Зачем российским памятникам статус объекта Всемирного наследия ЮНЕСКО
В Новгороде в конце сентября прошел II Международный научный симпозиум российского Национального комитета ИКОМОС — Международного Совета по сохранению памятников и достопримечательных мест.
ИКОМОС, если кто не знает,— крайне важная инстанция для страны, памятники которой входят в Список Всемирного наследия ЮНЕСКО или готовятся к включению в таковой. Эксперты и наблюдательные миссии ИКОМОС приезжают на объекты, изучают их состояние, управление, перспективы, готовят доклады о том, как та или иная страна исполняет международные обязательства по сохранению объектов Всемирного наследия и соблюдению соответствующей Конвенции ЮНЕСКО (принята в 1972 году; СССР присоединился к ней в 1988-м; Россия-правопреемница приняла его эстафету). В ИКОМОС же оценивают заявки (номинации) на включение во Всемирное наследие новых объектов и готовят решения Комитета Всемирного наследия ЮНЕСКО.
В Новгороде, где параллельно с симпозиумом провели и ежегодную конференцию российского комитета ИКОМОС, само собой, обсуждали проблемы и перспективы наших объектов Всемирного наследия — от Соловков до Казани и Свияжска. Зашла речь и о новых — уже поданных и гипотетических — номинациях.
И тут, конечно, вспомнили о сгоревшей в августе 2018-го деревянной Успенской церкви в карельской Кондопоге. Не просто так, а потому что прозвучало предложение выдвинуть в ЮНЕСКО от России новую (так называемую серийную, то есть объединяющую несколько расположенных в разных местах объектов) номинацию: «Шедевры русского деревянного зодчества». Идея эта обсуждается не первый год, и церковь Успения в Кондопоге во всех списках этой номинации была номером первым. Теперь кондопожской церкви, даже если ее восстановят, в списках ЮНЕСКО не бывать: для международных экспертов подлинность памятника остается превыше благих намерений.
Но не в данном случае дело. «Шедевры русского деревянного зодчества» обсуждаются долго и будут обсуждаться еще очень долго не потому, что кто-то сомневается в их всемирной, или, если говорить языком документов ЮНЕСКО, универсальной ценности. Все международные эксперты давно признают уникальность нашего деревянного наследия, причем не только храмов Русского Севера, но и старинной жилой застройки городов Центральной России и Сибири. (Той самой, что у нас с легкостью повсеместно пускается под бульдозер.)
Проблемы с нашей «деревянной номинацией» в ЮНЕСКО даже не в том, что неясно, как управлять (а ЮНЕСКО требует подробные «планы управления») объектами, разбросанными по разным регионам и находящимися в разной собственности.
Проблема в том, что в ЮНЕСКО невозможно выдвигать наследие, находящееся в мизерабельном (жалком, ничтожном) виде.
Что могла бы Россия продемонстрировать сегодня международным экспертам в части своих деревянных шедевров?
Сожженную Кондопогу? Разобранную для переноса в соседнее село церковь XVII века из карельского Яндомозера, бревна которой два года потом собирали вдоль дороги и так и не собранную до сих пор? Разобранный и не сложенный, хотя вышли все сроки, Успенский собор в Кеми? Остановленную пять лет назад за многочисленные нарушения всех профессиональных норм и правил и не возобновленную доселе реставрацию ярусного храма Ильи Пророка в вологодском Белозерске? Только-только восстановленный после обрушения 2009-м храм в Палтоге (та же Вологда)? Полусгоревшую три года назад и даже не законсервированную толком Успенскую церковь в Иванове?..
Список можно продолжать, но не стоит. Ведь уважаемые российские эксперты, собиравшиеся в Новгороде на симпозиум, все это знают прекрасно, гораздо лучше меня. Однако же предлагают вынести «Шедевры русского деревянного зодчества» на суд ЮНЕСКО. Почему?
Рискну предположить — потому что не видят иного выхода спасти эти шедевры.
В России действует специальное поручение президента Владимира Путина о расширении отечественного представительства в списках ЮНЕСКО. Минкультуры ведет на этот счет многолетний уже диалог с регионами, новые номинации готовятся, обсуждаются, дополняются — чтобы в ЮНЕСКО не вышло конфуза при рассмотрении.
Зачем вообще государства стремятся внести свои объекты в заветный список? Понятно, что это вопрос международного престижа. Известно также, что это в конечном счете приносит не только славу, но и доходы. Объект Всемирного наследия по определению притягивает туристов. Многие путешественники, китайские в особенности, даже не разбираются заранее в лоции: раз объект ЮНЕСКО — надо ехать. Этакий международный знак историко-культурного качества.
В России все эти факторы, разумеется, действуют. Татарстан, например, и гордится сразу тремя объектами Всемирного наследия, и туристический прирост считает — не зря же Всемирное наследие в республике курирует почтенный Минтимер Шаймиев.
Однако есть, несомненно, еще один фактор, на который надеются и эксперты, и градозащитники. Статус памятников ЮНЕСКО означает государственную заботу, надежное финансирование реставрации и сохранения, соблюдение международных и национальных законов об охране культурного наследия. А мнение экспертов ИКОМОС помогает отразить агрессию современной «цивилизации» на заповедные территории гораздо действеннее, чем усилия отечественных госорганов охраны, не говоря уж об общественниках.
Пока в скандальную ситуацию с сооружением нового музейного комплекса на Соловецких островах, в непосредственной близости от знаменитого монастыря, не вмешались международные эксперты — строительство продолжалось, несмотря на все протесты экспертов отечественных. Теперь оно заморожено, и мрачный бетонный остов «украшает» архипелаг, дожидаясь не то реконструкции, не то разборки.
Если бы не рекомендации международной миссии, стеклянный сундук новой гостиницы на Варварке, 14, в охранной зоне Московского Кремля, уже давно был бы построен.
Именно к мнению ЮНЕСКО апеллировали и по другим тревожным адресам, будь то комплекс на Софийской набережной, напротив Кремля, в Москве, или в свое время «Охта-центр» в Петербурге, новый собор в Ярославле и др.
Не всегда, конечно, ЮНЕСКО приходит на помощь, но этой помощи всегда ждут. Даже и на Охте, поскольку «Лахта-центр» не отменил строительных намерений на несостоявшемся месте: они теперь скромнее, но по-прежнему угрожают ценнейшему объекту средневековой археологии, «удлиняющему» историю Петербурга на несколько веков.
Честно говоря, вся эта ситуация кажется мне горькой и унизительной: ЮНЕСКО выступает в роли этакого «заграничного обкома», который поможет в случае чего обуздать чересчур ретивых отечественных градоначальников и градостроителей. Признать эту роль — значит расписаться в недееспособности национальной системы охраны культурного наследия.
А ведь наши эксперты, повторюсь, все прекрасно понимают, не хуже заграничных. Что от крепостей Ниеншанца и Ландскроны на Охте нельзя оставить только несколько фрагментов. Что в охранной зоне Московского Кремля нельзя строить 5-этажные коробки и громоздить стеклянные фасады. Что для модернистской архитектуры площадка в центре Ярославля, рядом с Митрополичьими палатами XVII века — не лучший адрес. Что окрестности Соловецкого монастыря — не место для экспериментов с громоздкими архитектурными объемами сомнительного качества. И наконец, что уцелевшие шедевры русского деревянного зодчества требуют вдумчивой и бережной реставрации руками мастеров, а не скоропалительного освоения денег по госконтрактам.
На ЮНЕСКО, конечно, можно надеяться, но оно не будет охранять наши памятники ни вместо нас, ни от нас. У него, в общем-то, другие задачи.