Нобелевскую премию по медицине в 2018 году получили ученые за исследования в области иммунотерапии — нового способа лечения рака. Иммунотерапевтические препараты против рака используются в мире с 2011 года, но в Россию пришли лишь в 2015–2016 годах. “Ъ” попытался разобраться, насколько такие препараты доступны российским пациентам.
Фото: AFP
Фото: AP / Bebeto Matthews
Нобелевский комитет присудил премию 2018 года по медицине 70-летнему Джеймсу Эллисону (США) и 76-летнему Тасуку Хондзё (Япония) за исследования в области нового вида лечения рака — иммунотерапии, которая работает «за счет подавления негативной иммунной регуляции». «Ученые долго искали у онкобольных нарушения иммунитета, но оказалось, что ситуация иная: опухоль, чтобы расти, сама секретирует супрессоры (белки, подавляющие рост других генов.— “Ъ”) иммунитета»,— пояснил “Ъ” глава отдела биологии опухолевого роста НИИ онкологии им. Н. Н. Петрова Евгений Имянитов. Разработки нобелевских лауреатов привели к появлению препаратов, которые активируют иммунитет, приводя к уничтожению опухоли.
Замдиректора по лечебной работе НИИ клинической онкологии Национального медицинского исследовательского центра (НМИЦ) онкологии им. Н. Н. Блохина Константин Лактионов в разговоре с “Ъ” объяснил решение Нобелевского комитета тем, что «онкология в ведущих западных странах выходит на первые места в структуре смертности населения». «В онкологии действительно прорывом последних пяти-семи лет стала иммунотерапия злокачественных опухолей»,— сказал господин Лактионов. По его словам, в мире наиболее «длительные установленные результаты» использования иммунотерапии зафиксированы для меланомы: «Она очень плохо поддается традиционным методам лечения, а на иммунотерапии 25–30% пациентов живут уже более десяти лет, что является для этой патологии небывалым доселе результатом. Более того, создается впечатление, что эти пациенты имеют шансы на выздоровление». Господин Лактионов подчеркнул, что иммунотерапия применяется только около десяти лет. «В мире есть и шестилетние результаты по лечению рака легкого, это тоже очень неплохие результаты: выживаемость пациентов, которые получали иммунотерапию, повысилась в четыре раза. Мы надеемся, что эти пациенты могут быть излечены»,— пояснил эксперт.
Константин Лактионов отметил, что российских иммунотерапевтических препаратов пока нет, однако две российские фармкомпании в настоящее время проводят клинические исследования. «У российских пациентов есть доступ к большому количеству международных клинических исследований. В них приняли участие уже несколько тысяч российских пациентов с разными диагнозами, это в первую очередь меланома, рак легкого, мочевого пузыря, опухоли головы и шеи».
Господин Лактионов также сообщил, что в России зарубежные иммунотерапевтические «препараты закупаются, но пока это еще очень дорогостоящее лечение»: «Есть разные режимы введения, но два месяца лечения стоят примерно около 1 млн руб.». Ряд зарубежных иммунотерапевтических препаратов включены в перечень жизненно необходимых и важнейших лекарственных препаратов. Правда, попадание в этот список «еще не гарантирует их доступность», так как она зависит от региональных бюджетов, напоминает член правления Российского общества клинической онкологии (RUSSCO), руководитель онкологического отделения противоопухолевой терапии ЦКБ управления делами президента РФ Дмитрий Носов. «Эти препараты очень хорошо работают, но в ограниченной популяции больных,— сказал эксперт.— Это не панацея для всех онкобольных, они эффективны в среднем у 30–40% пациентов и не при всех заболеваниях, но высокоэффективны, то есть способны излечить рак на запущенных стадиях, только у 10% пациентов. Мы, клиницисты, пока не можем использовать эти препараты рационально. Как только мы поймем, у какого именно пациента мы сможем излечить рак с помощью этого подхода, соответственно, это поможет решить вопрос доступности, так как мы будем назначать этот препарат не всем подряд, а только ограниченной группе пациентов, у которых самый высокий шанс добиться наиболее выраженного эффекта». По просьбе “Ъ” господин Носов попытался оценить потребность российских пациентов в иммунотерапевтических препаратах. «Если взять только рак почки, то число нуждающихся в этом виде терапии составляет около 5–7 тыс. человек в год. У рака легкого цифры должны быть больше, при меланоме цифры должны быть сопоставимы с раком почки. Как удовлетворяется эта потребность, статистики нет, но ясно, что редкие больные способны получить данный вид терапии из-за ее стоимости. Единичные регионы способны закупать для своих больных такие препараты в необходимом объеме».
Член правления RUSSCO, руководитель отдела мультидисциплинарной онкологии НМИЦ детской гематологии, онкологии и иммунологии им. Д. Рогачева Николай Жуков отметил, что «в мире иммунотерапевтические препараты одобрены для клинического применения по 14 онкологическим нозологиям, в России же только по 9»: «Есть препараты этого класса, которые зарегистрированы за рубежом, но не зарегистрированы у нас. Зарубежные компании либо подали документы на регистрацию в России, но пока не были одобрены, либо вообще не подавали, руководствуясь, например, экономическими причинами». Он также отметил, что в России препараты этого вида были зарегистрированы с большим опозданием: «Если первый иммуноонкологический препарат в Европе и США зарегистрировался в 2011 году, у нас только в 2015–2016 годах».