ФОТО: ИЛЬЯ ПИТАЕВ |
Очень большое впечатление на чеченцев произвело обращение Владимира Путина к чеченскому народу. Это обращение местные телеканалы показали семь раз. Простые чеченцы, с которыми я общалась на избирательных участках, в школах и на рынках, говорили, что президент продемонстрировал уважение россиян к народу Чечни.
— Спасибо Путину, что он считает нас людьми,— сказал мне пожилой житель Серноводска Месхи Хатуев.— За эту войну к нам никто не обращался, никто не просил нас о поддержке. Мы были бандитами, террористами, пушечным мясом — но не гражданами России.
За два дня до референдума вышло особое распоряжение, засекречивающее всю информацию о чрезвычайных происшествиях в республике. А так как основная часть журналистов находилась под контролем (на территории правительственного городка, в жилом городке грозненских электриков или в 46-й бригаде внутренних войск), то и подготовка к референдуму, и сам референдум, по официальным данным, прошли на удивление тихо.
На самом деле все происходило как обычно: люди в масках на бронетранспортерах забирали молодых мужчин и увозили в неизвестном направлении, по ночам обстреливались села, очереди на блокпостах не уменьшались. В ночь перед референдумом по всей республике обстреливали избирательные участки и поселковые администрации. В урус-мартановском селе Рошни-Чу боевики сожгли администрацию. В Серноводске и станице Асиновской Сунженского района 22 марта поздно вечером несколько отрядов напали на избирательные участки. Выстрелом из гранатомета был сожжен участок #7 в Грозном.
Самый страшный случай произошел в промасхадовском селении Ялхой-Мокх. Боевики напали на участок, который охраняли семеро милиционеров — шестеро чеченцев и один контрактник из России. Всех их боевики забрали с собой. Наутро чеченцев вернули в село — напуганных, но невредимых. А контрактник исчез. Только самые осведомленные люди в погонах знали, что ему отрубили голову и подбросили страшный трофей к избирательному участку.
Я спросила у командира чеченского ОМОНа Булади Дахиева, как чеченцы-милиционеры позволили учинить расправу над своим сослуживцем. Омоновец сначала сделал вид, что не понимает, о чем идет речь: мол, никакой отрубленной головы не было, просто исчез контрактник. Потом Булади сдался.
— Знаешь, мне очень стыдно,— сказал он.— За тех чеченцев, кто там был. Это не мужчины. У меня в ОМОНе тоже есть один контрактник, из Владикавказа. Когда шел бой в Серноводске, мои ребята накрыли его собой.
Честно говоря, я не рассчитывал 23 марта увидеть на избирательном участке толпу алханкалинцев, явившихся проголосовать. Однако произошло невероятное: многим местным жителям пришлось даже выстоять очередь за бюллетенями.
— Я, откровенно говоря, не собирался голосовать: побаивался,— сказал мне преподаватель местной школы Мовсар Абдулкеримов.— Но потом как-то стыдно стало за свой страх. Иду, а все думаю: идти — не идти?.. Сосед идет. Спрашивает: ты куда, голосовать, что ли? Да, говорю. А он говорит: я тоже с тобой. Пока дошли, нас уже было человек тридцать. Вместе как-то было и не страшно. Да почему мы их (боевиков.— "Власть") должны были бояться?!
Действительно, многих чеченцев на избирательные участки привела не агитация властей, а, наоборот, угрозы боевиков. На избирательном участке #377 Заводского района Грозного я оказался рядом с мужчиной лет 30-35 в тот момент, когда он опускал бюллетень в урну. Поймав на себе мой взгляд, хотя я ни о чем и не спрашивал, мужчина заговорил сам: "Можете записать мою фамилию: Рамзан Мантуев. Я никого не боюсь. Скажу вам откровенно: мне наплевать на эту конституцию, я пришел сюда из-за чувства протеста. Я что, не мужчина?! Пусть мне никто не указывает, что делать!"
|
|
|
|
|
|
23 марта в Чечне стало праздником. Я наблюдала, как рядом с избирательным участком в центре Урус-Мартана джигиты отплясывали лезгинку. Здесь уже знали про сожженную администрацию в соседнем Рошни-Чу и про бои в Серноводске, но никто не паниковал.
Ахмат Кадыров голосовал в своем родном селе Центорой. Вошел он на территорию избирательного участка несколько настороженно. А вышел улыбаясь. Оказалось, что на участке Кадырова приветствовали аплодисментами. Растроганный Ахмат-хаджи тут же подарил толстую золотую цепь своей односельчанке, которая оказалась поблизости. Но этим щедрым поступком решил не ограничиваться.
— Кто-нибудь родился в селе? — обратился он к главе администрации Центороя.
— Нет,— растерялся тот.— К сожалению, никто.
— Надо, чтобы кто-нибудь родил,— тихо сказали в окружении Кадырова.
— Вот ты и роди,— ткнул пальцем в грудь говорившего глава республики. Все засмеялись.
Премьер Чечни Анатолий Попов спросил, куда правительственная делегация поедет дальше.
— В Аллерой,— гордо бросил Кадыров.— На родину Масхадова.
Чиновники нервно заозирались. Но в Аллерое тоже было хорошо и весело. И в Ножай-Юрте, куда заехали руководители республики напоследок, тоже все танцевали и радовались.
Вечером в доме у грозненского жителя Арби я увидела по местному телевидению репортаж из роддома. "Обычно у нас рождается пять-шесть младенцев в день,— говорил в камеру медик.— А в этот день сразу двадцать восемь новорожденных!" А одна из рожениц радостно сказала: "Я сегодня родила! Спасибо Ахмату-хаджи!" Арби захохотал.
— При чем тут Ахмат-хаджи? — удивилась я.
— Всем, кто родил в этот день, Кадыров выделил по десять тысяч рублей,— пояснил Арби.— У нас тут даже шутили: мол, девочек будут называть Конституциями, а мальчиков — Референдумами.
— Теперь я понял, для чего проводилась такая необычная зачистка,— говорит Ахмед.— Нас переписывали, чтобы занести в избирательные списки. Хорошо, что я все-таки пошел голосовать, а то ведь легко могли вычислить. И тогда жди неприятностей.
Из боязни попасть в немилость к властям пошли на избирательные участки мелкие чиновники. Некоторые, правда, не называясь, признавались, что главы районных администраций их откровенно предупреждали: не пойдете голосовать — приносите заявление об увольнении. Кто же хочет потерять работу, когда кругом массовая безработица? Даже ставшие расстрельными должности глав сельских администраций в Чечне ни одного дня не остаются вакантными. За любую сколько-нибудь оплачиваемую работу в республике буквально дерутся. А уж на референдум сходить — да пожалуйста!
24 марта избирком Чечни подводил итоги. Его председатель Абдул-Керим Арсаханов заявил, что проголосовало уже 80% и что эта цифра дает право объявить референдум состоявшимся. Иностранные корреспонденты почему-то засмеялись.
— Мы были на избирательном участке,— сказал один из них.— Там у вас 400 избирателей проходило по основному списку, а еще 400 — по дополнительному. А что это за люди и сколько же всего этих дополнительных списков по Чечне?
Вообще-то дополнительных списков как таковых не было. Просто в основные списки — в них числилось 543 770 избирателей — вносили еще и граждан с чеченской пропиской, живущих за пределами Чечни. Однако обязательное условие чеченской прописки, похоже, не соблюдали — например, на избирательном участке на территории 46-й бригады внутренних войск, где ночевали иностранные корреспонденты. Один из них, француз, несколько раз заходил на избирательный участок и просил внести его фамилию в списки голосующих. И благополучно голосовал. Когда он рассказал об этом Арсаханову, тот отмахнулся: "Даже если так и было, то ваши голоса не повлияли на результаты референдума".
— А как проголосовали в родовых селах Дудаева и Масхадова? — задал вопрос другой иностранец.
— У нас нет таких данных! — почему-то разозлился Арсаханов.
— Но у вас есть данные по селам,— настаивал журналист.
— Послушайте! Я даже не знаю, где родовые села Масхадова и Дудаева! — возмутился председатель избиркома.— Вы специально задаете каверзные вопросы — значит, вы не настроены на конструктивное общение!
Голосовать за других на референдуме не разрешали. Но за себя, если у тебя в паспорте чеченская прописка, ты мог проголосовать ровно столько, на скольких участках успеешь побывать. Например, мне, как жителю Грозного, на всех трех участках, где я побывал, настойчиво пытались всучить бюллетень, вписав в дополнительный список. В воскресенье, когда оглашались предварительные итоги явки избирателей, я спросил Абдул-Керима Арсаханова, не является ли это нарушением. Арсаханова мой вопрос нисколько не смутил:
— Даже если бы вы успели проголосовать на всех 418 участках, то это погоды на результатах не сделало бы.
— А если бы так поступил не я один?
— У нас люди сознательные — не то, что вы, журналисты!
— А можно мне остаться на ночь в избиркоме при подсчете бюллетеней? — спросил я тогда.
— Нет, нельзя,— был ответ.
На улице, недалеко от избиркома, ко мне подходит председатель Шелковской территориальной избирательной комиссии Рамзан Байраков. Он пребывает в отменном настроении.
— Большое дело сделали. Началась мирная жизнь, закончилась война — вот что важно. Даже те, кто сомневался или сочувствовал боевикам, пришли и проголосовали, я лично видел. Это значит, что они за мир.
— Может быть, им слишком много пообещали?
— А что нам можно было пообещать? Конечно, обращение Путина было важным моментом. Но все, что обещалось — компенсации за жилье и амнистия участникам НВФ,— обещалось и раньше. Люди сами поняли, что с конституцией закончится война, и вот поэтому она закончилась.
— Голосовать пойдете? — спрашивает у своих подопечных сопровождающий меня комендант общежития Ислам Сайдаев.
— А как же, пойдем, конечно! Нам компенсацию обещали. В первую очередь. Хватит так жить!
— А за что будет голосовать, знаете? — встреваю я.
— А как же, знаем, конечно. За референдум будем голосовать.
— За конституцию,— поправляет комендант.
— И за конституцию тоже,— соглашаются женщины.
Вернувшиеся домой чеченские беженцы уверены в том, что если они пойдут голосовать, то окажутся в первых списках на получение компенсационных выплат. Поэтому они твердо решили принять участие в референдуме. Несмотря на то что все помнят, что получилось с компенсациями в прошлую военную кампанию,— сполна свои деньги получили лишь первые несколько тысяч человек. Остальным пришлось "откатывать" чиновникам до 50% причитающейся суммы. И даже таким образом получить компенсации удалось не более 10% пострадавших.
"Все равно ничего не изменится!"
Но от референдума по новой чеченской конституции было просто некуда деться. Репортажей о нем оказалось куда больше, чем каналов. Все выглядело так же, как и 15-20 лет назад. Члены избирательной комиссии с ленцой танцевали лезгинку у входа на избирательный участок, а граждане без малейшего видимого удовольствия совершали акт волеизъявления. Рискну предположить, что и власти относились к выборам с тем же вниманием, что и раньше. Обычно от Грозного в высший законодательный орган избирался какой-нибудь маршал и бессмертный друг детей Сергей Михалков. Но во время моих последних выборов в Грозном там почему-то баллотировался генпрокурор СССР Александр Сухарев. Времена были перестроечные, и потому райком во избежание провала рекомендовал председателю избирательной комиссии положить в кабинки для голосования карандаши вместо ручек. Естественно, снабдив комиссию соответствующим количеством ластиков. Но вот с явкой дело никак не ладилось. И как только поток избирателей совсем иссыхал, члены комиссии как бы невзначай брали бюллетени и нервно рысили к урнам для голосования. Но вдруг, за десять минут до закрытия, на участок ввалилась толпа избирателей. После вскрытия урн, работы ластиком и подсчета голосов оказалось, что за генпрокурора на этом участке проголосовало 102% избирателей. Да и как было не проголосовать за кандидатов нерушимого блока коммунистов и беспартийных? За многие годы советской власти в Чечне лишь один избиратель — студент Грозненского нефтяного института — попытался проголосовать против. Он вычеркнул всех кандидатов и написал: "Все равно ничего не изменится!" Для него лично изменилось. Бюллетень отправили в КГБ. Там его вычислили и вскоре выгнали из института. А вот в избирательной системе, судя по результатам чеченского референдума, действительно ничего не изменилось. ЕВГЕНИЙ ЖИРНОВ, обозреватель |