Программа 18-й Biennale de la danse как никогда богата новинками: 12 мировых и 11 французских премьер на 20 дней фестиваля. Новые спектакли хореографов-корифеев Маги Марен и Мурада Мерзуки посмотрела Татьяна Кузнецова.
Фото: Christian Ganet
Эти авторы, руководители трупп, не просто гости фестиваля: их жизнь и карьера тесно переплелись с Лионом, свои новые спектакли они обычно представляют именно здесь, на биеннале. В этом году оба — и Маги Марен, представительница первого поколения французской «новой волны», автор спектаклей, вошедших в историю танца, и Мурад Мерзуки, лидер французского хип-хопа, первым в стране ассимилировавший этот уличный жанр для профессиональной сцены,— сделали все, чтобы обмануть ожидания зрителей. Первая поставила спектакль совсем без танца, второй — почти без хип-хопа, во всяком случае без фирменных трюков этого соревновательного жанра.
Собственно, герои Маги Марен и раньше особо не выплясывали. Сочинив для спектакля несколько шлягерных танцевальных комбинаций, хореограф обычно сосредотачивалась на психологических портретах: каждый из ее персонажей вытанцовывал нехитрые па по-своему, отягощенный грузом прожитых лет, особенностями характера и взаимоотношениями с окружающими. Социальная активность — другая отличительная черта хореографа: Маги Марен, выросшая в Тулузе дочь испанского эмигранта-республиканца, во всех спектаклях проявляет гражданскую позицию, с изрядной страстью обличая грехи нашего мира — насилие, продажность, политиканство, цинизм, жестокость к простому человеку.
На сей раз неуемная 67-летняя шестидесятница, вдохновившись капитальным трудом Фредерика Лордона, который, в свою очередь, черпал идеи у Спинозы и Маркса, в очередной раз накидывается на «общество потребления». В ее новом спектакле «На вершине горного хребта» на сцене выстроен прозрачный лабиринт с шестью прозрачными комнатками. Шесть персонажей заваливают свои клетушки разнообразными предметами, битых 60 минут таская из-за кулис упаковки пива, воды, туалетной бумаги, одежду и обувь, магнитофоны и ноутбуки, телевизоры и микроволновки, цветы в горшках, чучела животных, бумажные гирлянды, картины и фотографии в рамках — центральное место в образовавшейся гигантской барахолке занимает портрет Карла Маркса. Уверенно избегая столкновений в прозрачных коридорах, немолодые артисты ходят быстро и слаженно (три шага — пауза или три шага — подскок) — в согласии с беспрестанно зудящим ритмом, явно копирующем равелевское «Болеро».
Антиконсюмеристская мысль Марен ясна с первых шагов ее артистов (хотя категоричность автора вызывает внутренний протест, ведь даже аскету трудно обойтись без туалетной бумаги), а поскольку хореограф принципиально не оживляет спектакль ее развитием (ни танцем, ни характерностью персонажей, ни их взаимоотношениями), то кажется, что зрителя держат за двоечника. Надежда на то, что буксующее действо выскочит из колеи, возникает дважды: когда два пожилых потребителя вдруг жадно целуются на перекрестье коридоров и когда все артисты раздеваются донага, тактично прикрывая вещами особо интимные места. Но, похоже, эти встряски — своего рода будильник для некоторых задремавших зрителей: мерное движение персонажей возобновляется, будто никаких происшествий не было, пока погасший свет не сигнализирует о финале спектакля. Себя и своих артистов Маги Марен уподобила альпинистам, отважно штурмующим горный пик капитализма (отсюда и название спектакля), однако к творческим подвигам «Вершину горного хребта» причислить трудно.
Мурад Мерзуки тоже увлекся скалолазанием, подняв с грешной земли своих асов хип-хопа из компании «Кафиг» в спектакле «Вертикаль». Сценограф Бенжамен Лебретон выстроил на сцене пять высоких продолговатых панелей; на этих вертикалях, привязанные за пояс резиновыми жгутами, и «танцуют» артисты, раскачиваясь вдоль и поперек сцены, сигая с шестиметровой высоты на пол, цепляясь в поддержках за оставшихся на полу коллег и вновь взмывая ввысь. Воображение зрителей может прочитать метафору как отчаянное стремление к мечте или современную Голгофу либо попросту увидеть панели высоток неблагополучных городских окраин — хореограф не настаивает на конкретностях, нажимая на эмоции. Попсовая музыка Армана Амара придает полуцирковым полетам должный надрыв, артисты, исполненные пафоса от осознания своей высокой общественно-культурной миссии, работают навзрыд. В труппе появились женщины с явно гимнастическим прошлым (одна даже с по-балерински культурной стопой), соответственно, в хореографии оказались арабески, туры с прогнутой спиной, зачатки обводок, медленные пор-де-бра и прочие «балетности», изничтожившие хип-хоповские лихости как низший жанр.
А жаль, сценический хип-хоп — фирменный знак и личное достижение Мурада Мерзуки, а вот вертикалей в истории было много. Стены домов американцы-постмодернисты обжили еще в 1960-х годах, вертикальные панели присвоил один из корифеев «новой волны» Режис Обадья, Анжелен Прельжокаж в «Белоснежке» подвесил своих гномов на таких же резиновых лонжах. Но, похоже, каждому хореографу требуется изобрести свой велосипед, а публика, возбужденная экстремальностью изобретения и энтузиазмом изобретателя, всегда его поддержит.