возможность остаться в безопасной стране со стабильной экономической и политической ситуацией, с хорошей экологией, достатком воды и развитым рынком труда.
На вопрос о том, есть ли уже на этом этапе ценз на адекватность и отсутствие угрозы для общества, Саша Лангенбах взрывается: «Вы, русские, везде хотите гарантий?!» Проблема действительно деликатная, ведь многие из тех, кто пережил военные действия или политическое преследование, затем находятся в состоянии посттравматического расстройства и могут вести себя подавленно или агрессивно. Но с точки зрения закона это не лишает их права на убежище, если только свое слово не говорят спецслужбы.
В суд против государства
Чиновники из BAMF приводят такие цифры: хотя сегодня можно говорить о «глобальном кризисе миграции», на самом деле, по данным ООН, во всем мире только 3% населения живут не в той стране, в которой родились. Однако для тех, кто сталкивается с переселенцами близко, цифры в глобальном масштабе мало что говорят: важнее, что видишь своими глазами.
Так, в берлинском административном суде статистика фактически перевернулась. Теперь 90% заявок — это судебные разбирательства, связанные с запросом убежища, и всего 10% — другие дела, прежде всего немецких граждан.
На входе посетителей встречают электронные табло с расписанием судебных заседаний и местом проведения слушаний. Половина из них сегодня помечены литерой А, а значит, связаны с миграционными вопросами.
Проще говоря, даже если тебе отказали в убежище, можно нанять адвоката (за счет государства) и подать в суд на государство. Получается, что еще полтора года такие истцы получают пособие, жилье и помощь в интеграции. Именно долгая и дорогая депортация, а еще чаще ее невозможность — одна из главных проблем миграционной системы Германии. Сейчас в административном суде Берлина 21 тыс. незаконченных дел, из них 62% связаны именно с предоставлением убежища. «Три года тому назад наша повседневная работа очень изменилась. Если раньше мы слушали дела, связанные со строительством и образованием, то теперь в основном занимаемся правами мигрантов, и это происходит за счет налогоплательщиков»,— рассказывает судья Штефан Гроскурт. Сам он занимается преимущественно исками граждан Сирии и одновременно выступает официальным представителем городского суда и дает комментарии прессе.
Собеседник “Ъ” буднично перечисляет сложности: из-за увеличения объема делопроизводства не хватает комнат, и судьям даже некуда удалиться для совещания. Судьи перегружены и работой, и эмоционально: например, если беженец включает в дело видеосъемки пыток, которым он якобы был свидетелем на родине, то приходится их отсматривать. Оценить реалии происходящего в другом регионе без знания языка и страны очень сложно, и даже заявители из разных стран по-разному ведут себя в суде в зависимости от уровня образования и культуры страны исхода.
«Каждое решение является индивидуальным. Иногда мы просто не знаем, через какие мучения прошли люди»,— говорит Штефан Гроскурт.
Он разрешает заглянуть в один из множества залов заседания. Там слушают семейную пару таджиков из Афганистана. С ними переводчик с дари и адвокат, двое сыновей не присутствуют. Фразу «Встать, суд идет!» на заседании не говорят.
В Германию они приехали еще в 2015 году через Иран и попросили убежища. Однако в ноябре 2016 года BAMF их заявку отклонил, предписав уехать обратно в Афганистан, ведь конфликт в этой стране, как и тяжелая социально-экономическая ситуация, основанием для предоставления убежища не считается. «Дело в том, что моя жизнь подвергалась опасности, я был 15 лет бизнесменом, у меня были бюро в Дубае, Иране и Афганистане,— берет слово истец.— Потом начались настоящие проблемы, и у меня ничего не осталось. И я не покинул бы страну, если бы мне не угрожали». Его жена на вопрос судьи приводит другой аргумент: у мужа грыжа позвоночного диска и диабет, а у нее была в прошлом году операция на плече и теперь запланирована вторая.
Суду еще потребуется время, чтобы принять решение.
Ангела из Сирии
Как и где живут те, кто ожидает рассмотрения заявки или уже попал под защиту немецкого государства,— это отдельный вопрос для дискуссий, в том числе в немецкой прессе. В 2015 году около 30 тыс. человек пришлось заселить в Берлине в различные временные приюты, включая спортзалы и складские помещения. Сейчас около 20 тыс. живут в зданиях, перестроенных специально под нужды беженцев: в домах и модульных общежитиях, составленных из вагончиков, в каждом из которых есть спальня и санузел. Кроме того, по специальной программе в Берлине строятся 28 современных комплексов проживания беженцев, из них девять уже работают.
Один из таких комплексов мы осматриваем с депутатом регионального парламента Берлина Гуннаром Линдеманом от «Альтернативы для Германия». Он рассказывает, что пошел в депутаты, будучи главой районного родительского комитета и добиваясь, чтобы в местной школе починили отопление. Это заняло несколько лет — а вот деньги на строительство общежития для беженцев стоимостью в €17–20 млн нашлись куда быстрее. Господин Линдеман представляет небогатый спальный район Марцан-Север на окраине бывшего восточного Берлина. «Посмотрите на дороги,— машет он рукой над проезжей частью, сложенной из бетонных блоков, с трещинами, залитыми битумом.— До 40% населения многих улиц тут живут на пособие, школ и детских садов не хватает, и тут за короткое время вырастают такие общежития. Причем прямо между школой и детским садиком». Говоря другими словами, сотни тысяч беженцев оказываются серьезным испытанием для финансовой и социальной системы Германии, а также для демократических убеждений ее жителей.
Каждый из девяти построенных в Берлине новых комплексов общежитий рассчитан примерно на 500 человек и состоит из двух похожих на хрущевки зданий. Мы обходим вдоль забора поздно вечером, когда во всех окнах горит яркий свет. На входе — охрана, и когда мы приближаемся снаружи к дверям комплекса, чтобы прочитать развешенные там объявления (о том, какие вещи можно пожертвовать жильцам), нас просят «покинуть крыльцо и уйти с частной территории». Жители выходить из здания могут, а посторонним вход воспрещен.
И все же внутрь другого такого же комплекса, расположенного неподалеку и работающего под опекой Красного Креста, удается попасть на следующий день вместе с чиновниками BAMF и группой журналистов. Между двумя пятиэтажками — просторная игровая площадка для детей, песочница и качели. Рядом стоянка для велосипедов, садик, беседка, скамейки со столами и новое баскетбольное поле. За забором — футбольное, но оно в плохом состоянии, потому что это районная спортплощадка, а не для беженцев. Для малышей есть игровая комната, дети постарше распределены в школы. Порядок обеспечивают три десятка сотрудников: директор, соцработники, нянечки, уборщица, координаторы и социальные ассистенты, охрана.
Концепция зданий была разработана федеральной землей Берлин после пика приездов 2015 года. Теперь французские окна в пол почти все изнутри прикрыты занавесками, тканью, одно — немецким флагом. Все сделано на совесть: стеклопакеты, теплый пол в квартирах, стиральные и сушильные машины Miele в прачечной. «Это все немецкие товары, и никто еще не оценил, какой импульс придал немецкой экономике этот кризис, создавая рабочие места и обеспечивая заказы для немецких строителей и производителей»,— рассуждает в разговоре с “Ъ” один из местных чиновников, объясняя: если проблемных беженцев поселить не в такие дома, а в нищету, то ситуация точно станет взрывоопасной.
Мы проходим внутрь: на первом этаже безбарьерные квартиры для инвалидов, подъезды с пандусами. В паре подъездов женские этажи, куда селят женщин с детьми или без, но без мужчин, чтобы те, кто пережил насилие, освоились на новом месте. Семьи побольше селят в квартиры с парой спален, санузлом и простой дешевой мебелью. Поменьше — в комнаты в блоках коридорного типа, с общей кухней, где можно готовить, но нельзя оставлять свою посуду. Пока везде чистота.
Директор комплекса заверяет: у нее тут в целом живут мирно, и беженцы признательны за помощь и защиту — вот, в прошлом году одну из сирийских новорожденных сирийских девочек даже назвали Ангелой.
Однако экстраполировать положительный опыт на всех сложно: в Берлин приехали 80 тыс. человек, из них около половины смогли остаться, из них четверть — дети. Выходит, что Берлине около 30 тыс. взрослых, которых нужно интегрировать.
«Я очень рада, что тут оказалась, и для детей тут прекрасные условия»,— медленно, но на хорошем немецком говорит одна из женщин, проживающих в комплексе. Она представляется как Мина Молае и объясняет, что с друзьями, мужем и ребенком бежала из Ирана, будучи христианкой. Путешествие через Балканы и Турцию обошлось в 15 млн реал на человека — это около €1,2 тыс. На родине, говорит Мина, она не могла ходить в церковь, а тут церковь — в двух остановках. Тегеран, говорит, от религиозного Мешхеда, откуда родом ее семья, «далеко».
Мина Молае (справа) приехала в Германию из Ирана. Добирались через Турцию и Балканы с друзьями, мужем и детьми. Мина освоила базовый немецкий, но в случае сомнений сверяется с соцработниками-переводчиками. Среди них есть работники, владеющие фарси, арабским и русским
Фото: Галина Дудина, Коммерсантъ
Младшая дочка родилась уже тут. В Иране Мина работала водителем такси и хочет вернуться к этой работе, когда дочь подрастет.
— Хотите вернуться? — спрашиваю.
— Хочу, конечно! Если ситуация на родине изменится.